Может, у меня разыгралось воображение, но я думаю, что у Серены начал округляться животик. Они несут бутылку вина, бутылку чего-то из цветов бузины и четыре бокала.
Мы уходим от свиней и устраиваемся на скамье у красного пруда. Ее для меня сделала Серена. Она еще и столярничает.
– Как жизнь в Красном доме? – спрашивает Маркус.
– Хорошо. – Я чувствую мелкозернистую текстуру древесины под бедрами, которая стала гладкой после того, как Серена несколько раз ее отполировала. – Животным здесь нравится. А Мэри стала другим человеком после того, как исчезла необходимость платить арендную плату.
Я резко вскрикиваю, когда некто приземляется мне на плечи сзади. Этот некто небольшой и сильный, но также пушистый и теплый. Глициния. Я протягиваю руку и глажу ей лапы, которые свисают, как у лягушки, с обеих сторон моего правого плеча.
– Есть новости про Джозефа? – спрашивает Серена.
Я поправляю Глиницию, чтобы ей легче было удерживать равновесие и она не так сильно впивалась в меня коготками.
– Ему лучше. Он еще не готов к выписке, но пневмония полностью прошла. Мы изучаем современные технические средства коммуникации для людей с ограниченными возможностями. Я надеюсь, что в конце концов он сможет вести жизнь, которую посчитает стоящей того, чтобы продолжать жить!
– По крайней мере, он знает, что не убийца, – замечает Серена.
Я смотрю на цаплю, которая стоит на пучке травы, на возвышении среди болота, неподвижная, как статуя.
– Когда я думала, что умру, я вспомнила своего младшего брата, – признаюсь я. – Я смотрела в его детскую кроватку, на его маленькие пальчики на ручках и ножках.
– Может, теперь тебе удастся и еще что-то вспомнить, – говорит Серена.
– Надеюсь. Я очень хочу вспомнить маму.
– Полиция ничего не сообщала про Грегори? – интересуется Маркус.
Я качаю головой.
– Никаких следов, но они отдали мне копию его письма.
Я раскладываю его на скамье, и мы все вместе его читаем. Это письмо Грегори отправил в полицию на следующий день после того, как я убила своего отца. Я уже знаю, что в нем написано, и у меня было время, чтобы попытаться осознать, сколько всего натворил Грегори. Он предал Джозефа, чтобы спасти моего отца, и хранил эту жуткую тайну двадцать лет, ничего не говоря мне и Делле.
Всем, кого это может заинтересовать в полиции
Теперь, после того как я узнал, что мой племянник Джозеф Флауэрс пришел в сознание, моя совесть не позволяет мне и дальше хранить эту тайну. Я должен сообщить вам, что Джозеф невиновен. Он не убивал Эндрю и Эсси Флауэрс. Двадцать лет назад вы нашли в Красном доме не Эндрю Флауэрса – тогда погиб любовник Эсси Стивен. Он был отцом ребенка Эсси. Моя мать Пегги и я опознали его как Эндрю Флауэрса, чтобы позволить настоящему Эндрю сбежать, а я мог получить его страховку. Я знаю, что мы поступили ужасно, но Эндрю больше ни для кого не представлял угрозы, Джозеф лежал в коме, и для него это не имело никакого значения. Наверное, мы никогда не думали, что нам все это сойдет с рук.
Эндрю забрал документы Стивена и исчез. На протяжении всех этих лет он иногда со мной связывался.
Я – гордый человек, видный представитель местного делового мира, и боюсь, что не смогу справиться с последствиями этих откровений, поэтому я теперь тоже собираюсь исчезнуть. Моя жена Делла не станет особо скучать по мне, а коллеги прекрасно продолжат работу в агентстве недвижимости и без меня. Пожалуйста, не сомневайтесь: Делла про все это ничего не знала. Знали только моя мать и я.
Уверен, что вы попытаетесь меня найти, как и Эндрю, но я многому у него научился, и он мне помогает. У него мастерски получается исчезать, поэтому, думаю, вы нас не найдете.
Я сожалею о том, что сделал.
Грегори Флауэрс
Маркус легко кивает.
– Наверное, это письмо нам поможет, – высказывает свое мнение Зак. – Полиция не станет искать Эндрю в болоте. Они решат, что он где-то далеко вместе с Грегори. Грегори будет гадать, где Эндрю, но вряд ли обратится в полицию.
– «Моя совесть не позволяет мне и дальше хранить эту тайну», – цитирую я. – Какая совесть? Он думает, что правда теперь всплывет, после того как Джозеф стал способен общаться. Не понимаю, зачем он вообще это говорит. Ясно, что он психопат.
Я не могу поверить, что столько лет жила с этим человеком, в его доме, считая его приличным. Бедная бабушка Пегги. Как она, наверное, мучилась из-за этой тайны. Она сжирала ее изнутри. Пегги любила своих сыновей, хотела их защитить, но при этом знала, что Джозеф невиновен. Неудивительно, что она хотела, чтобы он оставался в безопасности рядом с ней. Я представляю, в какой ужас она пришла, когда поняла, что он в сознании. Вероятно, она поделилась этим с Лиз, и я рада, что у бабушки был хоть кто-то. Я понимаю, почему она это больше никому не рассказала, но стресс, вероятно, был невыносимым.
– Мне так жалко бабушку, – признаюсь я. – Они ужасно с ней поступили.
– Попытайся теперь сосредоточиться на будущем, – говорит Маркус.
Я смотрю на большой огороженный забором участок, который я обустроила для угрей и других животных, попытавшись придать ему вид дикой местности. Над поверхностью болота низко летят две куропатки. Я представляю своего отца, лежащего глубоко внизу.
– Ты здесь все очень красиво обустроила, – говорит Зак. – Теперь это хорошее место. Для тебя, для спасенных тобой животных и для природы.
Мы поднимаем бокалы, и Маркус произносит тост:
– За Еву, Джозефа и позитивное будущее Красного дома.
Глава 71
Эндрю
Мой брат Грегори получил по заслугам. Притворился мною и попытался убить мою дорогую Еву. Она говорит, что у него на руке даже был шрам, наподобие того, который остался у меня, когда она в детстве меня укусила. Значит, и его тоже подделал, это несложно. Но как хитро придумано! Этот психопат хотел, чтобы она умерла от переохлаждения или утонула в фолли. Ничто этого не стоило. Я бы скорее сдался полиции и отправился в тюрьму, только бы с Евой все было в порядке. Мне не следовало говорить Грегори про ее лицевую слепоту. Он всегда был коварным интриганом, вечно что-то замышлял, еще со времен нашего детства, когда он жульничал в «Монополии». Он знал, что Ева догадается, разберется, что тогда на самом деле случилось, а он этого не пережил бы. Вы только представьте: Грегори Флауэрс, столп местного общества, отправляется в тюрьму. Он предпочел
