Молчание тянулось невыносимо долго.
Несколько минут спустя они вернулись в гостиную, идя бок о бок. Хью вел Иден под руку, как и положено любящему мужу, но на самом деле они были бесконечно далеки друг от друга, словно тысячи миль отделяли их.
– Я должна придумать, как осмотреть дом! – твердила Иден вслух, шагая взад и вперед по темной комнате. Огонь в камине уже давно погас, стало зябко. – Я должна узнать, как эти драгоценности попали к ней, здесь ли они еще...
Иден думала о сверкающем колье из рубинов, которое украшало белую шею леди Кэролайн Уинтон на портрете кисти Бэрримора, висевшем в небольшой комнате ее дома. Иден не могла думать больше ни о чем, даже о полнейшей холодности, проявленной Хью дома за ужином, после которого он сразу же ушел к себе и больше за весь вечер не появлялся.
Прошло уже почти пять лет с тех пор, как Иден последний раз видела эти рубины, да и то почти мельком, на письменном столе полковника Кармайкла-Смита в Мируте. Она бы ни за что не узнала их, если бы они, как и несколько других крупных изумрудов и брильянтов, не были вставлены в колье, а просто рассыпались по столу, как остальные камни. Но Иден ясно помнила их, настолько ясно, что ей хватило одного взгляда на портрет, чтобы сразу же узнать их.
Иден знала, что не ошибается. Просто невозможно, чтобы существовало еще одно такое же колье, с таким же количеством камней в золотой оправе незабываемой тончайшей работы, или еще один такой же огромный темный рубин цвета голубиной крови с точно такой же огранкой, выполненной другим мастером.
«Я должна узнать, как они попали к ней, – подумала Иден опять, – но так, чтобы Хью ничего не знал. Как это сделать? Ведь леди Уинтон никогда не признается, что драгоценности украдены, даже если ей известно об этом. А я последний человек, которому она захочет помочь. Как доказать, что это все принадлежит Изабел? Как?..»
Однако возможность представилась неожиданно легко. На следующее утро она отправилась на верховую прогулку, и Тщеславный потерял левую заднюю подкову. Это случилось примерно в миле от главных ворот Прайори-Парка. Происшествие оказалось совершенно неожиданным, потому что после охоты конюх в Роксбери внимательно осмотрел коня, но как-то не заметил, что одна подкова держится непрочно. Иден не хотела, чтобы конь захромал, ей пришлось спешиться и отвести его в конюшню Уинтонов.
Старший конюх, седеющее создание в кожаном потертом фартуке, сразу вспомнил ее и заверил, что все будет сделано за час. Он объяснил, что, к счастью, кузнец как раз заканчивает подковывать лошадь, которая участвовала во вчерашней охоте, и если ее сиятельство не против подождать, то через час они приведут ее коня в порядок.
– Сэра Чарльза и леди Кэролайн нет дома, – добавил он вежливо, – но, думаю, им бы не понравилось, что вы стоите здесь на холоде. Лучше вам подождать в доме. Как только мы закончим, я пришлю паренька сказать вам об этом.
Вот так Иден оказалась в уютной, залитой солнцем гостиной. Она отказалась от предложенного чая, и не успел пожилой лакей удалиться, как она поняла свою ошибку и выругала себя: ведь было бы до смешного просто расспросить его, когда бы он вернулся с чаем, а теперь ее никто не побеспокоит, пока не подкуют коня. Разыскивать кого-нибудь из прислуги и задавать вопросы просто неприлично. У Иден мелькнула соблазнительная мысль прокрасться в спальню леди Кэролайн и отыскать колье, но она знала, что делать этого не следует. В Маяре такое поведение нашли бы простительным, но она не в Маяре, а в викторианской Англии, и она уже не отчаянный Чото Бай, а графиня Роксбери.
В конце концов, ужасно злясь на себя, Иден взобралась на подкованного коня и вежливо поблагодарила конюха и кузнеца, скрывая досаду под маской доброжелательности. Что еще остается? Небо затянули плотные серые облака, начался дождь. Иден въехала в длинную аллею, перевела коня на рысь, расстроенно вздохнула. Нечего надеяться, что ей удастся остаться в доме Уинтонов одной еще раз. Иден едва сдерживала досаду от того, что так глупо упустила отличную возможность. Что же теперь делать? Просить помощи у Хью она не может, от одной этой мысли она приходила в ужас, а уж о том, чтобы поговорить с леди Кэролайн или сэром Чарльзом...
«На это я не пойду, не могу! Они просто обвинят меня в выдумке или скажут, что я пытаюсь заполучить эти драгоценности для себя. Леди Кэролайн и так меня уже изрядно ненавидит, она не упустит возможности выставить меня в глупом свете перед Хью».
Иден задумалась, ее конь брел сам по себе. Когда она очнулась, то с изумлением обнаружила, что Тщеславный сошел с основной дороги и идет по еле заметной старой тропе, которая в конце концов вывела к нескольким теплицам, покрытым медными листами. Иден натянула поводья и хотела было развернуть коня, когда сквозь монотонный шум дождя различила чье-то пение.
Иден знала эту мелодию с детства, но она никак не ожидала услышать ее здесь. У нее вдруг болезненно перехватило дыхание. Последний раз она слышала эту мелодию в Раджастане в разгар засухи. Это было ее последнее лето в Индии, когда весь дворец денно и нощно молился о начале дождей. Это была Raga Megh, песня дождя. Ее не очень чисто напевал умудренный жизнью человек, отрывавший погибшие листья у растений в горшочках, он пел и работал:
Радуйтесь, смертные. Небо усеяно звездами, а земля усыпана цветами. Природа украсила себя, чтобы соблазнить вас в сезон дождей...
Это был индус неопределенного возраста, и, когда Иден заговорила с ним, остановившись в дверях, он не спеша повернулся к ней. Она обратилась к нему на его родном языке, но он, казалось, совсем не удивился, что стройная молодая англичанка в темно-зеленом костюме для верховой езды заговорила с ним, он лишь с интересом разглядывал ее выцветшими глазами.
– Кто вы и почему так свободно говорите на языке индусов?
– Меня зовут Иден. Я родилась под Лакнау, в гарнизоне Четырнадцатого Бенгальского пехотного полка, – объяснила Иден. – Я англичанка, но выросла во дворце раджи Маяра.
– Понимаю, значит, вы – жена Гордон-саиба?
– Вы знаете моего мужа? – с удивлением спросила Иден.
Он оперся на грабли и посмотрел на нее с доброй улыбкой:
– Сколько ночей я курил табак, который он привез мне из Индии, и благодарил богов, что он не чтит себя столь великим, чтобы забыть о своих покорных слугах. Он часто привозит мне новости из дома, рассказывает о моей семье, передает им письма от меня. Да, думаю, могу сказать, что знаю его очень хорошо.
Иден узнала, что индуса зовут Рам Дасс, он родился шестьдесят с чем-то лет назад в небольшой деревушке на северо-западной границе у подножия величественного Гиндукуша. Почти всю свою взрослую жизнь прослужил в различных полках и был отправлен на пенсию после ранения в перестрелке с патанскими повстанцами на афганской границе. Он уже много лет служил различным господам, выполняя самые разные работы, и в конце концов попал в дом к британскому генералу совсем в неожиданной роли – поваром. Работа понравилась Рам Дассу, в нем проснулся настоящий талант. Когда генерал, с годами пристрастившийся к индийской кухне, за восемь месяцев до восстания ушел в отставку и пригласил Рам Дасса поехать с ним в Англию, тот охотно принял предложение.
