Вот Илья Ильич и Ольга впервые после нечаянного признания героя в чувстве к девушке «сошлись лицом к лицу» в весенней парковой аллее (с. 162). Илья Ильич, считая, что тогда он «испугал, оскорбил» Ольгу, хочет покаяться («Мне отчего-то неловко, жжет меня, — прошептал Обломов, не глядя на нее»), «Она молча сорвала ветку сирени и нюхала ее, закрыв лицо и нос. — Понюхайте, как хорошо пахнет! — сказала она и закрыла нос и ему» (с. 163). Так сирень передала герою как бы воздушный поцелуй девушки, в глубине души вовсе не обиженной на Обломова. Тот, однако, не внял этому знаку и все винится за свое признание, неловко называя его даже «неправдой». И раздосадованная героиня «сильно рванула ветку с дерева, оторвала губами один листок и потом тотчас же бросила ветку и листок на дорожку» (с. 164). В горле Ольги «стояли слезы», отхлынувшие от ее груди только после повторного невольного объяснения Ильи Ильича в любви к ней: «вдруг лицо ее озарилось лучом улыбки», и «она, не оборачиваясь, протянула ему назад руку; он схватил ее, поцеловал в ладонь; она тихо сжала его губы и мгновенно порхнула в стеклянную дверь, а он остался как вкопанный» (с. 166). А затем, пойдя «по той же аллее» и набредя на «ветку сирени, которую она сорвала и с досадой бросила», Обломов задумался «Отчего это она?», стал «соображать, припоминать» и, наконец, обозвав себя «дураком», понял причину Ольгиной досады т. е. что и он любим.

«Но… она, — вскоре тем не менее пугается робкий, не смеющий поверить своему счастью Илья Ильич, — однако ж не сказала, что любит!..» (с. 171). И тут снова и уже окончательно героев выручает ветка сирени, которую на очередной встрече с девушкой Обломов с умыслом держит в руке:

«— Что это у вас? — спросила она.

— Ветка.

— Какая ветка?

— Вы видите: сиреневая.

— Где вы ее взяли? Тут нет сирени. Где вы шли?

— Это вы давеча сорвали и бросили.

— Зачем же вы подняли?

— Так, мне нравится, что вы… с досадой бросили ее.

— Нравится досада — это новость! Отчего?

— Не скажу».

Но слов и не понадобилось. Чуткая Ольга поняла, что не только по-прежнему любима Ильей Ильичем, но и он отныне знает, что она отвечает ему тем же чувством: «Потом лицо ее наполнилось постепенно сознанием; в каждую черту пробрался луч мысли <…>, все лицо озарилось догадкою… <…> Она уже знала мысль Обломова» (с. 172).

Полюбив и объяснившись с любимым, героиня «Обломова», на которую «эти два часа и следующие три-четыре дня <…> сделали <…> глубокое действие, двинули ее далеко вперед» в «развитии всех сторон души» (с. 177), как бы перешагнула, согласно романисту, психологический рубеж, отделяющий женщину от девушки, что и отразилось в более ответственном и вместе с тем спокойном и ровном, чем прежде, отношении к Илье Ильичу. И вновь герой, не поняв этой перемены, сомневается в Ольгином чувстве к нему и несколько дней избегает встреч с любимой.

Но вот, придя по ее зову в парк, он находит ее на скамье «недалеко от того места, где она сорвала и бросила ветку». По словам Ольги, она «нарочно села здесь, в той аллее», полагая, что Обломов «непременно пройдет по ней» (с. 181). Примечателен и узор, который она вышивает: это ветка сирени. Кажется, уже этих знаков довольно, чтобы сомнения Ильи Ильича рассеялись. Однако этого не происходит, и герой даже заявляет об отсутствии у него жизненной цели:

«Для чего, для кого я буду жить? — говорил он, идучи за ней. — Чего искать, на что направить мысль, намерение? Цвет жизни опал, остались только шипы.

Они шли тихо; она слушала рассеянно, мимоходом сорвала ветку сирени и, не глядя на него, подала ему.

— Что это? — спросил он, оторопев.

— Вы видите — ветка.

— Какая ветка? — говорил он, глядя на нее во все глаза.

— Сиреневая.

— Знаю… но что она значит?

— Цвет жизни и…

Он остановился, она тоже.

— И?.. — повторил он вопросительно.

— Мою досаду, — сказала она, глядя на него <…> сосредоточенным взглядом, и улыбка говорила, что она знает, что делает. <…>

— Стало быть, я могу надеяться… — вдруг, радостно вспыхнув, сказал он.

— Всего! <…>

— Он вдруг воскрес. И она в свою очередь не узнала Обломова: туманное, сонное лицо мгновенно преобразилось, глаза открылись; заиграли краски на щеках; задвигались мысли; в глазах сверкнули желание и воля. Она тоже ясно прочла в этой немой игре лица, что у Обломова мгновенно явилась цель жизни» (с. 184).

Так посредством той же изящной природной метафоры теперь уже героиня заверяет Илью Ильича в неколебимости ее любви к нему и в «поддержке избранника на всех его жизненных путях». «Придавая этой сцене огромное значение, — отмечает Л. С. Гейро, — Гончаров тщательно шлифует каждую фразу. Не удовлетворенный сделанным в рукописи, он продолжает работу с текстом уже в печатных изданиях „Обломова“. Только в журнальной публикации появились заключительные слова пробужденного к новой жизни героя, поверившего в любовь Ольги: „„Это все мое! Мое!“ — задумчиво твердил он и не верил сам себе“. Но и этот вариант не удовлетворил автора романа. Лишь в издании 1862 года была найдена окончательная формула: „„Опять жизнь, опять надежды!“ — задумчиво твердил он и не верил сам себе“» (с. 182).

Существенно изменилась и сама знаменитая метафора. Как установила Л. Гейро, первоначально вместо «ветки сирени» «в рукописи фигурировала „ветка березы“. Соответственно не было эпизода, начинавшегося словами: „Это ветка сирени?“ и до слов: „…свернула канву“ (с. 183). Впервые без правки эпизод с „веткой сирени“ появляется в середине десятой главы второй части (с. 204). Этот символ высокого чувства героев (как и лето, проведенное в парке) превращается затем в символ угасания любви, предвестник разрыва» (с. 583).

И это закономерно. Ведь если, с одной стороны, «с сиренью повсеместно связан обычай „искать счастья“», то, с другой — «принести в дом сирень к несчастью»[20]. Не случайно Илья Ильич, видимо, слышавший это поверье, на приглашение Ольги понюхать, «как хорошо пахнет» сорванная ею сирень, поначалу сопротивляется: «А вот ландыши! Постойте! Я нарву <…> те лучше пахнут… А сирень все около домов растет, ветки так и лезут в окна, запах приторный» (с. 163). Как напоминает И. В. Грачева, «любовь, начавшаяся с ветки сирени, не могла быть счастливой. Н. В. Золотницкий в книге „Цветы в легендах и преданиях“ пишет: „На Востоке, откуда <…> и происходит сирень, она служит эмблемой грустного расставания, и потому влюбленный вручает ее там возлюбленной лишь тогда, когда они расходятся и расстаются навсегда“. Это восприятие сирени передалось и западноевропейской культуре. <…> В романе „Обломов“ сирень <…> олицетворяла „цвет жизни“, весну души, пробуждение первых любовных чувств. Но, независимо от намерений самой девушки, ветка сирени, протянутая Ольгой Обломову, в точности исполнила свое роковое предназначение»[21].

Согласно точному наблюдению Л. Гейро, впервые в качестве предвестника неизбежного разрыва между главными героями романа сирень «возникает в тягостных размышлениях Обломова, встретившего в ответ на мольбу о поцелуе решительный отпор Ольги. „Боже! Сирени поблекли, — думал он, глядя на висящие сирени, — вчера поблекло, письмо тоже поблекло, и этот миг, лучший в моей жизни, когда женщина в первый раз сказала мне, как голос с неба, что есть во мне хорошего, и он поблек!..“» <…> Наступит время, когда предчувствие героя оправдается. Порывая с Обломовым, Ольга говорит: «Я плачу не о будущем, а о прошедшем <…> оно „поблекло, отошло“… Не я плачу, воспоминания плачут!.. Лето… парк… помнишь? Мне жаль нашей аллеи, сирени… Это все приросло к сердцу, больно отрывать!..» <…>. В конце романа этот символический образ возникает в описании последнего приюта героя «между кустов, в затишье. Ветки сирени, посаженные дружеской рукой, дремлют над могилой, да безмятежно пахнет полынь» <…> (с. 588).

Еще до появления в «Обломове» сиреневой ветки драматичный для Ильи Ильича и Ольги Ильинской исход их любовной «поэмы» предсказан трагической судьбой заглавной героини оперы (точнее, лирической трагедии в двух действиях, на либретто Ф. Романи по одноименной драме Ф. Суме) Винченцо Беллини (1801–1835) «Норма» (1831). Вот ее основные события.

Оровез, глава касты друидов — жрецов порабощенных римлянами галлов, объявляет в их священной роще о том, что его дочь Норма с восходом Луны свершит таинственный обряд срезания ветви омелы. Тогда галльский бог Ирминсул устами Нормы возвестит о грядущем конце чужеземного ига. Восходит Луна, в роще появляется окруженная толпой Норма, также жрица и… возлюбленная римского проконсула Поллиона, родившая ему двух сыновей, о чем никто из галлов не знает. В своей арии-молитве к богине Луны Диане («Casta diva, inargenti…») она пророчествует о том, что дни мщения еще не наступили, что нужно ждать. В ее пении смешаны ненависть к римлянам и желание увидеть проконсула, который, увлеченный юной жрицей Адальжизой, уже не любит Норму. Обуреваемая противоречивыми чувствами, Норма подозревает Поллиона в измене и в намерении вернуться в Рим без нее и их детей. Придя в дом Нормы, Адальжиза исповедуется в своей преступной любви к римлянину и показывает Норме своего возлюбленного — Поллиона. В приступе гнева Норма обвиняет проконсула в предательстве ее и их сыновей и замышляет убить их, но силы ей изменяют. Адальжиза отказывается от брака с Поллионом, которого хочет уговорить вернуться к Норме. Это ей не удается, и Норма близ рощи друидов трижды ударяет в священный щит, призывая галлов к восстанию против римлян. Остается свершить жертвоприношение. В этот момент Норма узнает, что Поллион допустил святотатство, проникнув в храм. Она предлагает римлянину спасение, если он откажется от Адальжизы, но Поллион неколебим. Доведенная до отчаяния, Норма приказывает развести костер, просит прощения у Оровеза и, поручив ему детей, предается как жрица, нарушившая обет непорочности, сожжению. Поллион, пораженный силой ее любви к нему и ее духа, разделяет ее участь [22].

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 62

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Роман И.А. Гончарова «Обломов»: Путеводитель по тексту - Валентин Недзвецкий бесплатно.

Похожие на Роман И.А. Гончарова «Обломов»: Путеводитель по тексту - Валентин Недзвецкий книги

«Столетья на сотрут...»: Русские классики и их читатели - А. Марченко - Филология

Оставить комментарий