Мне отчаянно хотелось постучать в дверь и зайти внутрь. Туда, где тепло и сухо, где горит огонь, но мысль о том, что я разбужу не только Эмзил, но и детей, заставила меня отказаться от этого намерения. Неохотно я отправился в сарай, радуясь, что мы починили крышу. Внутри было сухо, а огромное тело Утеса источало тепло. В темноте я на ощупь нашел конский потник и, устроив из него постель, проспал до рассвета, а потом встал, замерзший и закоченевший. Я вывел Утеса и стреножил его у реки попастись в высокой траве. Затем я прошелся вдоль берега и вернулся, уверившись, что Эмзил уже должна была встать.
— Ты сегодня рано, — заметила она тихо, потому что дети еще спали.
— На отмели рыба выпрыгивает из воды за комарами. Если бы у нас были рыболовные снасти, вышел бы отличный завтрак.
Она с горечью улыбнулась.
— Если бы у меня были рыболовные снасти. И сеть. А еще семена, прялка, пряжа или ткань. Как бы я могла улучшить нашу жизнь, будь у меня самые простые вещи! Но у меня ничего этого нет, и мне нечего продать или обменять на них, а если бы и было, до рынка несколько дней пути, и мне пришлось бы брать детей с собой. Я долгими месяцами обдумывала положение, в котором оказалась. Здесь не должно было быть города, потому что людям незачем сюда идти. Это всего лишь место на дороге, ведущей куда-то еще. И я не могу достать даже самых простых и необходимых вещей, чтобы тут жить. Возможно, если бы мой муж не умер, мы бы справились — один из нас мог бы отправиться в Геттис, пока другой присматривал бы за детьми. Но я не могу взять их с собой в такую долгую дорогу. Иногда я думаю, что именно этого и хотел король. Он собрал всех бедняков, нарушавших законы, и отправил нас сюда умирать.
Ее слова разбудили мою задремавшую верность королю.
— Не думаю, чтобы он этого хотел. Я уверен, он надеялся, что вы сможете начать здесь новую жизнь. Он говорил о тракте как о могучем пути, соединяющем запад с востоком, о городах, которые вырастут вдоль него и будут процветать от торговли. Когда больше людей начнет путешествовать по тракту, появятся новые возможности. Не сомневаюсь, что даже сейчас путники радовались бы, будь здесь постоялый двор.
— «Постоялый двор»! — Эмзил с терпеливой усталостью посмотрела на меня. — Старая идея. Здесь был постоялый двор, недолго. На восточной окраине ты увидишь его сгоревший остов.
— А что с ним случилось?
Она раздраженно вздохнула.
— Рассерженные постояльцы сожгли его, объявив, что их ограбили, пока они спали.
— А их ограбили?
Она пожала плечами, и вид у нее сделался почти что виноватый.
— Я не знаю. Возможно. Наверное. — Она сердито поворошила угли и подкинула маленькое полешко. — Ты забыл, кто мы? Забыл, почему король прогнал нас из Старого Тареса? Когда ты строишь город для карманников, воров, убийц и насильников, что, ты думаешь, из этого выйдет? Что происходит, когда семья воров открывает постоялый двор?
Ее слова заставили меня на время замолчать. Я задумался, каково это жить в городе, где все население состоит из преступников и их семей.
— А твои соседи. Они тоже?.. — нехотя спросил я.
— Конечно. Как ты думаешь, почему я их сторонюсь? Старик Ривс? Его выслали из города, потому что он насиловал маленьких девочек. Его жена скажет тебе, что они сами его соблазняли, если ты позволишь ей говорить дольше пяти минут. Последнюю он задушил; так его и поймали. Меркус, с которым ты пахал землю? Он убил человека в трактирной драке. Тэм и Ройа, пара с детьми, живущая на склоне холма? Оба сидели в тюрьме. Он обокрал пожилую женщину, на которую работал, а Ройа помогала ему продать ее меха и драгоценности.
— Но ты же не преступница. А путники здесь все-таки проезжают. Купцы, новобранцы, направляющиеся в Геттис, солдаты и каторжники, которых они сопровождают. Пусть их не так уж и много, ты все равно смогла бы что-то заработать.
Она взглянула на меня.
— Представь-ка на минуточку, что ты женщина с тремя маленькими детьми. Какие-то путники действительно будут рады получить чистую постель и теплую комнату, даже если у меня не найдется для них еды. Кто-то заплатит деньгами или товарами. А другие просто возьмут, что захотят, и поедут дальше — если мне повезет. Неужели ты не понимаешь, для меня открыть дверь чужаку — это все равно, что играть с огнем? Знаешь, что мы делаем, когда мимо нас проходят солдаты и вереницы каторжников? Мы убегаем к реке и прячемся там, пока они не пройдут мимо. Солдаты, охраняющие заключенных, знают, что этот город построили для преступников. Они не доверяют никому из нас и не уважают наши жизни.
— У тебя есть ружье, — напомнил я ей.
Она замешкалась, открыла было рот, собираясь что-то сказать, но передумала.
— А у них много ружей и куда больше пуль, чем у меня, — наконец отрезала она. — Как ты думаешь, что они сделают, если я убью одного из них, пытаясь защитить свое имущество? Что будет с детьми? Сомневаюсь, что я останусь в живых, и мне совсем не хочется думать об их страданиях после моей смерти.
Мне нечем было ответить на мрачную картину, нарисованную Эмзил. Казалось, она получила от моего молчания мрачное удовлетворение. Она бросила пару горстей грубой муки в воду и поставила ее на огонь. На завтрак у нас снова будет все та же жидкая каша, которую она варила каждое утро, с тех пор как я приехал. Я собирался сказать ей, что сегодня ее покину. Но неожиданно мне показалось, что я могу еще что-то для них сделать перед уходом. Я отправился проверить силки.
Мы поймали лишь одного кролика, но один из силков показался мне странным. Я немного подумал и понял, что Эмзил была права в своих подозрениях относительно соседей. Затоптанная земля вокруг силка говорила о том, что кролик в него попался. Кто-то пришел, забрал его и неумело поставил силок на место. Меня охватила ярость. Кто мог пасть так низко, чтобы воровать у женщины с тремя маленькими детьми? Впрочем, ответ напрашивался сам собой — кто-то достаточно голодный. Я переставил силок и отнес добычу Эмзил.
Пока я потрошил кролика, в голове у меня крутились самые разные мысли. Если я здесь останусь, я многое смогу для них сделать. Научить ее пользоваться пращой, и тогда она будет добывать не только кроликов, но и птиц. Сделать острогу и показать, как с ней управляться. Я оказался далеко от родных равнин и знал гораздо меньше растений, чем дома. Но кое-какие были мне знакомы. Известно ли ей, что корни рогоза, растущего вдоль реки, можно выкопать и смолоть в своего рода муку? А дом, стоящий рядом с ее сараем, не в таком уж плохом состоянии. Я мог бы залатать крышу и укрепить стены. Конечно, не настоящая гостиница, но она могла бы за плату пускать туда путников, не открывая им двери собственного дома.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
