Мадж стояла в изножье кровати. Ее платье было измято, на щеке расцветал кровоподтек, но в остальном она была безмятежна, как статуя. Ота отпустил шнур, еле расцепив пальцы. Он старался держать голову прямо, чтобы не видеть тела. Что угодно, только не это.
— Все кончено, — произнес он дрогнувшим голосом. — Нам пора.
Мадж что-то ответила, но не ему, а мертвецу, лежащему между ними. Ее речь была текучей, прекрасной и совершенно непонятной. Потом она повернулась и торжественно, почти царственно вышла из комнаты, оставляя Оту позади. Он замешкался в дверях: желание оглянуться боролось со страхом. Он не знал, ужасаться ли содеянному или вздыхать от облегчения. Ему не хотелось уходить, не простившись с Хешаем — это было бы грубостью.
— Спасибо, Хешай-кво, — произнес он наконец и принял позу ученика, который обращается к уважаемому учителю. Через несколько вздохов он опустил руки, вышел и закрыл за собой дверь.
Воздух в проулке был колким от холода и влажным в преддверии дождя. На какой-то краткий миг Оте почудилось, что он один, что Мадж его бросила, но, не успев испугаться, он нашел ее по звуку. Мадж рвало. Она стояла, перегнувшись пополам над сточной канавой, плакала и сплевывала. Ота положил ей руку на плечо и гладил, мягко и ободряюще, пока ей не полегчало. Когда она встала, он кое-как оттер ее платье и вывел на улицу, а затем к западу, до самой пристани, и прочь из Сарайкета.
— О чем это ты? — спросил Маати. — Как Ота-кво…
И осекся, потому, что в этот миг Бессемянный издал нечто похожее на вздох и исчез, оставив после себя лишь пустую одежду и запах дождя.
20
Утро началось как любое другое, пока не подоспела новость.
Едва Лиат ее услышала в гудении общей комнаты — Мадж исчезла, поэт убит, — она бросилась к дворцу, забыв о собственной безопасности, если в этот миг где-то могло быть безопасно. Когда она перебежала через мост над водой, бурой от опавшей листвы, бока у нее болели, а в раненой руке с каждым ударом сердца отдавалась боль.
Лиат не знала, что сказать, как передать Маати услышанное. Когда она открыла дверь, нужда отпала сама собой.
Удобная изысканная мебель была отодвинута к стенам, ковры — скатаны, так что середина комнаты осталась голой, словно поляна в лесу. В воздухе пахло дождем и дымом. Маати, одетый в кое-как подвязанное церемониальное платье, стоял на коленях посреди круга. Его лицо было бледным, волосы — всклокоченными. Перед ним лежала раскрытая книга в кожаном переплете, исписанная красивым почерком. Маати читал ее вслух. Его тихий, гулкий речитатив отражался от стен, дробился и несся обратно к нему, сложный, как музыка. Лиат зачарованно смотрела, как Маати шевелит губами и раскачивается взад-вперед, творя странные жесты. Внезапно что-то похожее на ветер коснулось ее, не задев платья. В комнате чувствовалось чье-то присутствие, словно в хайском дворце, только тысячекратно усиленное и бесконечно далекое от человеческого.
— Прекрати это! — выкрикнула она, едва поняв, что происходит. — Прекрати!
Лиат бросилась вперед, преодолевая сопротивление невидимой силы. На нее дохнуло как из горнила, только не жаром, а чем-то другим. Маати как будто услышал ее краем уха. Он повернул голову, открыл глаза, и нить заклинания прервалась. Отголоски зазвучали вразнобой и начали гаснуть, словно аплодисменты, редеющие до жидких хлопков. И вот уже в комнате стало тихо и пусто, не считая их двоих.
— Это невозможно! — сказала Лиат. — Ты же сам говорил, это почти то же самое, что Хешай делал прежде. Сам говорил, что ничего не получится. Твои слова, Маати!
— Я должен попробовать, — ответил он. Это звучало так просто, что Лиат не нашлась, что возразить. Она просто осела перед ним, поджав ноги. Маати моргал, как в полусне.
— Должен попробовать. Если не медлить, то может быть… если попытаться сейчас, вдруг Бессемянного еще можно вернуть… Я смогу перехватить его, пока Хешаев труд не совсем…
Прозвучавшее имя поэта вывело Лиат из оцепенения. Оно подсказало ей, о чем говорить. Лиат взяла Маати за руки. Он слегка скривился, словно от боли, и она немного разжала пальцы, но не отпустила его.
— Хешай умер, Маати. Его больше нет. И сколько бы ни прошло — час, день или год, — живее не станет. А Бессемянный… его уже нет. Их обоих нет.
Маати закачал головой.
— Не верю, — сказал он. — Я понимаю Хешая лучше, чем кто-либо. Я знаю Бессемянного. Еще недавно они были здесь. Времени у меня мало, но если мне удастся…
— Уже поздно, Маати. Уже слишком поздно, и сделать это — все равно что кинуться в реку. Ты умрешь. Ты сам мне так сказал. Сам. Если поэту не удается воплотить андата, он погибает. А это… — она кивнула на открытую книгу, написанную умершим, — …это тебе не поможет. Ты сам так сказал.
— Теперь все изменилось, — сказал он.
— Каким образом?
— Таким, что я должен попробовать. Я поэт, любимая. Вот кто я такой. И ты не хуже меня знаешь, что замены Бессемянному нет.
— Нет так нет.
— Значит, Сарайкет…
— Сарайкет — просто город, Маати. Дороги, дома, люди, склады, статуи. Он тебя не знает. Он тебя не любит. А я люблю. Прошу, не делай этого!
Маати мягко, осторожно высвободил руки. Когда он улыбнулся, в его лице было столько же нежности, сколько печали.
— Тебе пора, — сказал он. — А мне нужно закончить начатое. Если выйдет, как я хочу, мы скоро встретимся.
Лиат встала. Комната расплывалась сквозь пелену слез. Лиат бросило в жар, но не от грусти, а от негодования, подогреваемого болью.
— Можешь губить себя, если хочешь! — выпалила она. — Давай, погибни сейчас, и может, тебя даже назовут героем. Но мне будет виднее!
Она развернулась и скрепя сердце вышла. На ступеньках Лиат остановилась. Солнце холодно сияло в голых ветвях. Она зажмурилась, готовясь вот-вот услышать мрачный, неестественный речитатив. Вороны прыгали с ветки на ветку и вдруг, как по сигналу, снялись и полетели на юг. Лиат простояла почти пол-ладони, чувствуя, как холод давит на нее со всех сторон.
Она гадала, сколько еще сможет ждать. Спрашивала себя, где сейчас Итани и знает ли он, что случилось. Простит ли когда-нибудь ее за любовь к другому. Лиат стала жевать щеку, пока та не заболела.
Сзади скрипнула дверь. Вышел Маати, запихивая книгу в рукав. Выглядел он подавленно.
— Что ж, — произнес он, подходя к Лиат, — придется мне вернуться к даю-кво и сказать, что я не оправдал надежд.
Она шагнула вплотную к нему, прильнула к плечу головой — теплое. А может, она слишком долго простояла на холоде. На мгновение Лиат вспомнила объятия Итани и запах его кожи.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
