Он поднял глаза и оглядел офис, из которого медленно пятился. Некоторые провода крепились к оконным рамам. По меньшей мере один вел к чему-то, что могло быть только антенной, причем не такой, какие продают в магазине бытовой электроники. Что-то в ее облике подсказывало Соколову определение «армейская».
Каблук задел что-то мягкое. Соколов глянул вниз, отпихнул ногой штукатурку и увидел дамскую сумочку. Взрывом ее сбросило со стола, часть содержимого высыпалась. Соколов все собрал обратно и застегнул молнию. Шагнул к двери. Развязал мусорный пакет, увидел ноутбук и еще какую-то электронику, но ничего такого, что пригодилось бы ему прямо сейчас. И еще мешок был тяжелый.
Подозрительно тяжелый.
Соколов вытащил одну коробочку и повертел в руке. Ее вес был сосредоточен в основании. Там стальная пластина или что-нибудь в таком роде.
Для того чтобы коробочка сразу утонула, если бросить ее в воду.
Это шпионское оборудование, а сам офис – шпионская база. Русскоговорящая девушка тут работала и перед его появлением как раз пыталась замести следы.
Но она не китайская гражданка, иначе базу незачем было бы ликвидировать в такой спешке.
Соколов бросил сумочку в мешок и закинул его на плечо. Вышел в коридор, нашел лестницу. Через два пролета увидел дверь в пустующий офис и через выбитое окно оглядел улицу. Микроавтобус – его единственный билет отсюда – по-прежнему стоял между домами, правда, в крыше зияла дыра, пробитая чем-то тяжелым.
На выходе из пятиэтажки происходило какое-то движение. Два человека хотели оттуда выскочить. Они стояли в дверном проеме и, видимо, не могли решить, где страшнее – снаружи или внутри. Здание над ними поэтапно складывалось гармошкой: этаж за этажом оседал, придавливая своим весом следующий. Каждый раз из всех отверстий, включая дверь, вырывались клубы пыли, так что те двое, на которых смотрел Соколов, через неравные промежутки времени исчезали в пылевом облаке. Ничто не было вполне вертикальным или горизонтальным, все стремилось к углу естественного откоса, исполинские обломки скатывались на улицу с грохотом, который Соколов чувствовал яйцами. У тех двоих впечатления, надо думать, были еще более сильные.
Еще один этап оседания, еще одно горизонтальное грибообразное облако. Когда оно улеглось, тех двоих в дверях уже не было: они выбежали. Соколов оглядел улицу, заставляя себя сохранять спокойствие и всматриваться внимательнее. Довольно скоро он отыскал их: они бежали, взявшись за руки, к перекрестку, где скопилось множество зрителей. Водители из окон остановившихся машин, прохожие из-за автомобилей – все смотрели на оседающее и горящее здание.
Бегущие фигуры казались смутно знакомыми. В других обстоятельствах Соколов узнал бы их по цвету кожи, но сейчас они – как почти все на улице – были словно осыпаны мукой.
Высокий – главарь душманов из пятьсот пятой квартиры.
Та, что поменьше, – Зула.
Почему они держатся за руки? Они сообщники? Соколов не мог придумать этому никакого разумного объяснения.
Тут они на бегу столкнулись ногами, оба чуть не упали, так что на минуту разжали руки, и Соколов увидел, что они скованы наручниками.
Он сорвал с плеча автомат, уперся в оконную раму и прицелился в высокого моджахеда. Попасть с такого расстояния вполне реально, если, конечно, прежний владелец автомата хорошенько о нем заботился; главное – следить за дыханием и дождаться, когда боевик остановится. До тех пор оставалось только вести за ним прицел и следить за возможными препятствиями.
Внезапно стало ясно, куда они бегут: к такси. Оно стояло двумя колесами на тротуаре, двумя – на мостовой. Водитель вылез и смотрел на рушащийся дом. Рот у него был открыт, на нижней губе висела сигарета.
Человек в прицеле Соколова прибавил скорость, таща Зулу за собой, врезался спиной в заднюю дверь такси, отскочил, распахивая ее в движении, сгреб Зулу в охапку и нырнул головой вперед, так что оба оказались лежащими на заднем сиденье.
Наверное, ничто другое не оторвало бы таксиста от созерцания горящей пятиэтажки. Он обернулся и почти с тем же изумлением уставился на две пары пыльных ног, торчащие из открытой задней дверцы его машины. Таксист уже хотел было что-то сказать, но тут заметил прилипшую к губе сигарету. Отбросил ее, сунул голову в водительскую дверь – и застыл. Соколов знал отчего, хотя и не мог видеть – душман навел на таксиста пистолет.
После недолгих переговоров водитель плюхнулся за руль, закрыл дверь, включил передачу и тронул машину с места. Перекресток был забит так, что Соколов мог бы нагнать их пешком. Черт, да хоть ползком! И хоть убить черного моджахеда и освободить Зулу было бы заманчиво, у него имелись более неотложные задачи. Следовало выбираться отсюда, пока район не оцепила полиция.
* * *
До недавнего времени Чонгор не думал, что может оказаться в ситуации, хоть отдаленно напоминающей нынешнюю. Странно, учитывая, что на преступников он работал с четырнадцати лет. Но, как он на днях объяснял Зуле, преступники по большей части очень скучные люди и всеми силами стараются до экстрима не доводить.
То, что при этом Чонгор был самым разумным и уравновешенным в семье, больше говорит о новейшей венгерской истории, чем о самом Чонгоре.
Его предки, по крайней мере по мужской линии, жили в Коложваре, столице Трансильвании, еще со Средних веков. Многие столетия за город шла война между венграми и румынами, называвшими его Клуж. После Первой мировой он, как и вся Трансильвания, отошел к Румынии. Предки Чонгора неожиданно для себя оказались в чужой стране. Им это не понравилось, и когда в тридцатых Венгрия заключила союз с Германией, дед Чонгора с энтузиазмом вступил в венгерскую армию. Женился в Будапеште на венгерке, привез ее в Коложвар и оставил там беременной, а сам пошел с гитлеровцами воевать в Россию. Подобно многим венграм, угодившим в Сталинградский котел, он исчез, как крупинка соли в Тихом океане, так что новорожденный сын – отец Чонгора – так своего отца и не увидел. Молодая мать вернулась в Будапешт. Немецкая оккупация и взятие города Красной армией стали для семьи обычной чередой ужасов и лишений. Когда все немного устаканилось и Венгрия с Румынией стали, хотя бы теоретически, братскими странами в составе Варшавского договора, бабка Чонгора переехала в старый семейным дом в Коложваре, который теперь назывался Клуж, поскольку вновь отошел к Румынии. Здесь отец Чонгора промыкался остаток детства, здесь же поступил на математический факультет Клужского университета. Университет был по преимуществу венгерский, но примерно в шестидесятом году там началась этническая чистка. Научный руководитель Чонгорова отца покончил с собой. Бабушка к тому времени немного повредилась в уме, и отец Чонгора – теперь глава семейства – продал дом и переехал в Будапешт. Ученой степени у него не было, и он пошел преподавать в школу.
