— Пять тысяч фунтов! — ахнула Энни. — Но Лаури заплатил лишь… — Сколько же это было? Она ведь всего несколько недель назад просматривала документы из строительного общества.
— Две тысячи семьдесят пять, — мигом сказала Валерия. — Собственность — это лучшее из имеющихся капиталовложений.
— Мой друг готов даже оплатить услуги адвоката, — продолжал Кевин. — Все будет закончено в течение нескольких недель, а после уплаты по закладной у тебя еще останется несколько тысяч фунтов, которыми ты сможешь распорядиться по своему усмотрению.
— И где же, по-твоему, мне жить со своими детьми — на улице?
Валерия засмеялась.
— За пару тысяч фунтов или даже меньше можно присмотреть себе милое маленькое гнездышко. Кстати, некоторые из этих домов ленточной застройки выглядят вполне уютно. — Она обвела взглядом комнату. — Ты обладаешь прекрасным вкусом, Энни. Я всегда считала, что ваш дом выглядит куда красивее, чем наш.
«Милое маленькое гнездышко вроде Орландо-стрит, — печально подумала Энни. — Там уже не будет сада, ивы, беседки и качелей». Если бы она по-прежнему жила у тетушки Дот, мысль о переезде в подобное место, возможно, и не внушала бы ей такого ужаса, однако теперь о возвращении на Орландо-стрит не могло быть и речи.
— Тупик Хезер — превосходное место для жизни, — сказала Валерия.
— Знаю, — произнесла Энни. — Именно поэтому я намерена оставаться здесь и дальше.
На следующее утро Энни позвонила агенту по продаже недвижимости и, сказав, что подумывает продать свой дом в тупике Хезер, спросила, сколько он может стоить.
— А где именно?
— В дальнем конце, дом номер семь. — Энни надеялась, что он не попросит ее сразу же выставить щит с надписью «Продам», поскольку у нее и в мыслях не было расставаться с домом Лаури.
— Это очень удачное расположение! — дружелюбно сказал мужчина. — Я прекрасно представляю, где находится ваш дом. Мы занимались продажей соседнего дома, принадлежавшего когда-то пожилой паре. У вас большой сад. Это случайно не тот участок, на котором растет ива?
— Совершенно верно.
Риэлтер промурлыкал себе под нос какой-то коротенький мотив.
— Вообще-то мне надо бы взглянуть на ваш дом, но навскидку я дал бы за него шесть с половиной тысяч фунтов. Однако вы могли бы просить за него и больше, а затем, немного подождав, посмотреть, что из этого получится.
— Спасибо, — вяло сказала Энни.
Она заверила риэлтера, что свяжется с ним, как только примет решение.
Шесть с половиной тысяч! Энни отбросила в сторону подозрения относительно того, что Каннингхэмы пытались надуть ее, потому что об этом не хотелось даже думать. Она допускала, что действительно могла бы продать свой дом и купить что-нибудь подешевле, а на оставшиеся деньги жить дальше. И хотя Энни не очень разбиралась в подобных вещах, у нее было ощущение, что строительное общество никогда не даст ей, вдове без работы, еще один ипотечный кредит, а это значит, что ей придется покупать «что-нибудь подешевле» за наличный расчет. К тому времени когда она погасит задолженность в размере двух тысяч фунтов, оставшейся суммы надолго не хватит. Жизнь подорожала, несмотря на то, что Эдвард Хит пообещал «одним ударом снизить цены», а введение нового налога на добавочную стоимость не помогло. Не исключено, что цены на продукты будут расти и дальше в связи со вступлением страны в ЕЭС. Лаури всегда считал, что вступление в ЕЭС было ужасной ошибкой. Почти каждый член лейбористской партии выступал категорически против этого решения.
Энни дотронулась до гладкого набалдашника, выполненного в форме купола, который Лаури сделал специально для своего дома. Она не могла смириться с мыслью о том, что здесь будет жить другая семья. Было просто невыносимо представлять постороннюю женщину, хозяйничающую на ее кухне, чужих детей, играющих под ветками ивы, совершенно чужую семью, сидящую у камина, который Лаури выложил собственными руками. В принципе, это был самый заурядный дом в пригороде Ливерпуля, однако жилище это было частью Лаури и ее самой. Это был единственный дом, в котором жили ее дети. Возможно, когда-нибудь ей придется продать его, но до тех пор, пока этот момент не наступил, Энни дала себе слово, что сделает все от нее зависящее, чтобы ни за что не расставаться с этим домом, который был ей так дорог.
Энни не знала, в каком направлении двигаться дальше. Она напечатала кучу объявлений, разместив их на витринах магазинов, предлагая свои услуги машинистки всего за десять шиллингов в час, и очень обрадовалась, когда какая-то девушка, студентка медицинского колледжа, принесла ей заказ — свою диссертацию. Текст был просто отвратительным, в нем было множество латинских слов. Энни пришлось печатать до глубокой ночи в течение двух суток. Но когда она назвала сумму — три фунта, девушка выразила недовольство, хотя такая работа явно стоила больше.
А несколько дней спустя появился пожилой человек, который принес роман, написанный аккуратным, хотя и не очень разборчивым почерком. Однако когда Энни стала его перепечатывать, она столкнулась с массой корректорских значков, разбросанных по всему тексту и указывающих на многочисленное перемещение слов, предложений и даже целых абзацев с одного места на другое. Порой, напечатав половину листа, она вдруг обнаруживала, что чего-то там не вставила с предыдущей страницы. Поэтому Энни потребовалось целых две недели беспрестанной работы, чтобы закончить эти пятьсот страниц. Она подсчитала количество часов — их получилось больше ста. Но не могла же она, в самом деле, просить за проделанную работу пятьдесят фунтов! Они сошлись на тридцати, однако мужчина был еще больше недоволен, чем предыдущая клиентка.
— Надеюсь, что после всех этих расходов моя книга все же увидит свет, — проворчал он.
Энни сильно сомневалась в этом. Это была самая бездарная из книг, которые ей когда-либо приходилось читать.
И хотя вскоре последовал еще один заказ — от очень милого мужчины из гаража, который принес несколько счетов и буквально уговорил ее взять фунт вместо шести шиллингов, которые просила она, Энни поняла, что ей не сколотить состояние, работая машинисткой. Несколько недель спустя она вернула Крису Эндрюсу его печатную машинку.
Энни экономила буквально на всем: отказалась от некоторых страховок, покупала самый дешевый фарш для пирогов. Даже дети заметили, что на десерт у них все чаще желе и жидкий заварной крем.
Они и понятия не имели, какие финансовые трудности испытывает сейчас их мать. Однако Энни по-прежнему давала им в школу деньги на обед, несмотря на то, что они могли питаться и бесплатно, — просто Энни не хотела, чтобы ее дети думали, будто чем-то отличаются от других. Никто не знал о ее затруднительном положении, кроме разве что Каннингхэмов. Энни, наверное, отключилась бы и от телефонной линии, однако люди могли догадаться о причине, вынудившей ее сделать это. Каждый раз, когда Дот и Берт интересовались, как она, Энни заверяла их, что у нее все хорошо. У них были кое-какие сбережения, и если бы они вдруг узнали, что у их племянницы серьезные проблемы, то обязательно вызвались бы ей помочь. Однако Энни было бы стыдно отнимать последнее у стариков, которые с радостью тратили эту крошечную сумму на своих внучат.
