— И что?
— Я хочу, чтобы ты был жив, когда мы закончим. Нам нужно будет поговорить о... о твоих детях. Он странно посмотрел на нее. — Мои дети умерли в войне ульев, Тона. Моя жена тоже. Единственные дети, о которых мы должны беспокоиться в эти дни – твои.
— Но...
— Твои,— решительно сказал он. — Император защищает, и, когда он занят, Тона Крийд делает чудеса за него. Достаточно знать, что они живы и любимы. Это большее, на что я когда-либо смел надеяться.
Он обнял ее, и крепко сжимал в объятиях секунду. Затем он схватил свое оружие и побежал. Пушка кашляла и ревела.
На другой стороне акведука Роун тое бежал. Еще трое из его взвода были уже мертвы, но локсатль на мгновение перестал стрелять. Он заметил, как оно забралось на крышу дома.
Он перебежал улицу и подбежал к стене дома, прижимаясь к ней спиной и продвигаясь вдоль. На улице было тихо. Тонкие струйки дыма ползли вдоль дороги. Через дорогу он мог видеть Призраков, ползущих вперед позади укрытия.
Внезапно в ноздри Роуна вторглась вонь скисшего молока и мяты. Молоко и мята.
Прижимаясь спиной к стене, он поднял голову и посмотрел наверх. Локсатль пялился прямо на него. Он был прямо над ним, примерно в трех метрах наверху, на стене, головой вниз, и сопел. Его аугметическая сбруя щелкнула и зарядила заряд в пушку у него на глазах.
— Вот дерьмо,— сказал Роун.
С другой стороны улицы, горячий выстрел Бэнды попал в основание хвоста и оторвал существо от стены. Оно упало рядом с Роуном, осыпав его дождем из разбитых кирпичей, и его извивающееся тело забилось в агонии.
Жидкость вытекала из его безгубого рта. Роун приставил дуло своего лазгана к глотке и выстрелил.
— Хорошо поработал приманкой, детка,— сказала Бэнда, выходя из укрытия со своим лонг-лазом, закинутым на плечо. — Ха, фес, ха,— сказал Роун.
Лидер выводка Что был мертв. Регхх услышал его дозвуковой вопль боли. Ярость залила его разум, и его блестящая кожа начала пульсировать от горя. Радужные узоры появлялись вдоль его змеиного тела. Он поспешно спустился по стене, пересек мостовую и затем перелез через стену на следующую аллею. Эти млекопитающие не были целью. Они задерживали его и заставляли тратить выстрелы.
Чувства локсатля были притуплены. Вне воды, их зрение, слух и обоняние были слабыми. Регхх мог чувствовать, что млекопитающие солдаты бегают по улице, которую он только что пересек, в его поисках. Он мог чувствовать их шаги, их сердцебиение и работу их легких. Он мог чувствовать запах их страха и кожных выделений.
Он начал стремительно спускаться вниз по стене, двигаясь на юг, когда боль пронзила его тело. Холодная, жестокая боль. Он зашевелился, двойные веки заморгали.
Млекопитающее повернуло свою винтовку и с усилием выдернуло длинный, серебряный штык. Как Регхх не почуял его или не узнал, что он был там?
Регхх свернулся кольцом. Земля была омыта жидкостью, хлещущей из него. Он смутно видел млекопитающее.
Млекопитающего не ощущалось. Совершенно никак не ощущалось. Как будто он был новорожденным: чистым и не загрязненным богатыми запахами, собиравшимися на их грязных кожах в течении жизни.
Как такое могло быть? Млекопитающее было взрослым.
Регхх попытался достаточно повернуться, чтобы нацелить свое оружие на сбруе. Боль в животе была такой сильной. Млекопитающее-без-запаха сделало еще один выпад.
Гол Колеа воткнул свой штык в извивающееся тело существа еще дважды, чтобы быть уверенным, что оно мертво. Кровь Локсатля капала с серебряного клинка, прикрученного к стволу его оружия. Темные цветные спирали вспыхивали на блестящей шкуре животного, и затем она стала тускло-белой.
Тяжело дыша, Колеа постучал по своей микро-бусине. — Сарж? — сказал он. — Я прикончил его.
Наистраннейшая вещь. За все годы охот и убийств, он никогда не испытывал это чувство. Охотились на него.
Скарваэль тихо перемещался через покинутые авеню Склона Гильдии, невидимый для всех. Башни Имперского города возвышались перед ним, но по соседству было тихо и безжизненно. Люди сбежали, оставив после себя руины. Громыхая, как зловещая угроза, силы вторжения были в двадцати минутах позади него.
Скарваэль охотился несколько раз по пути к башням, не потому, что ему было это надо, а потому, что он жаждал чужой боли. Херодор был разбит. Меньше, чем за день, улья запылают, и Магистр получит свою победу.
Задача оставалась. Она была неуловима, эта мученица. И это делало его охоту все слаще.
И это странное чувство. Оно делало все мероприятие стоящим. Скарваэль согласился на задание на основе платы, которую предлагал Магистр – богатство за счет территорий и внутренних переходных металлов, и договор о терпимости между его кабалом и Архонтом Гором. Но это возбуждение уже было достаточной наградой. На охотника охотились.
Он не чувствовал ничего такого с тех горьких лет, когда он был послушником, когда Лорд Каах охотился за всеми ними в убогих склепах убойных арен, чтобы отполировать их черепа.
Что здесь могло быть? Определенно не человек. Ни один человек никогда не смог бы сравниться с мандрагорой в искусстве невидимости и хитрости.
Скарваэль влился в тень, и согнулся. Как фантом, он проплыл сквозь тени выгоревшего дома, и выбрался на улицу. Тьма плыла вокруг него, неестественно растягивая его плащ из плоти, связывая его с ночью.
Где же ты, размышлял он?
Улица была пуста. Случайные огни горели в нескольких зданиях. Одеревенелые трупы Имперских солдат украшали землю. Раненый человек, рядовой СПО, пробежал мимо него по улице, напуганный, в надежде добраться до башен до того, как ворота закроют. Человек даже не видел Скарваэля, хотя он и стоял посередине широкой дороги. Рассеянный человек пробежал так близко от Скарваэля, что тот мог его достать своим болином и перерезать ему глотку.
До сих пор это чувство.
Скарваэль повернулся, стал кирпичом, стал стеклом, стал камнем, переключая свою форму для смотрящего позади него. Его невидимый противник был близко. Он это чувствовал. Его мертвенно-бледную кожу покалывало.
Позади? Нет! Слева...
Он прошел сквозь
