— Мне очень неловко, когда вы так говорите, — смущенно сказала Шучорита. — Я не могу понять, какие надежды вы возлагаете на меня, на что я способна и что должна буду делать; не знаю, смогу ли я выразить чувства, вдруг овладевшие мной. Одного я боюсь — вдруг когда-нибудь вы увидите, что совершили ошибку, поверив в меня?
— Здесь не может быть ошибки! — прогремел Гора.—
Я покажу вам, какая громадная сила заложена в вас. Не беспокойтесь — я беру на себя заботу помочь вам проявить свои способности. Доверьтесь мне!
Шучорита не отвечала, но ее молчание красноречивее слов говорило о том, что она вполне готова довериться. Молчал и Гора. В комнате воцарилась тишина. С улицы доносились возгласы старьевщика, но мало-помалу звон медной посуды, которую он продавал, затих, и его голос замер вдали.
Окончив свою молитву, Хоримохини отправилась на кухню. Ей и в голову не пришло, что в комнате Шучориты, откуда не слышно было ни звука, кто-то есть. Но, заглянув мимоходом к племяннице, она увидела Шучориту и Гору, погруженных в безмолвную задумчивость, и от возмущения даже вздрогнула, словно молния ударила ей в сердце. Немного овладев собой, она подошла к двери и позвала:
— Радхарани!
Шучорита встала и подошла к ней.
— Сегодня у меня постный день, — сказала Хоримохини ласково, — и что-то ослабела я. Пожалуйста, пойди на кухню и разведи огонь, а я пока посижу с Гоурмохоном-бабу.
Шучорита прекрасно поняла замысел тетки и пошла в кухню сильно обеспокоенная. Тем временем Гора почтительно склонился перед Хоримохини и взял прах от ее ног. Она опустилась на стул и сидела некоторое время, поджав губы.
— Ты ведь не брахмаист? — спросила она наконец.
— Нет, — ответил Гора.
— Ты уважаешь нашу индуистскую общину?
— Конечно, уважаю.
— Так почему же ты так ведешь себя? — выпалила она вдруг.
Не понимая, в чем его обвиняют, Гора молча устремил на Хоримохини вопросительный взгляд.
— Радхарани уже не маленькая, — продолжала Хоримохини, — вы с ней не родственники, о чем это у вас могут быть такие разговоры? Она девушка, у нее по дому работы много, и незачем ей вовсе столько времени на пустую болтовню тратить. Ты — человек развитой, тебя вон как все хвалят! Так скажи же на милость, где это у нас видано, чтобы девушки так себя вели? Или, может, священное писание это одобряет?
Гора был совершенно потрясен таким оборотом дела. Ему и в голову не могло прийти, что кто-то может косо смотреть на его отношения с Шучоритой.
— Я не видел в этом ничего особенного, — попытался оправдаться он. — Ведь она член «Брахмо Самаджа», и я знал, что она свободно встречается со всеми.
— Хорошо, пусть Шучорита член «Брахмо Самаджа», а это что, по-твоему, хорошо? — воскликнула Хоримохини. — Вот ты своими речами людей будоражишь, к истине призываешь, а как ты думаешь, смогут они тебя уважать, если увидят, как ты ведешь себя? Вчера ты с ней до поздней ночи разговаривал — и все тебе мало. Сегодня опять пришел с самого утра. Она ни в кладовую не заглянула, ни в кухню, не подумала даже о том, что сегодня я пощусь и нужно помочь мне хоть немного. Этому, что ли, ты ее учишь? В вашей семье тоже есть девушки. Так, может, ты и их отрываешь от домашних дел и читаешь им свои наставления? Что-то я этого не думаю, а если бы кто-нибудь еще этим занялся, тебе бы это не понравилось.
Гора не находил ответа.
— Я как-то не задумывался над этим, — заметил он, — ведь она воспитывалась именно в таком духе.
— Про воспитание ты лучше помолчи! — закричала Хоримохини. — Пока Радхарани со мной и я жива, я этого не допущу! Я уже кое в чем вернула ее на истинный путь. Мы еще когда у Пореша-бабу жили, сплетни пошли, что она, как повелась со мной, так и стала правоверной индуисткой. А только мы сюда переехали, как пошли эти споры бесконечные с вашим Биноем, и опять все вверх дном! Он, кажется, на брахмаистке собирается жениться? Ну что ж — воля его! Не успела я от Биноя избавиться, еще один повадился ходить — Харан-бабу какой-то! Он только на порог, а я с ней сразу наверх, в свою комнату. Так он ничего и не добился. Ну, думала я, не пропали даром мои старания: образумилась немного. Сначала, когда мы поселились здесь, она ела, не обращая внимания на то, кто прикасался к пище, но сейчас я вижу, что с этими глупостями покончено. Вчера сама приготовила рис, сама принесла его из кухни. Запретила слуге приносить воду. И теперь я молю тебя: не отнимай ее у меня! Все, кто был у меня в этом мире, — умерли. Осталась только одна она. Да и у нее, кроме меня, родных-то никого нет. Не трогай ты ее! Ведь у них в семье есть еще девушки — Лабонне, Лила. Они тоже умные да образованные. Если тебе нужно им что-нибудь сказать, иди да говори, никто тебе и слова не скажет.
Гора сидел совершенно ошеломленный.
— Ты сам посуди, — продолжала Хоримохини, помолчав немного, — ведь ей уж замуж пора, года-то подошли. Неужели ты думаешь, что она всю жизнь будет в девушках сидеть? Женщине нужен свой дом.
Гора был вполне с этим согласен. Его взгляды на роль женщины ничем не отличались от взглядов Хоримохини, но он никогда, даже в мыслях, не относил их к Шучорите. Воображение отказывалось представить ему Шучориту, хлопочущую по хозяйству в доме мужа. Ему казалось, что она всегда будет жить, как сейчас.
— А вы уже думали о замужестве своей племянницы? — спросил он.
— Кто-то ведь должен об этом подумать, — ответила Хоримохини, — если я не позабочусь, так кто же еще?
— Но разве можно будет выдать ее замуж за кого-нибудь из правоверных индуистов?
— Нужно попытаться, — сказала Хоримохини, — Если ничего не случится и все пойдет гладко, думаю, что сумею это сделать. Про себя-то я уже все решила. Но пока она в таком настроении, у меня не хватает смелости предпринять что-нибудь. Однако за последние два дня я замечаю, она стала податливее; буду надеяться, что дело выйдет.
Гора чувствовал, что не следует больше расспрашивать Хоримохини о ее планах, но удержаться не мог.
— И у вас уже есть жених на примете? — спросил он.
— А как же, — ответила Хоримохини, — прекрасный человек — Койлаш, мой младший деверь. Недавно у него умерла жена. И он как раз ищет себе подходящую девушку постарше, а то такой бы не засиделся. Лучшего жениха не придумаешь.
Чем глубже впивался острый шип в его сердце, тем больше вопросов относительно жениха задавал Гора Хоримохини.
Выяснилось, что из всех братьев мужа Хоримохини Койлаш самый образованный, чем он был обязан исключительно самому себе. Хоримохини не могла объяснить, чему именно он учился, но, как бы то ни было, в семье он слыл ученым. Однажды он послал в почтовое управление жалобу на деревенского почтмейстера и так ловко все описал по-английски, что какой-то большой господин из управления сам приезжал проводить расследование. Вся деревня была поражена талантом Койлаша. Однако, несмотря на такую ученость, благочестие его не уменьшилось ни на йоту, так же как и приверженность старым обычаям.
Выслушав всю историю Койлаша, Гора встал, поклонился Хоримохини и молча вышел из комнаты. Спускаясь по лестнице, он увидел Шучориту, которая что-то делала в кухне, находившейся на другом конце двора. Услышав его шаги, Шучорита подошла к двери, но Гора поспешно вышел на улицу, не оборачиваясь, и она, тяжело вздохнув, вернулась к своим делам.
Выходя из переулка, Гора повстречался с Хараном-бабу.
— В такой ранний час! — усмехнулся Харан.
Гора ничего не ответил, но Харан, кивнув в сторону дома Шучориты, продолжал:
— Что, у них были? Шучорита дома?
— Да, — ответил Гора и торопливо зашагал прочь.
Войдя в дом, Харан-бабу через открытую дверь кухни сразу же увидел Шучориту. Путь к бегству для девушки был отрезан. Не было поблизости и тетки.
— Я только что повстречался с Гоурмохоном-бабу, — заметил Харан. — Он, наверное, был здесь?
Не отвечая ни слова, Шучорита начала энергично переставлять горшки и сковородки, всем своим видом показывая, что страшно занята и что ей буквально дохнуть некогда, не то что разговаривать. Но это нисколько не смутило Харана-бабу. Он остановился в дверях и вступил с ней в разговор, несмотря на то, что Хоримохини уже несколько раз предостерегающе кашлянула, остановившись на лестнице за его спиной. Хоримохини, конечно, и сама могла бы подойти к Харану-бабу, но она отлично понимала, что стоит ей хоть раз показаться ему, и потом уж ни ей, ни Шучорите не будет покоя от этого чрезмерно напористого молодого человека. Поэтому, едва завидев Харана-бабу. Хоримохини сразу же опускала на лицо покрывало с поспешностью, достойной молоденькой новобрачной.
— Шучорита, отдаешь ли ты себе отчет в том, что ты делаешь? К чему идешь? — разглагольствовал Харан-бабу, — Ты, я полагаю, знаешь, что Лолита с Биноем вступают в брак по индуистскому обряду? Ты знаешь, кто в этом виноват?
