Поморщилась, поковыряла пальцем сначала в одном ухе, а потом и в другом. И решилась.
— Придетсяутать. Мне самой не обсказать. — И махнула рукой в сторону. — Там болотце есть. Крохотное, но дурное. Чуть ногой ступишь не туда и враз утянет. Ты туда, радо, не лезь, а найти место посуше и зачерпни воды болотной. Лягуху туда пусти, и пиявку добавь. А вечером, когда месяц выглянет мы с тобой поведьмачим. Поищем того проклятого Упыря.
И улыбнулась во весь рот.
— Ты только поторопись, пока княжна не проснулась. Проснется, обязательно за тобой увяжется. А там леса лешачьи вокруг болота. И кикимора наведывается. Хоть и не живет там, тесно ей, — а проведывать, проведывает. А как не приглядывать, сам, Радогор. посуди. Не приглядишь за добром, из рук вырвут. А то и с руками оторвут.
Она еще говорила, а он уже спешил, удаляясь от избушки, на ходу поправляя перевязь с мечом. А заодно пытаясь угадать, зачем ей понадобилась болотная вода, а тем более лягуха с пиявкой. Когда ручей и ключ рядом.
Путь до болотца оказался не коротким. Это Копытиха рукой махнула скоро, а пришлось шагать да шагать, обходя наваленные кучами деревья и непролазные заросли кустарника и ягодников. В одном не обманула, леса лешачьи! Если бы не увидел прежде, прямо бы в лапы корявые угодил. Стоит среди сухих деревьев, — болото близко, корни мокнут, — не сразу и увидишь. И только по глазам угадать можно.
Успел крикнуть.
— Я Радогор из рода Бэра. Без топора пришел.
Глаза настороженные, аж сучья хрустят от недоверия.
Народ Бэра для них вроде, как свой. Лапы утянулись, спрятались между веток и сучьев, а веки закрылись. И попробуй, угадай, где древо, а где леший. Строг народ древний, но не злобив. Напугать, напугает и по лесу поводит, покружит, но чтобы вред причинить, этого Радогор не слышал.
Болото — дрягва открылось сразу. Тиной затянулось, мох шапками из воды поднимается. Кочки травой — осокой ощетинились. Редко — редко, где чахлое деревце из воды торчит.
Подобрался к самому краю, встал на одно колено и зачерпнул воды в горшок. А лягушка сама в горшок вместе с водой залетела. Пиявок же внизу неисчислимое множество. Обвязал горлышко куском, сложенной в несколько раз, холстины…
Так… так… так…
Голос скрипит, как лесина сломленная.
Сидит закорючина на кочке, руками колени обняла и вместо платья тиной обвешалась. Голова пенек, не толще его руки. Нос сучком, а над ним два глаза тоскливых и блеклых от старости.
— Не платил, не сулил, а за добром явился.
Как раз в руку сказала Копытиха.
— Откушать со мной не желаешь ли, тетушка? — С хлебосольной улыбкой спросил он. А что еще ему было делать?
Кикимора фыркнула.
— Нашлась родня, когда не ждали. И как же зовут тебя, племянничек?
-Отец с матерью Ольхом назвали, дедко Вран Радогором….
Кикимора задумалась, мучительно морща лоб.
— Радогор, Радогор… Не помню, не слыхивала.
— Все равно не вспомнишь, как бы не старалась. Лучше присаживайся, откушай со мной. Одному кусок в горло не лезет, а вдвоем так и сухарь проскочит, не заметишь. У меня и мясцо припасено.
Кикимора смотрит с подозрением, подвоха ждет.
— Мясцо у меня, милок, уже зубы не берут, сносились все от старости. Вот сальца бы, так нет его у тебя. А за хлеб спасибо. — иссохшая ветка протянулась к нему длинные пальцы приняли краюху. Долго обнюхивала ее, разглядывала и, не спеша. По старушечьи мелко, принялась ее жевать.
— А где сам то жиешь, молодец? — Утолив первый голод, наконец, спросила она, с любопытством разглядывая его.
— В гости приехал. — Радогор махнул рукой, с зажатым ломтем хлеба, себе за спину. — тут, не далеко. У матушки Копытихи. Может, слышала про такую.
— Как не слышать? Слышала. Обходительная женщина. И приветить, и поговорить умеет. Бывало часто к ней захаживала, а теперь вот не могу. — С сожалением вздохнула кикимора. — Ноги болят. Не доплетусь. Иссохла вся. Сам видишь, где живу.
Голос кикиморы стал жалостливым, на глазах выступили слезы.
— Так и поискала бы для себя место посуше. От воды самая хворь в таком возрасте.
— Перебралась бы, а как? — Мотнула головой на сторону. — А это на кого оставлю? На соседа.
В ее глазах зажегся огонек, а голос скрипел, так, что у Радогора зубы заныли.
— Столько времени оберегала, хранила для людей, а сейчас все бросом брошу? На соседа оставлю? Не доедала, не досыпала и на те вам, дорогой соседушка?
— Плох сосед?
— У — у — у! Не то слово! Норовистый да буянистый, сил нет. Чуть что не по ему, такими не хорошими словами начинает браниться, что хоть уши затыкай. А я хоть и не молода годами, а все девица и мне ли слушать такое? Вступиться за же за меня, сироту, не кому. Как есть одна на всем белом свете осталась. — И снова прослезилась. — Сватался тут один ко мне. Совсем не давно было. И ста лет еще не прошло. Да я отказала. Сучок сучком и ни какой дородности. И на слова не самостоятельный. От слова до слова выспаться можно. Только здесь душой и отдыхаю.
Радогор слушал ее, боясь улыбнуться.
— Сосед тот, часом, не водяной?
Кикимора замахала на него ручками.
— Как можно такое подумать? Водяной, мужчина из себя самостоятельный. Важный и упитанный, даром, что с хвостом. Но и он на днях перебрался в другое место. Сказал, уши больше не выносят и душа не терпит.
Посмотрела на пустые руки и с, надеждой в голосе, спросила, стыдливо отведя глаза в сторону, спросила.
— А не осталось ли у тебя, молодец, еще кусочка? Отдам при случае. От расстройства на еду потянуло. Так скоро из дома убегала, что и узелок не собрала в дорогу.
Радогор с охотой протянул последний ломоть.
— А скажи мне, тетушка, не Упырем ли зовут того соседа?
Стоило упомянуть ему это имя, как у кикиморы чуть кусок в горле не застрял. Вздрогнула и вызверилась на него.
— А ты как прознал про Упыря, милок? — сказала с плохо скрытым подозрением. — По началу казался такой весь из себя. И на улыбке, и худого слова не скажет. Я уж подумывать начала, уж не свататься ли собрался? А он обжился и будто кто телегой его переехал.
Радогор уже почти не слушал ее. только замолчала, чтобы дух перевести, как тут же спросил.
— Долго проживешь здесь, тетушка?
— Сама не знаю. Ушла бы, хоть сегодня, а ноги не идут. — быстро отозвалась кикимора. — А ты зачем это спросил?
— Помочь хочу…
Глаза кикиморы повеселели. Но тут же снова какие — то подозрения заставили ее нахмуриться.
— А тебе зачем это понадобилось.
Почему бы не помочь хорошему человеку? — Улыбнулся он. — Да и дорогу он мне переехал.
— Ну если так, дней пять проживу. А дальше уж не утерплю, убегу. Обратно пойду на муки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
