— Ну, обувайся, пойдем ко мне! — сказала длиннокоска.
— Веди, разве я знаю куда! — поднялся Эйгелин.
И они пошли.
2
Она показала на большую руйту
— Вот моя!
И встала.
И он остановился.
— Побежим наперегонки: кто первый придет, тот и будет главным. Только знай, прибежишь первым, прыгай прямо в теплый полог, не зевай.
И они побежали.
И обогнал Эйгелин — первым прыгнул в руйту.
Две собаки, прикованные железными цепями у входа, рванулись на него и оторвали у него полы.
Следом вошла она в полог.
И трое суток провели они вместе, не выходя из полога.
В последнюю ночь слышит Эйгелин, шипит что-то. Высунулся, осмотрелся: на пологу черепа человечьи, руйта железная, а за деревянным столбом рассованы трупы, и все, как на подбор, — молодые, сильные, как сам он.
«Тут и мне смерть!» — подумал Эйгелин.
И не убежишь: вход сторожат собаки, а отверстие вверху и высоко и узко.
* * *
Наутро говорит ведьма:
— Ты соскучился? Хочешь, пойдем пинать мяч?
— Пойдем.
И пошли.
Собралась молодежь, завели игру.
И никто не мог справиться с ведьмой: когда она бежала, косы, как прутья, стояли за спиной, так была быстра.
По-прежнему сестры, дочери старика, неразлучно бегали вместе, словно сшиты.
Но всех обгонял Эйгелин. И никто не мог пнуть мяч так далеко, как он.
Стемнело.
— На, возьми одежду, иди вперед, я догоню! — сказал Эйгелин жене.
И когда та скрылась, он подошел к сестрам.
— Скучно мне, — сказал он сестрам, — не спите по ночам, пусть одна из вас караулит. Что-то случится, чую.
* * *
Живет Эйгелин с женою. Без нее ни шагу. Одному все равно от собак не выйти и не войти в руйту. Мало на людях, больше в теплом пологу. И все скучнее и скучнее ему в теплом пологу.
— Ну, ты совсем заскучал. Давай играть хоть в пятнашки.
— Давай.
Тогда она ударила его и отскочила. Он за ней, нагнал — не увернешься! — и сам ударил.
И пошла игра.
Играют ночь, играют день, и еще день и еще ночь.
Стала она уставать, нет-нет, да и задремлет. А ударит он ее, она встрепенется и опять уснет. И ударом он ее опять разбудит, но она уж не может ему отвечать.
На третью ночь, как убитая, заснула она, и что он ни делал, не мог ее поднять: бил, толкал, тряс — ничего не берет.
И сам уморился. Прилег — скучно ему.
В пологу у задней стены против входа чуть светила лампа.
И видит Эйгелин — полог начинает подыматься. Шелохнулся он, и тень, как в воде рыбка, плеснула.
Лежит Эйгелин, не шевельнется, в щелку смотрит. И вот опять поднялась тень над лампой. Всмотрелся — старая, сморщенная старуха, она нагнулась к нему, а в руке ее, как серп, пекуль.
Тут он шевельнулся, и старуха бесшумно метнулась, как рыба.
«Вот она, моя погибель!» — Эйгелин поднялся и к жене.
Но сколько ни будит, она спит, не слышит.
И взял он батас, отрезал жене ее длинные косы, выстриг голову, надел ее платье, а ее нарядил в свое, перенес на свое место и так ее положил, чтобы не видно было лица, сам же прикрепил себе ее косы и лег на ее место.
Лежит Эйгелин, полузакрыты глаза, не шелохнется.
И вот показалась старуха, костлявая, — пекуль в руке. Постояла, посмотрела на спящих, шагнула — и еще раз шагнула. — Нагнулась костлявая над его переодетой женой — задрожал пекуль в костлявой руке. Протянула руку да назад: или ошиблась? Что-то бормочет, — не верит? И опять нагнулась, долго смотрела и вдруг как ударит.
Только вскрик и кровь залила полог.
Кинулся Эйгелин, выскочил в руйту, пригнулся и прыгнул кверху к дымоходу. И только что ухватился за шест, звякнула цепь — сорвалась собака да его за ногу.
Висит Эйгелин, высунулся по пояс, держится крепко, а собака на его ноге висит.
И закричал Эйгелин.
* * *
Не спала одна из сестер, караулила. Слышит крик, разбудила сестру, да к отцу.
— Гость кричит, не случилось ли что?
Вскочил старик, схватил копье и поднял народ. Всем народом побежали к железной руйте.
Эйгелин висел на руках по пояс над руйтой — собака держала его за ногу, не отпускала.
Старик залез на руйту, спустил по ноге Эйгелина копье, заколол собаку.
И выбрался Эйгелин на волю.
Убили и другую собаку да в руйту. А там, за пологом, за лампой, сундук. Открыли сундук — старуха: на корточках сидела костлявая — пекуль в руке, и выла.
Живо порешили старуху, принялись за руйту, разбили железную. Много мехов нашли и всяких богатств — дорогие бобры, росомахи.
3
Живет Эйгелин у старика в руйте.
Две дочки у старика, была и еще постарше, да незадолго до прихода Эйгелина померла и мертвая валялась в тундре, брошенная зверям и птицам.
Раз поутру говорит старик Эйгелину:
— Неладное что-то во сне мне снилось. До сей поры лежит моя дочь, никем не съедена, — нехорошо. Ты бы ее оживил!
— Да разве я могу такое сделать?
— А что ж? Ты прошел море, убил медведя, горностая, гусеницу, ты победил столько напастей!
Задумался Эйгелин: а и в самом деле не испытать ли ему силу?
И когда настал вечер, взял он бубен, и начал камлать. И долго колотил он в бубен, потом гаркнул, как ворон — и мертвая сестра влетела в полог. Кинул он бубен и к мертвой: тряс и ворочал — и мертвая зашевелилась и ожила.
* * *
Живет Эйгелин у старика в руйте.
Две дочки у старика и третья, что оживил Эйгелин, а была и четвертая, самая меньшая, ее старик не показывал.
Говорит старик Эйгелину:
— Много ты нам сделал добра, от многого ты нас избавил. Теперь можем спокойно ходить на море и в горы, нас изводить больше некому и наши сыновья будут жениться, наживать большие семьи. Пора и тебе жениться, да и домой идти на свою сторону.
— Ладно, — согласился Эйгелин.
— А пригони наперед олений табун, — сказал старик. Эйгелин пошел за табуном.
А старик сделал сани и балок — возок крытый. Все приготовил к кочевке. И когда Эйгелин пригнал табун, старик разделил табун: половина ушла в горы, другая — осталась у чумов.
— Это твоя и будет! — показал старик, — теперь кочуй!
Смотрит Эйгелин, а та старшая дочь старика, которую оживил он, у саней хлопочет, готовится к отъезду и такая проворная, одно горе — коса и крива.
* * *
Идут и идут — путь за море далекий.
Не покладая рук работает кривая: и ставит и собирает руйту и весь олений караван на ней, — и хоть бы одно доброе слово от Эйгелина!
Как-то Эйгелин был в табуне, а кривая влезла в балок, где тайно ехала с ними самая младшая сестра, которую скрывал старик от Эйгелина.
Надо тебя ему показать, — сказала кривая, — тогда он и со мной будет лучше! Больше сил моих нету.
Сестра согласилась.
А вечером говорит Эйгелину кривая:
— Не буду я ставить руйту, больно погодно. Ты ложись в балок, а я пойду в табун.
И ушла. Сидит один Эйгелин, горько задумался о своей судьбе бессчастной, — он вернется домой и все будут над ним смеяться: косая, кривая!
И с чего это она выдумала, чтобы лег он в балок, и совсем не так уж погодно!
Не хотелось ему и с места трогаться, все было постыло. все-таки встал он, повернул балок дверьми от ветра. Странно: больно тяжелый! Заглянул — а там сундук. Открыл сундук и понять ничего не может: в сундуке горит лампа, а около лампы сидит, да такая, никогда и не снилась ему такая. Он в сундук и всю ночь оставался, не выходил на волю.
Поутру приходит из табуна кривая и не узнать Эйгелина: какой к ней ласковый и добрый и во всем помогает!
* * *
Кончился путь. Вот и родная сторона.
Услыхали люди, что Эйгелин вернулся, привез жену из-за моря, и понаехало народу со всех концов.
Встретила Эйгелина сестра. Старик-то не дождался сына, помер. Обрадовались друг другу.
Велит Эйгелин на радостях убить оленей, чтобы гостей угостить, а последнего убить оленя, чтобы помазаться свежей кровью — станет он венчаться.
А сестре приказал настлать от возка до самого полога тюленей, а сверх покрыть бобрами и росомахами.
И все было исполнено. Кричит кривая:
— Торопитесь мазаться, кровь стынет!
А сама с сестрой Эйгелина пошла к возку, и вывели они под руки невесту.
И как увидели парни такую, точно с ума посходили: кто дотронулся до ее руки или случайно коснулся одежды, кто прямо посмотрел ей в глаза, тот затрясся на месте, а некоторые тут же на месте и померли.
Пришлось отложить венчанье до другого дня, а невесту пока что спрятать.
И когда разъехались гости, повенчался Эйгелин и зажил счастливо с молодою женой.
А кривая заняла в доме место старшей жены: уважал ее и любил Эйгелин, как мать родную.
Примечания
Сакха — так сами себя называют якуты — народ турецко-татарского племени, скотоводы, живут по Лене реке и ее притокам, и по Яне реке, и по Колыме реке до Ледовитого океана, крещеные шаманисты.
