Я подошла к дому. Зияющее отверстие на том месте, где раньше была входная дверь, было забито небольшими кусками картона. Одна из колонн, поддерживающих навес над крыльцом, раскололась надвое, и на ее месте была наскоро сооружена подставка из подручных материалов. Дорожка выгорела, трава по бокам была редкой и черной. Перед входом стояли козлы и табличка, которая предлагала воспользоваться черным входом. Я все еще чувствовала слабый горьковатый запах луковиц, разбросанных по двору, словно горсть жемчуга.
Я почувствовала, что мой взгляд неудержимо притягивает то место, где беспорядочной массой лежала в тот вечер Олив. Я припомнила теперь, как я предложила понести пакет, раз уж обе руки у нее были заняты сумками с зеленью. Ее небрежный отказ спас мне жизнь. Иногда смерть проходит совсем рядом, подмигивая, кивая, с ехидным обещанием вернуться за нами в другой раз. «Интересно,— подумала я,— ощущает ли Терри такое же чувство вины за то, что Олив погибла как бы вместо одного из нас?»
Я затаила дыхание и трясла руками, словно марафонец в середине дистанции, и затем зашла с тыльной стороны дома. Я постучала в дверь и приложила ладонь козырьком к стеклу, чтобы взглянуть, нет ли дома Терри или экономки. Никого не было видно. Я подождала, затем снова постучала. В нижнем правом углу окна кухни стоял знак системы сигнализации с надписью «Вооруженная охрана» в нижней части. Я отошла чуть-чуть назад и осмотрела местность. На панели охраны справа от меня горел красный огонек, означающий, что система включена. Если бы огонек был зеленым, грабитель знал бы, что можно спокойно приступать к работе. Я достала из сумочки визитку и набросала короткую записку, в которой просила Терри позвонить мне, когда он придет домой. Я снова села в машину и поехала к Вудам. Как мне казалось, он все еще должен быть там.
Свет заходящего солнца струился на дом Вудов с его потрясающим фасадом. Трава была свежеподстрижена, короткая, густая и ярко-зеленая, похожая на ковровое покрытие. За обрывом океан был ярко-голубого цвета, поверхность его была испещрена белыми флажками, что означало, что с моря идет сильный ветер. Мне в спину дул горячий ветер пустынь, и пальмовые ветви начинали сильно качаться в тех местах, где два ветра встречались. Маленькая красная спортивная машина Эш стояла на круговой дорожке рядом с БМВ. Мерседеса Терри там не было. Я обошла дом, подошла к длинному невысокому кирпичному крыльцу со стороны океана и позвонила.
Горничная впустила меня и оставила меня в вестибюле, а сама пошла поискать мисс Эбони. Я спросила Эш, но, видимо, мне слишком много всего хотелось сразу. Мне ужасно хотелось иметь хоть какую-нибудь версию, но я все еще искала наугад. Я не могла быть слишком далека от истины, но ясного представления о том, какого рода открытие меня ожидает, у меня не было. В данных обстоятельствах единственное, что я могла сделать, это продолжать планомерное прочесывание. Басс был единственным членом семьи, с которым мне не хотелось вступать в контакт. Не то, чтобы это что-то меняло, но гордость есть гордость. Кому захочется вести светскую беседу с любовником твоего бывшего супруга? Нужно было следить, чтобы мое чувство обиды не заставило меня стать пристрастной по отношению к нему.
— Здравствуй, Кинзи.
У подножия лестницы стояла Эбони. Ее бледное овальное лицо было гладким, словно яйцо, лишено всякого выражения и демонстрировало потрясающее самообладание. На ней было отрезное платье спортивного покроя из черного шелка, подчеркивающее ее широкие плечи, стройные бедра и длинные, красивой формы ноги. Ее красные туфли на шпильках добавляли ей не меньше пяти дюймов росту. Волосы были гладко зачесаны назад. Полоски румян на скулах были похожи скорее на признак стрессового состояния, чем на здоровый румянец, который они должны были означать. Согласно семейной мифологии, Эбони была одна из тех людей, что постоянно ищут острых ощущений и тянутся к таким развлечениям, которые чреваты безвременной гибелью: прыжки с парашютом, водные лыжи, восхождение на вершины каких-нибудь невозможно крутых утесов. В динамической картине развития семьи ей, по всей видимости, была отведена роль человека, ведущего отчаянный образ жизни. Так же, как Басс, например, был создан для тщеславия, безделья и самодовольства.
Я сказала:
— Нам нужно поговорить.
— О чем?
— О смерти Олив. Лида Кейс погибла тоже.
— Басс рассказал мне.
Моя улыбка слегка горчила.
— Ах, Басс. Как он оказался связанным со всем этим? Почему-то у меня такое подозрение, что ты могла позвонить ему в Нью-Йорк.
— Верно.
— Грязная, игра, Эбони.
Она невозмутимо пожала плечами.
— Это, черт возьми, все твоя вина.
— Моя вина?
— Я спросила у тебя, что происходит, но ты ничего не стала мне рассказывать. Это моя семья, Кинзи. Я имею права знать.
— Ясно. А кто придумал вовлечь в это дело Дэниела?
— Я, но выследил его Басс. У него был роман с Дэниелом много лет назад, потом Басс его бросил. Тогда это все у них оборвалось на неопределенной стадии. Дэниел был только счастлив помочь ему в надежде, что вновь разгорится былое пламя.
— А по дороге можно было между делом предать меня.
Она слегка улыбнулась, но взгляд у нее был напряженным.
— Ты вовсе не обязана была соглашаться, ведь правда. У тебя, должно быть, тоже было что-нибудь такое на уме, иначе ты не дала бы себя так легко обмануть.
— Верно,— сказала я.— Это было хорошо продумано. Господи, ну конечно, здесь появляется он и снабжает вас отсутствующей информацией, так?
— Не совсем.
— Как? Чего-то еще не хватает? Какая-то деталь зловещего плана отсутствует?
— Мы до сих пор не знаем, кто убил Олив.
— И Лиду Кейс,— сказала я,— хотя мотивы, может быть, были иными. Я подозреваю, что кто-то все-таки догадался, что происходит. Может быть, она просматривала документы Хью и нашла что-нибудь важное.
— Например?
— Если бы я это знала, я бы знала и кто убийца, не так ли?
Эбони нервно завозилась.
— У меня дел по горло. Может быть, ты просто скажешь, что тебе нужно.
— Сейчас посмотрим. Пока я тут моталась по городу, мне пришло в голову, что может оказаться полезным узнать, кто наследует акции Олив?
— Акции?
— Ее десять процентов. Уж конечно, она оставила их кому-то в семье. Кому?
В первый раз она была по-настоящему взволнована и румянец у нее на щеках был похож на настоящий.
— Какая разница? Бомба предназначалась Терри.
Олив погибла по ошибке, разве не так?
— Я не знаю, так ли это.— Я быстро вернулась к предыдущему вопросу.— Кто выиграл от ее смерти? Ты? Ланс?
— Эш,— произнес чей-то голос.— Олив оставила все акции своей сестре Эш.
Наверху возле лестницы стояла мисс Вуд. Я смотрела на нее снизу вверх. Она вцепилась в перила, все ее тело дрожало от напряжения.
— Мама, тебе не следует об этом беспокоиться.
— Боюсь, что следует. Зайди ко мне в комнату, Кинзи.— И миссис Вуд исчезла.
Я взглянула на Эбони, затем, миновав ее, поднялась вверх по лестнице.
ГЛАВА 24
Мы сидели в ее комнате возле двери на балкон, выходящий прямо на море. Легкие прозрачные занавески, прикрывающие дверной проем, слабо колыхались при порывах ветра. Спальный гарнитур был старым, все предметы разных размеров, которые они с Вудом, должно быть, сохранили еще с первых лет своей семейной жизни: туалетный столик с побитым шпоном, лампы к нему, уже потерявшие форму, с темно-красными шелковыми абажурами. Мне вспомнился магазин подержанных вещей с витринами, набитыми всякой ерундой, когда-то принадлежавшей разным людям. Предметы, находившиеся в комнате, отнюдь не составляли гарнитура, при этом старинными их тоже вряд ли можно было назвать.
Она сидела в кресле-качалке с сиденьем, набитым конским волосом, обивка на нем протерлась и лоснилась, а на подлокотниках местами даже порвалась. Она выглядела ужасно. После смерти Олив кожа у нее на лице поблекла, щеки были все в пятнах, свидетельствующих о нездоровой печени, и на них отчетливо были видны ниточки сосудов. Казалось, что за последние несколько дней она заметно похудела, и теперь кожа свисала складками у нее на предплечьях и кости проступали сквозь нее отчетливо, словно она была каким-то живым анатомическим пособием. Даже десны будто отставали теперь от зубов, процесс старения тела был теперь весь на виду, словно при ускоренной съемке. Казалось, ее угнетает какое-то еще не вполне определившееся чувство, которое сделало ее глаза тусклыми и безжизненными и от которого они покраснели по краям. Что бы это ни было, я подумала, что она этого не переживет.
Она доковыляла обратно в свою комнату с помощью своей палки, которую ставила совсем рядом с собой, опираясь на нее дрожащей рукой.
