Шум боя между тем отодвигался всё дальше налево, перерастая в ожесточённую огневую дуэль.
Михайлов привёл третий взвод в лощину, над которой висел туман.
Атака захлебнулась. Люди зарывались в землю на окраине учебного лагеря, откуда ещё не было видно города.
Когда рассвело, батальоны тяжёлых миномётов выкурили противника из первой траншеи, а артиллерия, открыв огонь по окраине города, помешала прибытию резервов.
И гвардейцы снова поднялись в атаку, их громкое «ура!» разносилось далеко вокруг.
Слушайте, товарищи! — гремел голос Михайлова. — Через десять минут подойдут мотоциклы с колясками, и мы на полной скорости въедем в город!
Фаренкрог подполз к Шехтингу, который лежал около брошенного гитлеровцами штабеля фаустпатронов.
— Ну что, служака, как дела? — с усмешкой спросил он.
— Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, — ответил ему Шехтинг.
Тем временем ветер отогнал в сторону полоску тумана и обнажил несколько зубцов крепостной стены.
Туман ещё больше разошёлся и открыл вид на освещённый утренним солнцем город. Соборы с разрушенными крышами, вокзал около массивной водонапорной башни, кресты и флюгеры. Справа полоска леса. Довольно скучная картина, в которую вносят разнообразие лишь красные кирпичные строения, типичные для Пруссии. В нескольких местах видны столбы дыма разбушевавшихся пожаров.
Немецкий коммунист Фриц Фаренкрог жадно впился взглядом в панораму города. Он пытался освободиться от нахлынувших на него чувств, но это ему не удавалось, как он ни старался. Голос Михайлова вернул его к действительности:
— Приготовиться! По машинам!
Моторы мотоциклов громко трещали. Около Фаренкрога остановился неуклюжий парень и недовольно проворчал:
— Ну давай, Фриц, быстро!
Шехтинг залез в коляску. Фаренкрог устроился на заднем сиденье, зажав под мышкой фаустпатроны.
Ехали быстро. То справа, то слева рвались снаряды, поднимая в воздух ржавую землю и белый искрящийся снег.
Проехали брошенные немцами окопы, проскочили между противотанковыми заграждениями. Сапёры и гвардейцы преодолели огневое сопротивление противника и были, судя по шуму боя, уже в предместьях города.
Мотоциклисты с бешеной скоростью мчались по обледенелой дороге. Внезапно из-за дома о гранитным цоколем вынырнули три «тигра». Расстояние до них было не больше двухсот метров. Ещё мгновение — и выпущенный из пушки первого танка снаряд со страшным свистом пролетел мимо. Второй снаряд, оглушительно разорвавшись, взрывной волной оторвал первый мотоцикл от дороги и поставил его поперёк дороги. Водитель, пытаясь развернуть машину, наскочил на мешки с песком, не справился с рулевым управлением и опрокинул мотоцикл. Шехтинг успел выскочить из коляски.
Прыгнув в кювет, он крикнул:
— Назад! Из поля обстрела танков! И побежал.
Фаренкрог остался лежать на месте.
«Вот шанс разведать что-нибудь», — мелькнула у него в голове мысль. И в тот же миг над ним пролетел очередной снаряд. Фаренкрога обдало дымом и снежной пылью от гусениц мчавшегося на большой скорости танка.
Фаренкрог, собрав всю силу воли, остался лежать, хотя «тигр», лязгая гусеницами, полз на него. Фаренкрог бросился к двум панцерфаустам, которые лежали метрах в пяти от него. Раздался выстрел, и по броне танка поползли языки пламени и клубы чёрного дыма.
Два других «тигра» открыли огонь из пушек.
«Не ввязываться в бой, выполнять свою непосредственную задачу», — вспомнил Фаренкрог указание Тарасенко. — А как бы он сам поступил на моём месте, если бы его товарищам угрожала смертельная опасность?..
Спокойно дышать. Сейчас от этого многое зависит…» Он прицелился из панцерфауста во второй танк.
Огненный шлейф выдал его местонахождение. Фауст-граната полетела в цель. Фаренкрогу казалось, что летит она ужасно долго. Но тут раздался взрыв — и танк заюлил на месте.
Третий «тигр» попятился и открыл огонь из пулемёта.
Метрах в двухстах от обломков Фаренкрог заметил ещё несколько «тигров» и «пантеру», а за ними — солдат противника.
«Теперь прочь отсюда», — решил он.
По другую сторону дороги раскинулись сады. Где-то в середине их находился дом, в котором можно надёжно укрыться, если незаметно туда добраться.
Фаренкрог сначала полз, а затем поднялся и побежал. И вдруг он ощутил удар в грудь. Зашатался, но не упал. А дом совсем близко. Видно, что не осталось ни одного целого оконного стекла, огромные дыры зияли в черепичной крыше, три ступеньки вели к двери.
По-пластунски Фаренкрог подполз к полуоткрытой двери, прислушиваясь, не слышно ли шагов погони. Нет. Глаза начала застилать тьма.
«Бинты! Надо сделать перевязку! — подумал он. — Но на это уйдёт много времени. Это потом… Сейчас самое главное — наблюдать». Он бросил взгляд на часы: 12 часов 50 минут. Одиннадцать фашистских танков рвутся вперёд. «Но не для того ли их пропустили гвардейцы, чтобы потом уничтожить? А где же я сам нахожусь? Я ведь совершенно не знаю города».
Куртка стала мокрой. На правой стороне груди расплылось красное пятно.
«Не стоит расстраиваться. Царапина, чуть позже её залепят пластырем санитары… Как передать Михайлову, что здесь одиннадцать «тигров» и «пантера»? Рации нет. Ничего. Я сам доберусь до Михайлова! Но о засаде танков можно доложить любому командиру части. Я должен! Только где я найду его?..»
Когда Фриц Фаренкрог пришёл в себя, уже стемнело. Стрельба ещё не прекратилась.
«А танки?.. Где они?» Он пристально оглядел площадь. Там стояла полевая кухня, и над ней поднимался пар. Вокруг толклись землисто-серые фигуры с котелками и кружками в руках. Чуть в стороне догорали обломки двух «тигров». «Почему бы мне не сесть на стул?
И вообще почему я не отдохнул на вон той тёмно-голубой плюшевой кушетке? А каменные плиты такие холодные! И дверь скрипит на ветру… Почему за мной никто не приходит? Я сам должен встать!.. Поднять хотя бы голову. Мне нельзя простужаться».
Фриц попробовал подняться, упёршись руками в землю, и не смог сдержать стона. Пополз, отдавая себе команды: «Правую ногу подтянуть, найти опору. Левую следом». Сердце было готово выскочить из груди.
Вскоре Фаренкрог замер: почувствовал, что добрался до порога. Каменные ступеньки охладили жар его щёк и лба.
«Почему оттуда, где стояли «тигры», раздаётся мужской смех? Как бы там ни было, я должен дойти туда! Доложить!.. Но они добродушно улыбнутся и ответят: «Папаша, танки, которые здесь стояли, мы уже сожгли. Можешь посмотреть на их сгоревшие остовы, а ещё лучше выпей немного водки». Пусть смеются, сколько им захочется. Они молоды и сильны, у них горячая кровь. А я должен крепко держаться за жизнь…»
Когда снежные тучи затуманили лунный свет, Фрица Фаренкрога нашли дозорные. Шехтинг закрыл глаза своему другу и заплакал, не стыдясь слёз.
На другой день город был взят советскими войсками.
Глава двадцать четвёртая
27 января в военном дневнике ОКВ появилась такая запись: «Атаки противника в районе действий группы армий «Б» несколько уменьшились». Однако солдаты из дивизии Круземарка не почувствовали облегчения, так как этот и последующие дни они укрывались в своих наспех отрытых окопчиках и часами отражали атаки американских «шерманов».
Когда генерал-майор Круземарк узнал, что последние части танковой дивизии СС вот уже три дня как выведены из района боевых действий, он снова открыто заговорил о дилетантизме высшего командования при проведении арденнского наступления. Но в душе он благодарил бога за то, что будет оказывать «сдерживающее сопротивление» противнику не на Восточном фронте, а на полях Вестфалии. Старый, опытный служака, он за каждым названным в сводке вермахта городом Польши, Восточной Пруссии и Верхней Силезии ясно видел гибель находящихся там войск, котлы и уничтожение попавших в них частей.
— Мы дышим на ладан. Заключительный аккорд прозвучит на Одере, господа! Впрочем, я буду строг, если кто-нибудь из вас начнёт заикаться о поражении… — Произнеся эти слова, Круземарк невольно вспомнил своё соглашение с бригаденфюрером.
Майора Брама всё ещё не нашли. Круземарк, допросив капитана Найдхарда, позвонил майору санитарной службы Квангелю, и тот доложил ему с точностью до минуты, когда Брам покинул его лазарет.
— Майор подробно расспрашивал о ранении господина Зойферта и сразу же намеревался возвратиться в часть, — сообщил генералу Квангель.
Фельдфебель, старший колонны автомашин, вёзших боеприпасы, клялся и божился, что майор въехал в Лосхейм на джипе в хвосте его колонны.
Лишь теперь Круземарк дал ход приказу о присвоении Браму звания «подполковник». «Нужно глядеть в оба и быть особенно бдительным!» — решил генерал.
После того как командир 2-го гренадерского полка выбыл по ранению из строя, Кисинген, как старший по званию среди командиров полков, стал исполнять обязанности начальника оперативного отдела штаба дивизии.
