По спокойной и безопасной виа Мадзини я вышел к одной из самых интересных площадей Италии — пьяцца делль Эрбе. Площадь продолговатая, похожа на римский форум, только сейчас ее окружают дома цвета охры. С балконов свешиваются папоротник и цветы, стены напоминают старинные фрески. Противоположный конец площади замыкает большой дворец барочной архитектуры и мраморная колонна, на которой стоит крылатый лев святого Марка. Середина площади расцвечена зонтиками торговцев, и, если охватить взглядом всю площадь, она напоминает огромный ковер. На рынке вы можете купить все, что угодно: от ситца до канарейки. Редко доводилось мне видеть более живой средневековый базар. Расхаживая от зонта к зонту, под каждым из которых стоял маленький прилавок, я наблюдал удивительных людей, торгующих самым желтым лимонадом и самыми яркими конфетами, а также овощами, одеждой и прочим, на редкость дешевым товаром, причем все это на фоне древнего мраморного города.
В самом центре слышится приветливый звук журчащей воды. Здесь поднимается над зонтами и над античной чашей фонтана римская статуя. В Средние века ее нашли безголовой, решили это дело исправить: приделали женскую голову и увенчали короной. В области ее называют Мадонна Вероны.
Самым важным объектом на площади является лев святого Марка, в знак того, что город признавал святого Марка своим покровителем. Случилось это в Вероне в 1405 году, когда правящую семью Скалигеров отстранили от власти и город был аннексирован Венецией. Так начались триста лет спокойствия и изобилия. Какими бы ни были грехи Венеции, имелись у нее и добродетели: доброта, кротость, справедливость и благополучие. Благополучие явилось в область с приходом Марка Евангелиста. Связь с Венецией объясняет то, что поражает туриста в первые часы пребывания в городе. Он сознает, что сходство с Венецией глубже, чем поворот реки Адидже, напоминающий изгиб Большого канала. В Вероне со времен венецианской власти ощущается дух имперского великолепия. Временами мне казалось, что я смотрю на Венецию, причем не такую, какая она сейчас, когда корабли ее заполнены многочисленными фотографами-любителями, но такую, какой она была когда-то. Наблюдая за мирно беседующими на мраморных улицах веронцами, я иной раз ощущал исходившее от них лукавство, которое связываешь обычно с венецианскими вельможами. А они в данный момент, я уверен, обсуждали вечную итальянскую проблему: как распорядиться будущим выигрышем в лотерее. Святой Марк дал мне ответ на вопрос: отчего Верона так сильно отличается от городов Ломбардии и Эмилии. Впервые я увидел город, который добился успеха не за счет местных настроений и традиций, а вследствие космополитизма, составляющего душу великой морской республики. Мне казалось, я чувствую запах Адриатического моря, и в воображении возникал флот, возвращающийся со специями из далеких стран под звон колоколов. Арка пьяццы делль Эрбе вывела меня на еще более великолепную площадь Синьории. Такого ансамбля нет в Риме, не говоря уже о Венеции: два прекрасных архитектурных творения, разделенных аркой. Здесь я остановился. На сегодня довольно впечатлений. Я узнал один из самых благородных городов Италии.
По этому моменту вы можете в Вероне сверять часы. Заходит солнце, и вечер вдруг расцветает — это выходят из домов сотни молодых женщин в лучших своих платьях из хлопка. В наши дни только в Испании и Италии можно увидеть восхитительное возрождение общества XVII века. Здесь его называют паседжата. Совершается это действо на виа Мадзини: транспорта мало. Любой, кто пожелает, может с приятностью провести здесь время, любуясь аккуратно причесанными головками, красиво обутыми ножками и элегантными платьями без единой морщинки. Доктор Бёрни в свое время писал, что «дамы здесь носят черные шелковые шляпы, поля которых они заламывают, как английские мужчины. Остальные женщины не снимают черных шелковых капюшонов».
Мне рассказывали, что как только девушка заканчивает работу, тут же бежит домой, приводит в порядок прическу, возможно, меняет чулки и туфли и вынимает из шкафа висящее на специальной вешалке платье для прогулки — паседжата. Платье должно быть безупречно отутюжено. В нем нельзя сидеть, а если уж придется это сделать, девушка быстро поднимет подол и сядет на нижнюю юбку; Одевшись, девушка выходит из дома и на перекрестке встречается с самой лучшей, на данный момент, подругой, а возможно, и с несколькими приятельницами, и они начинают медленно расхаживать взад и вперед по виа Мадзини. Процедура напоминает брачные игры некоторых видов хорошеньких птиц. Интересно пронаблюдать, какая перемена происходит в гордой девушке, которой удается привлечь молодого человека — жениха-фиданцато. Покинув ряды своих подруг, она присоединяется к тем, кого уже ангажировали. Весь этот парад настроен ужасно серьезно. Среди представительниц своего пола девушка казалась смелой и способной вынести все тяготы жизни, теперь же, подле мужчины, она производит впечатление беспомощной и застенчивой особы. Абсолютно неважно, что поклонник ее мал и невзрачен, манеры ее указывают на очаровательную уверенность в мужестве своего спутника. Но все это ничто по сравнению с необычайной переменой, которая происходит с ним. Мгновение назад он был диким на вид холостяком, хихикавшим с другими такими же неприкаянными приятелями возле кафе, либо сумасшедшим мотоциклистом, бесцельно гонявшим по улице на «веспе». Теперь же перед вами мягкий, послушный, но в то же время гордый поклонник. Бывшие дружки все еще сидят, цинично улыбаясь, возле кафе либо перешептываются, наблюдая, как он прогуливается мимо них со своей девушкой. Во взгляде, который он бросает на них, можно прочитать смутные опасения человека, перешедшего свой Рубикон.
2
Людей, которых я встречал в Вероне, переполняло столь присущее итальянцам желание понравиться. Я чувствовал, что их доброта и любезность были в определенном смысле отражением прекрасного города, в котором им повезло жить. Из всех городов, что я видел в Италии, Верона дала мне величайшее наслаждение. Элегантный, красивый город. Он не слишком велик, но и не мал. Цветовая гамма радовала глаз: розовый кирпич средневековых зданий с зубцами в виде рыбьих хвостов, тускло-красный мрамор, красновато-коричневые стены старинных дворцов, алые герани на балконах, голубая лента реки — все вместе создавало союз веков, и это будило воображение.
Каждое утро, когда я входил под арку, невольно вспоминал Мост вздохов. С людной пьяццы делль Эрбе я входил на величественную площадь Синьории. На пьедестале о чем-то задумался Данте. Верона любит вспоминать, что двор Скалигеров был первым, где поэт нашел убежище. В нескольких шагах отсюда стоит одно из красивейших зданий Ренессанса, маленький дворец под названием «Лоджии». В конце XV века его построил неизвестный гений. Судя по всему, он любил классику, и это роднит его с Пирро Лигорио, чей летний дом в садах Ватикана всегда казался мне одним из самых жизнерадостных, счастливых зданий той поры.
