— Он скоро умрет? — спросил Гэри и крепко оперся локтями о стол, чтобы не дрожали.
Она кивнула:
— Умрет, а замок перейдет к его двоюродному брату Там такое родство — седьмая вода на киселе… Брат этот англичанин. Работает в Лондоне, в Сити. Думает только о деньгах. На землю предков ему наплевать. Твой отец от этого сам не свой. Мечется как муха в паутине, все пытается судьбу перебороть…
— Вы за этим меня вызвали? Вся срочность из-за этого, да?
— Да, сынок… Если он не образумится, не бросит пить, то так и умрет, а за ним и замок. Братишка этот устроит там гостиницу для каких-нибудь богатых американцев или русских… Самый красивый замок во всем крае! Стыд какой, на всю страну!
— Эк вы заговорили, шотландская кровь!
Она слабо улыбнулась. Пальцы перестали бегать по столу, она посмотрела ему прямо в глаза.
— От себя не уйдешь. Кто шотландцем родился, тот шотландцем и умрет.
Гэри выпрямился. Он тоже все больше чувствовал себя шотландцем.
— Вот я и подумала: может, если он тебя увидит, узнает родного сына, может, тогда… Но я толком не знаю. С Маккаллумами никогда не знаешь, чего ждать. Судьба у них черная-пречерная, а мозгов ни крупинки…
— Так когда же я могу его увидеть? — нетерпеливо перебил Гэри.
Он выручит отца, образумит его, вылечит. Он уже представлял, как будет жить с Дунканом Маккаллумом в фамильном замке, узнает его ближе, выучит шотландскую историю. Ему вдруг нестерпимо захотелось иметь корни, носить цвета своего клана, чтобы им гордилась семья. А в замке можно устроить культурный центр, проводить фестивали, собирать музыкальный бомонд… Бабушка наверняка поможет. Он будет учиться дальше на фортепиано, а попутно возродит Кричтон к жизни.
— Сегодня вечером, попозже. Я тебя сведу в паб, куда он ходит каждый день. На той неделе, когда ты позвонил, я туда пошла и сказала ему, что у него есть сын. Красивый, говорю, парень, ты будешь им гордиться, передашь ему эстафету, и тогда никакие англичане тебе не страшны, и твой замок в гостиницу никто не превратит.
— А он что?
— Выслушал… Но ничего не ответил. Когда он набрался до того, что уже на ногах не стоял, я довела его до замка и уложила в прихожей, есть у него там такой старый, разбитый диван — на нем он чаще всего и спит. Ни особой радости, ни досады не выказал. Значит, расслышал. Готов с тобой познакомиться.
— А мою мать он помнит?
Миссис Хауэлл отрицательно покачала головой.
— Но что сын у него есть, это он помнит.
— Он знает, что я англичанин?..
Да вдобавок внук королевы!
— Нет. Об этом я не сказала. У меня расчет такой: твой отец — человек гордый, и когда он увидит, какой у него сын, эта его гордость возьмет верх, остальное уже не важно.
— А если бы я оказался нахальным, выпендрежным и вообще бездарностью?
— Ты бы тогда не стал мне звонить, малыш. У тебя был такой умоляющий голос…
— Да ведь мы всего-то несколько слов друг другу сказали.
— Но мне было слышно и то, чего ты не сказал.
Гэри накрыл своей широкой ладонью худенькую ручку миссис Хауэлл, и у той на глаза навернулись слезы.
— Хоть бы вышло, хоть бы вышло, — шептала она, глядя пустым взглядом перед собой, словно хотела увидеть будущее.
К замку они поехали на старой, чихающей машине, которая еле взбиралась в гору. Гэри то закрывал глаза, то снова открывал. Он вытягивал шею и всматривался в горизонт. В последнее время он так часто представлял себе, как выглядит этот замок.
И замок превзошел его ожидания.
Кричтон внезапно выступил из-за поворота: гигантский, величественный, надменный. Когда-то белые, а теперь посеревшие, с пятнами сырости стены подавляли своим видом. Крыша местами провалилась, между кровельными балками пробивались и тянулись к небу кусты.
— Зачем столько стен? — с любопытством спросил Гэри. — Никогда не видел столько валов сразу.
Миссис Хауэлл в ответ вздохнула:
— В семье Маккаллумов было столько братоубийственных войн… Каждый раз, как им начинал грозить кто-нибудь из родни, они строили вокруг замка новую крепостную стену. За этими укрытиями они ничего не боялись.
Они поставили машину у главного входа и дальше пошли пешком. Прошли через все кольца стен, одно за другим. Дул такой крепкий ветер, что Гэри казалось — у него сейчас оторвет щеки. Он расхохотался и закружился посреди серых камней. Прощай, Гэри Уорд! Да здравствует Гэри Маккаллум! Новое имя, новая жизнь! Тусклые, избитые глыбы заиграли живыми красками, как воздушный змей. Он кружился, кружился, пока с хохотом не повалился на траву, — а хмурый, мрачный небосклон низко навис над замком и словно вжимал его в землю.
Ему хотелось все увидеть своими глазами.
Они толкнули входную дверь, уповая, что Дункан не лежит на диване в прихожей.
— Не волнуйся, в это время он уже, поди, накачивается в кабаке.
Он бегал по коридорам, подымая клубы пыли, распахивал тяжелые двери, лупил кулаками в густую паутину, заглядывал в длинные заброшенные залы с высокими, черными от сажи каминами. Мебели в них больше не было, только старые доспехи. Шлемы, казалось, провожали его пустыми глазницами.
Лишь когда миссис Хауэлл кивнула ему на дверь в отцовскую спальню, он на шаг отступил.
— Потом. Когда мы с ним познакомимся.
И они отправились обратно в город.
Дункана они нашли в пабе «Лук». Это был бар с широкими окнами, крашенный снаружи в темно-голубой цвет. Гэри пропустил свою спутницу вперед. Сердце у него колотилось. Он шагнул внутрь, не отрывая глаз от фиолетового пальто и красного шарфа. Потолок с ярко-красными балками и желтый, почти оранжевый паркет на мгновение ослепили его: он зажмурился и замигал.
Миссис Хауэлл направилась прямо к мужчине, который сидел, облокотившись о стойку бара, не поднимая головы от огромной кружки пива, и тронула его за плечо:
— Дункан Маккаллум!
— Н-ну?.. — рявкнул тот в ответ и круто обернулся.
Высоченный, широкоплечий, настоящий великан, с красной одутловатой физиономией. Глаза у него были так налиты кровью, что непонятно, какого они цвета. Зубы пожелтели от сигарет, спереди одного не было. Над килтом в синюю и зеленую клетку выпирало круглое брюхо. Черный жилет и куртка были грязные и засаленные, на длинных гольфах — нелепые, сбившиеся набок красные помпоны. Старый клоун — назвала его миссис Хауэлл. Старый клоун со шрамом…
— Эй ты! Англичанка! Опять явилась провожать меня до дому?
Он перевел взгляд на Гэри и снова взревел:
— А это еще кто такой?!
Гэри откашлялся. Слова ему не давались.
— Ты что, при этой старой грымзе англичанке ошиваешься?
— Я… Я…
— Да он никак язык проглотил! Или старуха ему язык откромсала! — обернулся Дункан к бармену. — Бабы — зло. Даже старые. Чик-чик, и языка как не бывало. А то и чего другого!
Он расхохотался и поднял свою кружку в сторону Гэри.
— Чокнемся, малыш? Или так и будешь стоять столбом?
Гэри подступил ближе. Миссис Хауэлл тихо, почти беззвучно прошептала:
— Дункан, познакомься, это твой сын Гэри… Помнишь, у тебя есть сын?
— Еще бы не помнить, бабка! Ты мне еще давеча напомнила, когда я спьяну не мог дойти до дому…
Дункан посмотрел на Гэри. Глаза сузились, как бойницы в крепостных стенах. Он снова обернулся к бармену:
— Слыхал, Эван, сынок у меня объявился! Плоть от плоти! А? Каково?
— Дело хорошее, Дункан.
— Еще один Маккаллум… Как тебя звать, сынок?
— Гэри.
— Гэри, а дальше?
— Гэри Уорд, но…
— Тогда какой ты мне сын? Маккаллумы фамилии не меняют, это тебе не бабы! Маккаллумами рождаются, Маккаллумами умирают. Точка! Уорд, Уорд… И фамилия-то какая-то английская. Помню, была такая англичаночка, легкая на передок, все ныла, что я ей ребенка сделал, — это, что ли, твоя мамаша?
Гэри не знал что ответить.
— Это твой сын, — тихонько повторила миссис Хауэлл.
— Если его звать Гэри Уорд, он мне никто!
— Ты же не признал его при рождении! Как прикажешь ему зваться?
— Маккаллумом, как я! Вот тоже выдумает!
И он громогласно обратился к завсегдатаям, которые сосредоточенно смотрели футбол с кружками в руках.
— Эй, мужики! Слышите?! У меня тут, кажись, сын… Правда, у меня их, должно быть, немало… Маккаллумы не одну бабу осчастливили! Тем лишь бы ноги раздвигать!
Щеки у Гэри пылали. Ему хотелось только одного: уйти отсюда как можно скорее. Заметив, в каком он смятении, миссис Хауэлл удержала его за рукав:
— У тебя есть сын, Дункан Маккаллум, вот он перед тобой. Кончай набираться, поговори с ним толком!
— Молчать, старая дура! Я сам решаю! Никогда еще такого не было, чтобы баба была Маккаллуму указкой…
С этими словами он вновь обратился к окружающим за поддержкой.
— Замолчи, Дункан Маккаллум! — воскликнула миссис Хауэлл. — По кабакам горланить ты горазд, но как с болезнью сладить, так тут ты сам — сущая баба! Трус ты и хвастун, вот ты кто! Помрешь ведь скоро, что ж ты выламываешься?..
