– Да уж, пожалуй, – блею растерянно. Не потому, что согласен, а так, из вежливости, дабы беседу поддержать.
Сизифов труд с этим стариком разговаривать. Только-только почудится мне, что начинаю понимать наконец странную его логику, как диалог наш тут же совершает причудливый скачок куда-то в сторону, и я снова раздавлен тяжким информационным грузом.
– Поэтому, – Франк адресует мне многозначительный взгляд, словно и впрямь верит, что я не только слова его, но и намеки способен понимать, – я и советую тебе пройти путь до конца. Жить, бездействовать, копить силу, учиться мужеству, терпеливо дожидаться дня, когда твой вымышленный двойник обретет плоть и намерения. Встать на его след, найти его, заглянуть в глаза, а там – по обстоятельствам… Кто знает, в какие пределы заведет тебя эта охота? По крайней мере, не я. И не ты. Но у нас есть возможность получить ответ на этот вопрос.
98. Зындон
Зындон находится <…> под замком.
– Час от часу не легче, – ворчу. – Как вы себе это представляете? Как я буду его искать, этого двойника? Откуда я вообще узнаю, что он «обрел плоть»? В вечерних газетах вряд ли об этом напишут…
– Странный вопрос. А как ты искал этот дом? Уж не по объявлениям в вечерних газетах, я полагаю.
– Не по, – соглашаюсь угрюмо. – И вообще не искал. Все как-то само случилось.
– Ну вот тебе и ответ на все вопросы сразу. Все само случится, твое дело – плыть по течению, держать нос по ветру и внимательно смотреть по сторонам. Тогда и не прозеваешь самые важные события в своей жизни. Инструкция, надеюсь, не слишком сложна для понимания?
Ну точно издевается, гад лукавый. Зуб даю. Но не драться же с ним…
– Тоже мне инструкция… Вы могли просто взять томик народных сказок и зачитать мне оттуда: «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что» – ровно с тем же эффектом. Без двойников, дырявых туманностей, лекций об устройстве вселенной, повести о настоящих демиургах и прочей метафизики для чайников. Зачем на меня такую богатую фактуру тратить? Я прост и невинен, как дикарь с острова Пасхи. Когда мне говорят: «Тебя могут съесть», я напрягаюсь и принимаю меры. Но когда мне начинают зачитывать кулинарный трактат с описанием тысячи способов приготовить бедро молодого мужчины, я засыпаю примерно на третьей главе, забыв о нависшей угрозе.
– Ты не прост и невинен, а фантастически самодоволен и ленив, – смеется Франк. – Впрочем, и силенок у тебя сейчас маловато. Глаза погасли, слушаешь меня как во сне, себя едва помнишь… Именно это я имел в виду, когда сказал, что ты присутствуешь здесь лишь отчасти. Знаешь что? Ложись-ка ты спать. Все равно и тайны этого места, и даже смысл моих речей спрятаны от тебя за железной дверью, а связку ключей от замков ты с собой не захватил. Вот и топчемся, приникнув к замочной скважине: я с одной стороны, ты – с другой. Не слушаешь – подслушиваешь; не смотришь – подсматриваешь. И доносятся до тебя лишь обрывки фраз да смутные образы перед глазами мелькают: то пуговица, то кольцо на пальце, то фрагмент кирпичной стены…
– Ну вот, полку метафор прибыло. Теперь еще какие-то двери, ключи, замки, скважины замочные обнаружились, – бормочу, послушно сворачиваясь калачиком на диване. Плащ и ботинки не снимаю: понимаю, что не дело это – в незнакомом месте спать укладываться, но глаза слипаются, сил никаких человеческих нет бодрствовать, вот и оставляю при себе верхнюю одежду, наличие каковой должно символизировать, что сплю я не «на самом деле», а «понарошку». То есть полежу чуть-чуть, две минуточки, а потом придет Маша, разбудит меня, и мы поедем домой, а по дороге она, наверное, объяснит мне, зачем мы сюда приезжали, потому что я уже давно перестал это понимать, а хозяин дома принципиально не отвечает на вопросы, которые начинаются со слова «зачем»…
Франк сидит на стуле и одобрительно взирает на мои попытки устроиться поудобнее и при этом не запачкать диван ботинками. Ловлю себя на том, что его присутствие совершенно меня не стесняет. Напротив, успокаивает. Я сейчас почти не помню, о чем мы весь вечер говорили; не понимаю, откуда он взялся, причудливый этот старик, и откуда, если уж на то пошло, взялся я сам? И мне, в сущности, все равно. Но один, последний вопрос я ему все-таки задаю. Не потому что мне сейчас действительно требуется ответ, а из чувства долга, словно бы подчиняясь некоему невидимому сценаристу, который переминается нетерпеливо с ноги на ногу где-то за кулисами моего сознания, толкает локтем в бок: «Ну же, давай, давай, финальная реплика!»
– А кто вы? – спрашиваю, почти не размыкая губ. – И почему вы так много обо мне знаете?
– Тебе совсем не хочется, чтобы я отвечал, – тихо смеется Франк.
– Не хочется. Но, наверное, так надо…
– Да, всегда лучше знать наверняка, чем путаться в догадках… Я не зря заговорил о дверях и замках. Я – ключник, – шепотом сообщает старик. – Тот, кто открывает двери, всего-то… И еще я – одна из твоих судеб, Макс. Возможно, лучшая из твоих несбывшихся судеб. Мы – отнюдь не одно и то же, совсем разные существа, но, когда я был человеческим детенышем, моим гороскопом тоже управляла туманность Форамен. А это значит, что однажды ты можешь вернуться в этот дом и стать Тем, Кто Открывает Двери. Хорошая, к слову сказать, профессия, верный кусок неба с маслом…
– Я не понимаю, – равнодушно сообщаю ему откуда-то из-под накрывшей меня первой волны неглубокого пока сна. – При чем тут эта хренова туманность?
– А тут и понимать нечего. Просто близ центра чудесного и немилосердного звездного облака под названием Форамен расположена еще одна маленькая темная пылевая туманность, которая именуется Замочной Скважиной, да и выглядит именно как замочная скважина, хоть сейчас ключ вставляй… Ищи ключи, Макс. Это – все, что тебе нужно. Ищи ключи. Ключник без ключей – жалкое зрелище, уж поверь моему горькому опыту.
И
99. И
…его жена тайком выпила снадобье, превратилась в бессмертную и улетела на Луну.
Я просыпаюсь дома. На часах три часа пятнадцать минут, за окном ночь, плащ и ботинки на мне, не говоря уже о прочих предметах гардероба. Состояние – как после грандиозной попойки. Чувствую себя омерзительно, что было – почти не помню и вспоминать пока не хочу. Как я попал домой – неясно; Маши нет рядом, и я понятия не имею, при каких обстоятельствах мы с нею вчера расстались. Ну, небось не поссорились, мы ведь никогда не ссоримся… Закрываю глаза. Надо бы уснуть и через несколько часов снова проснуться, в здоровом теле, твердой памяти и добром расположении духа. Да сон не идет.
Раздеваюсь, путаясь в рукавах и штанинах, отправляюсь в душ, отворачиваю оба крана до предела; несколько минут недвижно стою под ударами тугих горячих струй. Оттаиваю, отмываюсь, оживаю. Тело наконец довольно; мы с ним, можно сказать, помирились после размолвки, причины которой мне до сих пор не ясны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
