Филипп, конечно, придет. И финансист, с которым он ее познакомил. Финансист, кстати, обнаружил досадное пристрастие ходить за ней по пятам и названивать с творческими предложениями: «Милая Гортензия, а как вам такая мысль?..» Гортензия вежливо выслушивала и отправляла мысль в мусор. Он даже вызвался помочь с перевозкой оформления: возьмет напрокат грузовик, оденется в комбинезон, это же так забавно — поиграть в грузчика! «Кретин!» — бормотала Гортензия, одаривая его ослепительной улыбкой.
Жан Прыщавый тоже предлагал помочь, но она отказалась. Хотя лишняя пара рук ей бы не помешала. Она даже чуть было не согласилась, но вовремя опомнилась: не от такого же урода принимать помощь! Не хватало еще, чтобы ее видели в его обществе. Ей бы тогда пришлось пригласить его на коктейль, и что бы о ней подумали?
Она задумчиво посасывала кончики пальцев, исцарапанных гвоздями и иголками, с въевшимся клеем. Кто еще будет? От матери и Зоэ — ни слуху ни духу. Но они точно придут. Мама будет сама не своя от гордости, а Зоэ будет пыжиться и важничать направо и налево: это моя сестра, это моя сестра!
И Ширли придет. Она взяла у нее на пару дней грузовичок.
— Зачем он тебе? — спросила Гортензия.
— Объезжать скотобойни. Хочу приготовить ребятам кое-что чернушное. Наберу скелетов, костей, отходов, еще в кровище, пару бидонов промышленного желатина, в общем, всякой мерзости. Покажу им, из чего делаются их любимые полуфабрикаты. Если после этого их не стошнит, я умываю руки! Буду всю оставшуюся жизнь питаться наггетсами.
— Смотри не извози мне его!
— Не волнуйся, я все застелю клеенкой.
Гортензия протянула ей ключи, но не удержалась от гримасы:
— Только верни мне его вовремя, чистым и целым.
— Ладно!
Вид у Ширли был угрожающим и не сулил ничего доброго.
Когда Гортензия поинтересовалась, не знает ли она, где Гэри, та ответила, качнув связкой ключей: «Понятия не имею!»
Мисс Фарланд придет непременно. Покрасоваться. «Это я ее раскопала, — станет она хвастать, — если бы не я…» О своих заслугах она может говорить часами. Какое все-таки убожество! А эта ее манера красить губы в кроваво-красный цвет, тоже мне вампир! А уж худющая, как жердь! Анорексичка! Специально к открытию прошла курс ботокса, щеки у нее теперь, как филейная часть у младенца, — даже улыбается с трудом.
Еще она пригласила пару девчонок из колледжа, просто чтобы полюбоваться, как они пожелтеют от зависти. И преподавателей.
Ребят по квартире, кроме Жана Прыщавого. Он, конечно, смертельно обидится, но ей какое дело!
Так-так, вроде никого не забыла…
Не исключено, что Шарлотта Брэдсберри тоже явится — вынюхивать. И прекрасно. Напишет про нее разгромную статью — ей лишняя реклама.
А еще будет Агнесс Дейн! Николас знаком с ее молодым человеком и взял с него слово, что тот приведет свою подругу. А где Агнесс Дейн, там свора папарацци. «Надо только все-таки следить, чтобы она не слишком меня заслоняла, — соображала Гортензия. — Придется побороться, чтобы быть на снимках на первом плане…
Странно, что мама не позвонила сказать, во сколько они с Зоэ прибывают на вокзал Сент-Панкрас. Обычно она предупреждает».
— Как там у тебя с приглашениями? — обратилась Гортензия к Николасу.
— Всем отправил, почти все откликнулись.
— Не забудь, это мой вечер! Если явится какая-нибудь непрошеная стерва, гони ее в шею.
— Вас понял, принцесса. Пошли чего-нибудь пожуем? Есть хочу — сил нет.
— А можно тут все так оставить?
— В смысле?
— Ну, не разнесут тут мои витрины?
— Ты в своем уме?
— У меня дурное предчувствие.
— Ну конечно, у тебя тайных врагов, как у сицилийского барона. Спят и видят, как бы тебя зарезать.
— Мало ли, какой-нибудь завистник. Возьмет и обольет мои модели красной краской.
— Да ладно тебе! В магазине полно охранников, и потом, все заперто.
Гортензия неохотно последовала за ним.
— А то, может, остаться тут на ночь…
— Я тебя не узнаю. Ты что, боишься?
— Говорю тебе, у меня дурное предчувствие… Дай-ка на минутку мобильник, надо маме позвонить.
— А твой где?
— Я за свой плачу, а ты нет. У тебя же корпоративный.
— А если не дам?
— Тогда я тебе не раскрою всех тайн сексуальных различий между мужчиной и женщиной. Включая твое место в этой безжалостной игре на выживание.
Он протянул ей телефон.
Жозефина не знала, как ей быть.
Она не поедет в Лондон на открытие витрин.
Она нашла сюжет и не хотела его бросать.
Она разыскала черную тетрадку Юноши и внимательно ее перечитывала, делала пометки. Медленно впитывала его рассказ, чтобы сюжет расцвел сам собой, — как, бывает, ждешь, чтобы распустился красивый цветок, и бегаешь проверять каждое утро: мчишься в лес босиком, смотришь на бутон минуту-другую и отправляешься восвояси, думая — ну уж завтра точно… Роман вот-вот появится на свет. И как она может бросить его и уехать в Лондон?! Она боялась, что Кэри и его юный друг вдруг улетучатся, как те две тетки.
Каждый вечер она подолгу смотрела на телефон и понукала себя: надо позвонить, надо сказать… А сама тряслась от страха.
В этот вечер, накануне открытия, ровно в полночь, оттягивать объяснение было уже поздно. Она потянулась к телефону…
Ширли рассказывала, как много и упорно трудилась Гортензия над своими витринами.
И еще она сказала, что Гэри не придет, он поехал в Шотландию знакомиться с отцом и неизвестно, когда вернется.
— И что ты об этом думаешь?
— По правде? Мне от этого тошно. Но я стараюсь себя урезонить. Делаю дыхательную гимнастику, катаюсь на велосипеде, езжу на скотобойню…
— А в Хэмпстеде бываешь?
— Нет. Мне не до ледяной воды. В Лондоне и так холодно.
— А зря, съездила бы…
— Ты приедешь на выставку Гортензии?
— Вряд ли.
— Жозефина! — воскликнула Ширли. — Это правда ты?!
— Ну.
— Ты не бросаешь все дела и не мчишься сломя голову ублажать Гортензию?!
— У меня появилась одна задумка, Ширли. Понимаешь, не научная статья, а роман, но на основе реальных событий. Про дружбу-влюбленность между одним пареньком, французом, и кинозвездой, голливудским актером. Помнишь, я нашла в мусорном баке черную тетрадку?.. Вот оно все как-то утрясается, вызревает потихоньку. Этот сюжет прорастает из меня наружу. Мне сейчас нельзя разбрасываться.
— Ну и ну… Мою подружку подменили! Это Серюрье на тебя так влияет?
У Жозефины вырвался смущенный смешок:
— Нет, я сама так решила. Как ты думаешь, Гортензия не обидится?
— Так ты ей еще не сказала?!
— Что ты, я так боюсь…
— Понятно. Не расстраивать же нашу принцессу на горошине!
— А вдруг она решит, что я ее разлюбила?
— Ну, знаешь, до этого еще далековато!
— Так что мне делать?
— Бери телефон и звони. Забыла, как сама на днях промывала мне мозги? «Если не сейчас, то когда…» Или это ты цитировала философские постулаты любезнейшей Ифигении? Короче, давай звони и говори! Прямо сейчас!
— Да-да, ты права…
Но сил не было никаких. «Она обзовет меня плохой матерью, скажет, что я бессердечная эгоистка, обидится, а я этого не переживу. Я так ее люблю! Просто… Я так боюсь, что сюжет утечет сквозь пальцы!»
Она уже занесла было руку, чтобы набрать номер Гортензии, как раздался звонок.
— Мама!
— Да, золотко мое!
— Все в порядке? Почему у тебя такой голос?..
Жозефина кашлянула и ответила, что нет, все в порядке, все хорошо.
— Во сколько ты приезжаешь? Встретимся уже в «Харродсе»?
— Э-э…
— Ой, мамуль! Так все здорово получилось, сама посмотришь! Точно как я хотела! Я все сделала аккурат как задумала, один в один, вкалывала день и ночь. Обалдеешь!
— Э-э…
— Да, а Зоэ ты написала записку в школу? Что ты им сказала? Что у нее свинка? Или что у нас бабушка умерла?
— Ничего я им не сказала.
— Ну так во сколько вы приезжаете? Жить вы, наверное, будете у Ширли?
— Гортензия, детка, ты знаешь, я тебя очень люблю, ты для меня самый важный человечек…
— Мам! Не развози слюни! У нас тут уже за полночь, я валюсь с ног. Конечно, я знаю, что ты меня любишь и все такое.
— Точно?
— Точно! Ты меня уже достала своими сантиментами!
Жозефина отметила, что сказано это было не слишком благожелательно, и отбросила последние сомнения.
— Я не приеду. И Зоэ тоже.
— А…
Последовало долгое молчание.
— Вы нездоровы?
— Нет.
— Ты не больна и не приедешь? Ты что, ногу сломала? Или обе?
— Нет. Гортензия, послушай, детка…
— Да говори же, черт бы тебя побрал!
Оторопев от такой грубости, Жозефина отставила трубку подальше, с трудом сглотнула и выговорила:
— Я не могу приехать, потому что я наконец нашла сюжет для романа. Он вызревает. Я пока не совсем его ухватила, но к тому идет. Если я сейчас уеду, я его упущу.
