не обменявшись ни единым взглядом, разошлись по своим каютам. Он не осмелился посмотреть на нее. Они даже не попрощались.
На судне воцарилась долгая тишина. Когда краешек солнца показался над морем, сливаясь с ним в чистой, незапятнанной красоте, к этой тишине примешалось нечто томительное, хотя и непорочное. Картежники тоже наконец разошлись. «Ореола», казалось, уснула.
Но тут, нарушив вездесущий покой, на верхней палубе раздались торопливые шаги Роберта Трантера. Все это время он провел в своей каюте. К счастью, Сьюзен видела, как он туда заходил. Но он должен был снова выйти. Ужасно жарко, просто нечем дышать. Нужно же человеку глотнуть воздуха, а там будь что будет.
Он очутился на верхней палубе, окруженный безмятежной красотой, – о да, красотой творения Создателя, – и беспокойно зашагал туда-сюда, туда-сюда. Надо же, как жарко! Он нервно ослабил ворот. Не стоит ждать от парня, что он в такую ночь останется взаперти. И все же он должен спуститься, да, сэр, нельзя же гулять всю ночь напролет. При этой мысли бледная улыбка мелькнула на его лице. Он, Роберт Трантер, исполнит партию Дон Жуана! Затем улыбку сменило выражение испуга.
Как же ему хотелось повидаться с миссис Бэйнем после ужина! Она обещала, да, пропади все пропадом, она обещала! Не в стиле Элиссы – да, почему бы ему не называть ее Элиссой, это ее имя, в конце концов, – так вот, не в стиле Элиссы нарушать данное ею слово. Он знал, что эта женщина исполняет свои обязательства.
Боже, как жарко! Его терзали внутренний огонь и волнение. Промокая лоб носовым платком, он отчаянно попытался взять себя в руки, но безуспешно. Она сказала, что примет книгу, так? После ужина. Но сразу ушла в свою каюту. Вывод, который он сделал раньше, напрашивался сам собой и теперь поразил его с удвоенной силой.
Должно быть, она подразумевала, что он придет в ее каюту и вручит книгу. Да, в самом деле, это она и имела в виду. Почему бы и нет? Он торопливо сглотнул и снова промокнул лоб. Да, почему нет? Разговор произошел сразу после десяти. А завтра она покинет судно.
«Завтра она покинет судно», – тихий шепоток, возможно его собственный, повторял и повторял эти слова.
О, он не позволит Элиссе уйти вот так. Нет-нет. Она подумает, что он забыл свое обещание или выкинул злобный трюк. Нет, сэр. Он не может выкинуть такой злобный, подлый трюк.
Внезапно он перестал вышагивать по палубе. В его застывшем, словно под гипнозом, взгляде появился страх. Он повернулся и медленно пошел по трапу. Осторожно приблизился к двери ее каюты. Трепеща, легонько постучал, неловко открыл дверь.
Элисса не лежала на койке, а, полуодетая, раскинулась на кушетке. Взгляд Роберта остановился на ее роскошно разметавшемся одеянии, но ослепило его другое – она сама.
– Право, – промолвила она совершенно спокойно, – долго же вы раздумывали.
Трантер не ответил. Испуг на его лице растворился в постепенно проступавшем выражении похоти. Он уставился на нее снова – на ее волосы, кожу, изгиб пышного бедра. В горле у него пересохло. Он забыл обо всем. Спотыкаясь, вошел в каюту. И закрыл дверь.
Глава 13
Так или иначе, ночь уступила очередь утру, и теплая красота тьмы опустилась в океан, как утомленная рука. Пришел рассвет, холодный и суровый, безжалостно разбрасывая по небу полосы света. «Ореола», стоявшая на якоре у Оротавы с семи часов, вольно покачивалась на серой зыби, у верхушек мачт клубился туман, влажный пар оседал на латунных деталях. С подветренной стороны та же густая дымка лежала на пляже, ползла белесыми щупальцами по городу и собиралась в мрачные облака вокруг Пика, заслоняя вид, и лишь в крошечных зыбких разрывах мелькали цветные пятна – желтая крыша, зеленое перышко пальмы, пурпурный взрыв соцветия, – вспыхивая и тут же исчезая с мимолетным, дразнящим очарованием. На черный вулканический песок глухо накатывали волны. Морские птицы, кричащие и плачущие над судном, пронизывали гул прибоя воплями одновременно безутешными и зловещими.
– Иов многострадальный, – заметил Коркоран, стоя на верхней палубе рядом с мамашей Хемингуэй и оглядывая окрестности. – Смотрю я на все это, и что-то не в восторге. Почти ничего не видать, а что видать, выглядит жутковато.
Не сводя глаз-бусинок с берега, его собеседница передвинула сигару из одного уголка рта в другой.
– Ты бы заткнулся, что ли, – пренебрежительно посоветовала она. – Просто заткни фонтан. Кто ты такой, чтобы судить? Что ты об этом знаешь? Когда туман разойдется, тут все цвета радуги заиграют. Да тут ступить некуда – кругом цветы. Помнишь, как пел Джордж Лэшвуд? «Каждое утро покупаю тебе фия-алки». Великий парень был наш Джорджи. Ну так вот, тут ему и покупать не пришлось бы. Да и тебе тоже. Они выпрыгивают отовсюду, как черти, прямо бьют по глазам. Хотя я ломаного гроша за них не дам, мне начхать, есть они или их нету. Ну такая я. Заруби это себе на носу.
– Все ясно, – хмуро откликнулся Джимми. – Уж ты-то никому ломаного гроша не дашь, поэтому тебе так дьявольски везет в карты. Когда отплываем?
– Скоро уже поднимем якорь. Как только сойдут наши шикарные пассажиры-задаваки. Вот тебе городишко не глянулся, петушок, а капитан терпеть не может эту гавань. И то сказать, так себе гавань. Вон там, с подветренной стороны, скалы. Чуть зазеваешься – в лепешку расшибет. Походил бы ты с мое по морям, сразу бы дотумкал, что это значит. Отплывем через полчаса, что угодно ставлю. К пяти будем в Санта-Крусе. Старый добрый Санта! Вот тогда только ты и видел старуху Хемингуэй. Она сразу, presto pronto[41], побежит в свой домишко. И там – ноги на циновку, локти на стол и давай поглощать comida[42]. Если до тебя не дошло, это значит подкрепляться как следует. А то как-то противно мне тут столоваться. Торчит напротив этот чертов старый богатей, будто кол проглотил, мне и кусок в рот не лезет. Все равно что ужинать рыбой напротив Букингемского дворца. Вульга-арно, жуть как вульга-арно, но это чистая правда. – Внезапно она полуобернулась и бросила на собеседника лукавый взгляд искоса. – Кстати, раз уж мы о правде заговорили. Ты чем собираешься заняться в Санте?
– Дельце у меня там, – ответил Джимми, поглаживая подбородок. – Фартовая деловая встреча.
Хемингуэй недоверчиво прыснула:
– Давай начистоту. Ты меня не одурачишь. Дельце у него, поглядите-ка. Рокфеллер тут выискался. Ты на мели. Знаю я, куда ты двинул вчера в Лас-Пальмасе. Галстучную булавку свою закладывать, чтобы
