Мы не сдавались и упорно стучали в дверь. В конце улицы появилась сердитая старуха в переднике, надетом на черное платье, и стала кричать на нас. Мегера поняла, что мы не чиновники, и тут же превратилась в очаровательную старушку. Мы пошли за ней по уединенным переулкам и дворам и вышли к монастырю с другой стороны. В церкви даже в этот жаркий день было холодно, как в склепе. Старушка попросила нас подождать. Скоро к нам присоединились две совершенно закрытые фигуры. Это были монахини, натянувшие на лицо капюшоны до самого рта. Все, что я мог разглядеть, это покрытые венами руки старых женщин. Они, впрочем, хорошо нас видели сквозь ткань, закрывавшую лицо. В сопровождении двух привидений мы вышли из церкви на клирос, и там, напротив алтаря, увидели несколько гробниц из обыкновенного серого камня. Мы разглядели на них имена Лукреции Борджиа и ее мужа Альфонсо I. Рядом могила матери Альфонсо, ослепительной Элеоноры Арагонской. На ее свадьбе, устроенной в Риме в 1473 году, сенешаль менял свое платье четыре раза, а официанты в шелковых нарядах подавали жареного кабана, фазанов и рыбу, а в это время толпа растаскивала сахарные замки, набитые мясом. Привидения кивали головами. Да, это могила Элеоноры, жены Эрколе I. Они молча указали пальцами, и, присев на корточки, мы разглядели имена Альфонсо II, последнего из рода Эсте, и его первой жены. Рядом — могила Лукреции.
Со стороны, должно быть, выглядело странным: пыльные столбы солнечного света, две укрытые фигуры, похожие на мрачных прорицательниц; мой юный юрист, сгорающий от нетерпения уйти отсюда в более жизнерадостную обстановку, и я, завороженный тем, что увидел, наконец, могилу Лукреции Борджиа. Она не была особенной красавицей, но, как писал один шпион Эрколе I герцогу Феррары, чей наследник должен был стать ее третьим мужем: «Приятное выражение лица, хорошие манеры делают ее красивее, чем она есть на самом деле. Короче, качества Лукреции таковы, что ее не только не следует опасаться, но и можно возложить на нее определенные надежды». Изабелла д'Эсте в это же время отправила в Рим своего шпиона: ей хотелось знать, что представляет собой будущая золовка. Шпион увидел ее воскресным вечером, рядом с ней сидело десять фрейлин. Вскоре они начали танцевать. Лукреция, по его словам, одета была в черный бархат, отороченный золотом, на голове — «шапочка Джульетты» из зеленого шелка с рубиновой застежкой. Из-под шапочки спустился на плечи золотой каскад волос. Эти конфиденциальные сообщения доказывают, что гордый род Эсте не на шутку встревожился: еще бы, амбициозный Александр VI с сыном Цезарем навязывают им дочь папы, дважды в свои двадцать два года побывавшую замужем. Они, должно быть, испытали облегчение, когда им сказали, что Лукреция никакая не развратница, не стоит верить римским сплетням. Она очаровательная и грациозная молодая женщина, и личико у нее в обрамлении пышных кудрей невинное и трогательное. Она похожа на фрески Пинтуриккьо во дворце Борджиа в Ватикане.
Хулителям Лукреции было за что ненавидеть ее отца и брата. Любовь не имела ничего общего с ее замужествами: все они были инспирированы политикой Александра. Когда представлялись лучшие партии, одного мужа заставили подписать признание в импотенции, и их развели, другого мужа по приказанию брата задушили на глазах у Лукреции. Плакала она часто и, как это бывает у многих женщин, вместе со слезами избавлялась от забот, после чего с сухими глазами, улыбающаяся, появлялась и готовилась к новому удару. Была ли правда в тех слухах, которые о ней распространяли? Нужно для этого посмотреть записи Джона Берчарда, папского церемониймейстера: он заносил в свой дневник много эпизодов, когда был шокирован поведением Борджиа. Он писал о частых обмороках папы, о литургической некомпетентности и беспечности. Берчард однажды нашел на алтарных ступеньках освященную облатку: папа уронил ее и не удосужился поднять. Он же в подробностях описывал ужасную смерть Александра и его похороны. Бескомпромиссный наблюдатель, хорошо знавший Лукрецию, не написал о ней ни одного плохого слова. С того момента, как в 1502 году она уехала из Рима в Феррару в возрасте двадцати двух лет и до самой ее смерти в тридцать девять лет, с нею не было связано и тени скандала. Обожающий Лукрецию отец вышел провожать ее, она села на низкорослую белую лошадку в отороченной горностаем амазонке из красного шелка и кокетливой шляпке с перьями. Сопровождали ее на лошадях двести мужчин и женщин; сто пятьдесят мулов везли приданое, и среди свадебных подарков был красивый паланкин французской работы, в котором могли поместиться два человека, сидящие друг подле Друга. Музыканты и испанские шуты помогали смягчить тяготы путешествия. Кавалькада Лукреции медленно продвигалась к северу Италии: Кастельнуово, Чивита, Кастеллан, Нарни, Фолиньо, Урбино, затем по Адриатическому побережью — от Пезаро и до Римини, потом по Виа Эмилия до Болоньи, и оттуда по каналу и реке на лодках до Феррары. Расстояние, которое надо было преодолеть, составляло чуть меньше трехсот миль, на путешествие ушел месяц. «Прелестная донна Лукреция — женщина хрупкого сложения, — писал один из ее спутников, — и она, как и ее фрейлины, не привыкла к седлу». Кавалькада иногда задерживалась в каком-то месте на день-другой, потому что Лукреции надо было вымыть голову. Процедура эта, очевидно, была непростой, занимала целый день, и Лукрецию никто не видел. Затем знаменитые золотые локоны снова начинали блестеть, и она продолжала путешествие. В Имоле у нее случилась мигрень, и она сочла, что причиной тому стала невозможность вымыть в течение восьми дней голову.
Она приехала в Феррару, город устроил ей грандиозную встречу. Барабаны, трубы, лучники личной охраны герцога в белой и красной ливреях дома Эсте, оркестр флейтистов, аристократия Феррары и послы Франции, Рима, Венеции, Флоренции, Сиены и Лукки; епископы Адрии, Комаччио; придворные, пажи и фрейлины. В паланкине, который несли профессора университета, сидела сама невеста в сверкающем парчовом наряде, золотые волосы распущены по плечам, на голове шапочка, украшенная драгоценными камнями, на шее — ожерелье из рубинов и изумрудов. Когда-то оно принадлежало Элеоноре Арагонской. Изабелла д'Эсте заметила драгоценности покойной матери и вспыхнула от гнева и огорчения. Альфонсо, жених, большой грубоватый солдат — его увлечением была артиллерия, — ехал на гнедом коне. На нем был костюм из серого бархата, усыпанный золотыми блестками. «По меньшей мере шесть тысяч дукатов», — написала его сестра своему мужу: в том, что касалось одежды и драгоценностей, у нее был глаз ростовщика, что во времена Ренессанса было неудивительно. Сначала Альфонсо не хотел даже и обсуждать женитьбу на Лукреции Борджиа, однако страх перед папой, фантастическое приданое и послабление в налогах заставили его призадуматься. Тем не менее он сильно беспокоился, наслушавшись нелестных отзывов о невесте, которую до той поры никогда не видел. Переодевшись так, чтобы его не узнали, он присоединился к свадебной процессии и провел два часа с Лукрецией, а потом уехал домой в полном восторге. Это был один из приятнейших моментов в истории, тем более что брак оказался счастливым.
