Пообещав вернуться сюда хорошо подготовленной, она зашагала наверх. Стопы мерзли – шлепки были слишком неудобными и потому остались в камере Ани. Лестница освещалась довольно тускло, пахло сигаретами – но не свежим дымом, а старым. Значит, курильщики давно ушли, и здесь пусто.
Она поднялась на два пролета. Окон не было. Можно, конечно, подняться выше, но Аня не видела смысла, поэтому вышла в коридор – двойник предыдущего.
Нашли уже связанных, обнаружили пропажу? Вряд ли. Прошло минут десять-пятнадцать, а форы было (если переоценивать мыслительные способности вохровцев) минут двадцать.
Аня пошла вдоль крашенных коричневой краской дверей, и тут ей повезло: впереди коридор расширялся и была оборудована, видимо, комната отдыха персонала – фикусы в кадках, несколько кресел, диван, журнальный столик, выключенный телевизор, кулер и кофемашина. И – окно за белым тюлем.
К счастью, никто не сидел в креслах и не дремал на диванах.
Аня пожалела, что нет времени выпить кофе, шагнула к окну и отодвинула тюль.
За окном был внутренний дворик с вольерами. Тюрьма окружала его по периметру, и напротив Аня видела только редкие тускло освещенные окна.
Черт! Западня!
Впрочем, не все еще потеряно. Окно было забрано решеткой снаружи. Аня надеялась, что тюремщики не экономят на средствах безопасности и пожарной охраной тоже озаботились. Это на территории бывшего Союза принято заваривать решетки намертво, отсюда – масса погибших в огне, в ловушках собственных квартир, а по нормам и правилам такие устройства должны отпираться изнутри. «Зиг-Зауэры» намекали, что руководство этой конторы к странам бывшего СССР отношения не имеет.
Из этого следовал вывод поинтереснее: выберись Аня с территории тюрьмы, она сможет обратиться за помощью к своим властям. Шутка ли – похищают людей, в том числе офицеров, опыты ставят.
Вспомнив про опыты, особенно – про беременных женщин, «овуляшек» на местном сленге, Аня преисполнилась ненавистью и злостью – здоровой, придающей силы.
Решетка изнутри закрывалась на висящий замок с тонкой, символической дужкой. Мультитула у Ани не было, кусачек – тоже. Она со свистом втянула воздух сквозь сжатые зубы. Вот же… В ярости ухватилась за замок и рванула, чуть не упав – он оказался открыт. Видимо, западная законопослушность на базе вполне компенсировалась славянским разгильдяйством.
Аня распахнула решетку, крутанула ручку стеклопакета и вырвалась в теплую летнюю ночь.
Было очень тихо, как бывает только вдали от больших городов. Ни шума машин, ни лая собак, ни несмолкаемого людского говора. Только в вольере подвывали:
– У-у. У-ууу! Арррр! Ууу!
«Убью», – поняла Аня. Тот самый мутант, которого она видела днем. Заметив Аню, создание замолчало. Задышало шумно.
Аня выскользнула из окна, притворила за собой решетку и стеклопакет. Заметят, конечно, но, похоже, еще несколько минут форы есть. Где искать выход из внутреннего дворика? Над головой сетка, фонарей нет, вольеры не освещаются – только тусклые окна тюрьмы пялятся на Аню да пронзительные, недобрые, слишком отчетливо-крупные для средней полосы звезды.
– И-и у-а, – урод пытался говорить отчетливо, но у него не получалось, он приглушенно зарычал, стукнул кулаком о сетку вольера и повторил, – и-ды у-а.
«Иди сюда», – догадалась Аня скорее по контексту, чем по звукам. Она шагнула в сторону клетки. Мутант закивал радостно – огромная кряжистая тень, на вид очень и очень недобрая, бывшая когда-то человеком. Аня мельком обрадовалась, что так темно: разговаривать с уродом, глядя на него, желания не было. На всякий случай держа пистолет у груди, она приблизилась к вольеру. Выглянь кто из окна…
– Ы-о… Агрррр! Вы-хо з-на.
– Знаешь, где выход!
– А! А! – мутант закивал радостно.
– Я не могу тебя выпустить, у меня нет ключа. Только универсал.
– Агрррррр!
– Тихо.
Аня села на корточки в густой тени, скорчилась так, чтобы не заметно было лица и светлых волос. Урод шебуршился в клетке. Можно было отстрелить замок, но это сразу привлекло бы внимание. Драгоценные минуты таяли, надо было уходить, но Аня понятия не имела, куда.
– А-мок. Аррррр! Аррррр! За-мо.
– Понимаю. Я думаю, не мешай. Боюсь, я не смогу тебя вытащить. У меня нет ключа!
– За-мо. Нет.
Аню будто током ударило. Все-таки она порядком устала за сегодняшний день, и мозги начали пробуксовывать. Вот и сейчас: она не заметила элементарного. Аня осторожно поднялась и осмотрела дверь. Замка, действительно, не было, имелся засов, установленный так, что изнутри не дотянуться. Она поднатужилась и сдвинула его – к счастью, засов не скрипел. Урод тут же выбрался из клетки и ухватил ее за руку. Аня вздрогнула: не потому, что прикосновение было неприятным, ладонь мутанта на ощупь не отличалась от человеческой, а из естественной брезгливости. Пригибаясь, они с мутантом пересекли двор и остановились перед двустворчатой дверью. Мутант ткнул пальцем в замок, Аня воспользовалась «универсалом» – повезло, подошел. Наверное, урод провел не один час, наблюдая за мучителями, лелея планы мести.
Аня с мутантом находились в коридоре, почти не освещенном, очень широком – здесь спокойно могла пройти легковая машина. Наверное, по этому пути осуществляли подвоз необходимого.
Аня закрыла дверь за собой на замок – к сожалению, засова не было.
«Димка, – подумала Аня на бегу, – Димка останется в тюрьме!» Ничего. Она вернется, и не одна, с поддержкой. Мутанта возьмет с собой как доказательство. Капуста пойдет под трибунал, скотина жадная, а местных вивисекторов будут судить в международном суде. И Димку вытащат. Одной нет смысла его искать, не найдешь здесь.
– Отсюда выйдем наружу?
– Э! Эт!
– А куда? Во внешний двор?
– А!
– Он охраняется?
Мутант на бегу пожал плечами. Ну да, откуда ему знать. Наверняка охраняется. А из оружия – один пистолет и один нож. И урод. Быстрый и, судя по всему, сильный. Надо бы его как-то назвать.
– Тебя как зовут?
– А-ил. А-а А-и-о.
– М-да. Будешь, значит, Шурик, согласен?
Мутант радостно закивал – видимо, она угадала. Коридор закончился двустворчатыми воротами. Аня отперла замок, они толкнули створки… В лицо ударил свет прожектора. Аня инстинктивно кинулась в сторону и назад, под защиту ворот, и по ним тут же заколотили пули. Звук был – как в колокол били, в голове тут же стало пусто и гулко. К счастью, дверь выдержала – обычная железная дверь пропустила бы пулю, а эта выдержала. Аня даже немного обрадовалась. Урод оказался рядом. Сопел шумно, но молчал.
– Выходи! – крикнули из двора. – Брось оружие и выходи с поднятыми руками!
А вот фиг им. Аня даже отвечать не стала, чтобы не выдать себя.
– Выходи, вы окружены. У тебя есть двадцать секунд. Время пошло.
Застрелиться, что ли? Аня прекрасно понимала, что второго шанса сбежать не представится – теперь ее способности раскрыты, устойчивость к транквилизаторам – тоже. Значит, она – опасное «мясо». Вряд ли расстреляют на месте, все-таки она никого не убила, но дорога ей в такие же уроды, как Шурик, и очень, очень быстро. Остается надеяться, что Димке повезет больше.
Аня подняла пистолет и обхватила ствол губами. Зажмурилась. Вот сейчас все закончится – видно, судьба. Закончится быстро и не больно – мозг, разлетаясь по стенке коридора, не успеет осознать смерть, почувствовать выстрел. Аня его даже не услышит – пуля быстрее звука, а расстояние ничтожно.
– Э а-а…
«Не надо», – перевела Аня жалобное блеяние. Нет уж, дружок. Ты – случайный попутчик и ты же – прекрасный пример того, что меня ждет, если я не решусь.
Секунды, оставшиеся Ане, замедлились, она успевала подумать о многом – кажется, обо всем. Что зря, наверное, не вышла замуж и не сменила профессию. Что можно было бы родить ребенка – а что, тоже форма бессмертия. Что не сделала в жизни ничего хорошего: сначала мстила, потом убивала. Не ради идеи даже – а потому, что больше ничего не умела делать. Да, убивала «плохих», но «плохими» их назначало руководство…
«Стоп, – решила она. – Через секунду узнаю, есть ли кто там, по ту сторону реальности. Предстану перед ним и буду отчитываться. И надо решить: а имела ли я право? Имела. Конечно. Те, с кем воевала, не были людьми. Они были хуже, чем мутант Шурик, они годились только для одного: убивать. Как, собственно, и я. Но я убивала не мирных жителей, я не устраивала терактов в метро, и, следовательно, я лучше».
И еще Аня успела подумать, что сейчас встретится с родителями, Егоркой, младшим братишкой, с боевыми товарищами, потерянными за годы службы. И вспомнила любимый крымский пляж на мысе Фиолент: бирюзовую воду, крупные камни, белый песок, просвечивающий сквозь волны, зелень на обрыве и бескрайнюю синь неба.