к власти и наживе экстремистов и завистников. Как здорово, думал он, что мы, туркмены, не подвержены влиянию извне. Как здорово, что люди моей национальности так сплочены и мудры и не покушаются на чужие земли. Мы, туркмены, – кочевники, но мы кочуем в пределах своих земель и своей веры. Нас никогда не заносит далеко от дома, и мы всегда возвращаемся туда, где родились… Азербайджанцы, а особенно армяне, так далеко разлетелись по всей планете, что, наверное, поэтому пожинают сейчас плоды того, что так сильно оторвались от корней своей Родины…
– Юра, Юра! Да очнись ты! – тряс Алик друга, задремавшего под свои мысли в глубоком кресле. – Нам пора прогуляться… Пошли подышим воздухом.
Юра мгновенно встал и потянулся, как кот после долгого сна, и, хитро улыбаясь, сказал:
– Да я не спал вовсе, я в засаде был…
– Пошли, пошли… Дела есть.
Пока Юра в своём кресле около часа «был в засаде», Алик успел в откровенном и прямом разговоре выяснить у своего родственника все фамилии интересующих его людей. Теперь надо было пробежаться по адресам, чтобы уточнить детали и повстречаться с друзьями.
Город был объят настоящей весной… Самый конец января для средней полосы России характерен снегами и метелями, а здесь был рай благодарной природы, как будто бы специально созданный для этих мест. От тепла уже весеннего дня в голове возникали мысли о том, что народ, у которого практически нет зимы, уже счастлив только потому, что имеет такую благодатную землю. Солнышко пригревало так ласково и приветливо, что хотелось раздеться до самой рубашки. На улицах все были заняты своими обычными делами: кто-то шёл по неотложным делам, кто-то лениво нежился в одинаково греющих всех на этой земле добрых лучах солнца. Солнечный луч не выбирает, кому дарить своё тепло: армянам, русским, туркменам. Все получают благодать от природы одинаково. Кто вправе сказать: «На этой земле дышать и греться разрешено только мне?» Эти мысли приходили в голову Юре потому, что только об этом он сейчас и думал… Его мысли, как по замкнутому кругу, всё время возвращались к конфликту между армянами и азербайджанцами… Колесо его размышлений, как карусель, неслось всё быстрее и быстрее, захватив в свою орбиту теперь и народы Туркмении: «Нет! У нас такого произойти не может…»
На двух прохожих, идущих по солнечной стороне, как будто бы они соскучились по теплу, никто не обращал внимания. Они ничем не выделялись. Два местных жителя… Наверное, с другого конца города?
Алик, немного зная город, привёл друга сначала на один адрес, где, к сожалению, никого не оказалось, а затем – на другой. Там, поговорив с хозяйкой, он направился опять к рынку, в названное женщиной место. В чайхане часть людей сидела на улице, подставляя лица доброму солнцу. Присев за свободный столик, заказали чай. Алик ждал, когда за дальним столом, где сидела большая компания мужчин, в разговоре, наконец, возникнет какая-то пауза. Этот момент настал, и он махнул рукой человеку за тем дальним столом. Оттуда сразу же отделился мужчина, который, судя по всему, за тем столом был главным, и приблизился к друзьям. В его глазах светилась радость от встречи и сквозил страх, который всё же перебивал его весёлое настроение.
– Алик! Откуда вы? Какими судьбами?.. Хотя я понимаю, вы обязаны быть здесь…
Присев за стол, подошедший напряжённо замолчал.
– Я слышал, ты сделал в последнее время быструю карьеру… Теперь от тебя здесь многое зависит. А ведь недавно ты был простой учитель в школе…
– Сами виноваты! Вы помните, Алик, меня не приняли в партию. Меня, человека, который…
– Вы лучше меня, уважаемый, знаете причину, почему это произошло. Не надо было увлекаться… Я тебя тогда предупреждал… Да и спешил ты очень. Пришло бы время – всё было бы нормально. Давно здесь живёте?
– Уже четыре года…
– А почему вдруг спешно уехал из Нахичевани?
– Так получилось…
– А здесь, я так понимаю, ты промолчал, что с нашей конторой дружил?
– …
– Ну, что ж ты молчишь?
– Я, когда вас увидел, сразу понял, что вы по мою душу приехали… Но вы меня лучше не трогайте! Я предупреждаю! Я с вами работать не буду. Я теперь – другой человек!
– Ты спокойней будь. Ты нам теперь и не нужен, чтобы с тобой работать… Чтобы с нами работать, заслужить надо, я вижу, ты, действительно, другим стал… Мы просто доведём до сведения вон той твоей компании, что ты – агент КГБ и…
– Я прошу, Алик, не надо… Меня… Но я, действительно, стал другим.
– Вы, уважаемый, уже никогда не станете другим. Я слишком хорошо знаю вашу прежнюю жизнь, а она говорит о том, что вокруг вас – только грязь… Вспомните хотя бы, как вы обошлись с директором школы… Короче, сегодня в двадцать один час будете ждать меня, – и офицер назвал место. – Я приду не один… поговоришь с нашими старшими товарищами. Я тебя лечить не уполномочен. Но лекарства я тебе пропишу… Иди пока.
Юрий Халбаич удивлялся напору, с которым Алик разговаривал с этим человеком. Он как будто бы мстил за всех оперов, которые жгли дела сегодня, потому что не смогли выстроить свои отношения с такими вот своими «помощниками»[104]. Офицер как бы специально иногда переходил на «вы», чтобы подчеркнуть отдалённость бывшего агента сегодня от себя и от старой, и теперь далёкой, дружбы. Но иногда продолжал обращаться к нему на «ты», как бы подсказывая: «Ничто не потеряно, ты ещё – мой друг»… Он как будто бы пытался наверстать упущенное время и изменить ситуацию. Он был уверен, что это хоть как-то разрядит обстановку в городе. Когда человек отошёл, Алик грустно, как будто был виноват в чём-то, проговорил на ухо Юре:
– Это – мой агент! Я работал с ним очень давно… И когда дядя назвал его фамилию как одного из руководителей фронта, я чуть не подпрыгнул на стуле… Дядя даже спросил меня: «Алик! Что с тобой?» Я промолчал, ведь он не имеет права знать этого… А сам я подумал: «Это – удача! Теперь мы их сможем взять хоть за какое-нибудь место…»
– Лишь бы это место не оказалось задницей, хотя лично мне оно нравится…
– Да, это очень здорово! – не обращая внимания на шутку друга, продолжал Алик. – Вечером на встречу приведём командира. Пусть он с ним поговорит. Думаю, он ему объяснит, что и как делать… Пойдём, Юра, нам надо ещё стариков собрать.
Походив ещё несколько часов по городу, Алик с Юрой поговорили со стариками и попросили их собраться к вечеру
