и было видно, что очень нервничал. Когда несколько часов назад его бывший опер назначил контрольную встречу, агент внутренне сжался. Любой знал: когда на встречу приходит начальник, хорошего не жди. Или проверять начнут, ставя невыполнимые, порой опасные, задания, или нагоняй за что-то получишь. Настрой у «друга» был, наверное, больше агрессивный, чем деловой: «Принесла же нелёгкая сюда этого кагэбэшника, и надо же, как он меня нашёл?» – думал, сидя один в тусклом свете маленького скверика, секретный сотрудник. А когда он увидел группу людей и признал в одном из них своего бывшего опера, он затрясся и готов был сорваться с места и убежать. Но ноги стали ватными и непослушными, он даже не смог подняться со скамейки: «Почему их так много? Они идут арестовывать меня за антисоветскую деятельность! Надо бежать!»
Вместе с тем группа русских уже была настолько близко, что даже мысли о побеге стали невозможными. Они поздоровались, и Алик сказал:
– Познакомьтесь, вот мой командир… Валерий Витальевич!
– У нас к вам есть предложение, – заговорил Розин, сразу переходя к делу, обращаясь к агенту. – Вы слышите меня?
Валерий Витальевич обратил внимание, что человек, с которым он разговаривал, был не в себе. На лбу, несмотря на прохладу вечера, выступил пот и блестел в тусклом свете фонаря. Тело его колотил озноб, как при лихорадке, а голос даже на обычном «Здравствуйте, уважаемый!» – срывался и пропадал… «Да, с таким кадром разговаривать бессмысленно», – думал Розин…
– Я прошу вас, успокойтесь… То, о чём мы собираемся вас попросить, – совершенно безопасно…
– Я слушаю вас, – еле выдавил из себя агент.
– Дело в том, что мы знаем: Вы готовите листовки, которые распространяются по всему городу…
– Честное слово! Я не имею отношения к этим бумажкам…
– Имеете, мы знаем. Так вот, надо сделать так, чтобы в них первоначально вы убрали призывы по поводу русских. Своим «коллегам», – Розин подчеркнул пренебрежительно-ехидно это слово, – поясните, что для вас всех выгоднее сегодня дружить с русскими, живущими здесь. Если русские будут хотя бы нейтральными, это даст возможность вам иметь хотя бы меньшее количество врагов фронта. А сейчас вы призываете к насилию над русскими. Скажите, что с ними не справиться… Я уверен, что к вам, как к уважаемому человеку, прислушаются… Что скажете, уважаемый?
– Да-да! Я сделаю это! Нам с русскими ссориться нельзя. Я всегда говорил об этом… Без России мы не сможем…
Розин, слушая это, откровенно вздохнул, демонстрируя понимание, что агент врёт, да так, что тот прекратил излияние своих интернациональных чувств и замолк на полуслове.
– Не надо объяснять свою позицию, – сказал Валерий Витальевич, – сделайте то, о чём вас просят. Или нам придётся принять другие способы убеждения. Русские не должны пострадать. Вы поняли меня?
– Да… – И человек безвольно склонил голову.
Распрощавшись, мы ушли, оставив со своими мыслями человека, ввязавшегося невольно или обдуманно в передел отношений между национальностями. А меня не покидали мысли: «Если бы люди знали, кто ими управляет! Если бы они только представили себе степень порядочности и честности тех, кто им говорит «слово», за которым они идут! Неужели у них у всех глаза завязаны правдонепроницаемой повязкой вражды и ненависти? Что с ними происходит? Кто воспитал таких одержимых людей? Посмотреть бы на них лет через двадцать-тридцать, пока ещё будут живы все сегодня действующие персоны, и сравнить их вчерашнее счастье с далёким будущим этих благодатных мест. Что будет с людьми, живущими в Нагорном Карабахе? Как изменится их понимание правды, справедливости и счастья по сравнению с днями мира и процветания земли и Азербайджана, и Армении? Сколько поколений теперь понадобится, чтобы межнациональные распри были забыты? Когда сядут за один праздничный стол и сын армянина, и дочь азербайджанца?»
Вернувшись в казарму, все мы долго сидели с Розиным, выстраивая на ближайшие дни планы по проникновению и разложению замыслов Ленкораньского фронта. Спать, несмотря на усталость, улеглись далеко за полночь. Утром, позавтракав в огромной солдатской столовой, опять выслав разведгруппы в город, стали ждать информацию о событиях в городе. Вести оказались для нас приятными, но ожидаемыми. Планы Розина сработали…
Алик и Юра, вернувшись значительно раньше запланированного срока, рассказывали:
– Под утро, у ворот пограничного отряда нашли сваленную кучу автоматов и пистолетов… Стариков предупредили, чтобы молодёжь похищенное оружие не приносила в отделение милиции. Не надо. Оно может опять там пропасть… А вот у пограничников – это надёжное место, поэтому сложите у ворот… Милиционеры, позднее узнав об этом, просто промолчали…
– Оружие, правда, не всё… Но, главное, подействовало! Молодцы аксакалы! Поговорили с кем надо, убедили… И ещё листовки, которые были распространены сегодня ночью, впервые отпечатаны на двух языках. Раньше печатались только на азербайджанском, а сейчас и на русском… Призывов против русских нет!
– Да, это уже хорошо! – сказал Инчаков.
– Плохо другое, – продолжил Алик, – все обсуждают ввод войск в Баку. Люди говорят, что танки давили мирных граждан без разбора, а солдаты стреляли во всех попадавшихся им прохожих… Короче, рассказывают о тысячах убитых и море крови. Настроение в городе ужасное. Люди очень злы на армию и власти, говорят, что во всём виноваты Советский Союз и правительство. Мы с Юрой, как могли, возражали против этого, но мы и сами не знали, что там происходило…
Этот и последующий дни для нас прошли более-менее прогнозируемо. Мы строили планы, собирали информацию, даже провели занятия по сколачиванию подразделения в этих непростых условиях. Настроение у всех, в принципе, было боевое. Пошла работа по городу, установили хорошие контакты с местным разведотделом погранвойск, даже начали находить источники среди местного населения и пытаться влиять на события. Город «принял» нас для работы.
Гром для нас грянул через ночь! Поздно вечером в штаб погранотряда пришла информация, что при проверке горно-лесистой местности десантными подразделениями погиб молодой парень, лейтенант, командир десантного взвода. Его подразделение по заданию командования прочёсывало местность с целью поиска и прекращения незаконной деятельности вооружённых формирований. Когда десантники находились в горах, со стороны леса прозвучало несколько выстрелов и… Пуля пробила каску, попав в голову. Смерть наступила мгновенно. Также мгновенно взорвались в своих эмоциях и все мы, услышавшие эту весть. Молодой парень, лейтенант, стал катализатором развития наших мыслей. Это уже был выстрел в нашу сторону. Это уже было убийство нашего человека, и сразу же все благодушные мысли улетучились, а разговоры «за мир и дружбу, и терпение» прекратились. По этому поводу очень мудро заметил Юра Инчаков:
– Вот и произошло то, что и требовалось доказать! Кто-то довёл ситуацию до логического завершения, и эта «точка
