что убийцу нужно приговорить к высшей мере по уголовному уложению, то есть несколько сузить.
Публика заахала, но Малыш, который долго слушал эту речь, проникся её пафосом. Немного поколебавшись, он решил, что на самом деле неважно, кто именно убил Карла Ивановича. Главное, что дело сделано. Хорошее, правильное дело, и теперь он, Малыш, должен быть таким же умненьким, таким же смелым и милым, как Карлсон. «И вечная память мёртвому мальчику!» — с чувством прибавил он вслух.
И все подхватили его восклицание, каждый разумея что-то своё и думая о разных мальчиках.
И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.
Извините, если кого обидел.
19 марта 2013
Пёс Свантессона (2013-03-19)
— Ну и что вы думаете по поводу этого костыля? — спросил Карлсон. — Нет-нет, дело не в глазах на затылке. Я просто разглядываю вас в гинекологическое зеркальце. Поэтому прекрасно видно, что вы размышляете о том, кем мог быть наш забывчивый посетитель.
— Ну… Костыль принадлежит упитанному врачу, старше средних лет. Подарен ему благодарными больными при увольнении доктора.
— Браво! Вы превзошли самого себя! Жалко, он нас не дождался. Впрочем, вот и он сам! — смотрите, кто ломится к нам в дверь с чудовищным волкодавом на ремне! Это он, это он!
Доктор Моргенштерн и правда оказался довольно милым человеком, хотя и приверженцем расовой теории. Перед тем как открыть рот, он измерил череп Карлсона циркулем и сосчитал пропорции на бумажке.
Я же играл с его огромной собакой, которую звали Бимбо. Никогда, никогда у меня не было собаки — даже когда я служил в армии ветеринаром.
Оказалось, что над родом Свантессонов, одно имя которых лет триста назад заставляло трепетать всю Лапландию, тяготеет проклятие. Один из могущественных Свантессонов влюбился в колдунью, стал воином, затем — магом, но сердце колдуньи продолжало оставаться ледяным. Наконец с помощью ворожбы бывший конунг Свантессон растопил лёд, но тут же бежал от безумной косматой старухи. Вслед ему прозвучало проклятие: она предрекла храброму Свантессону и его потомкам стать собачьим кормом.
Так и произошло: маг и волшебник был загрызен собственным псом. За ним отправились его братья, дядья, сыновья и племянники. Так продолжалось без малого триста лет. Когда пса оттащили, семья, ранее многочисленная, изрядно поредела.
— Но сегодня, — заметил доктор Моргенштерн, — паромом из Гельсингфорса прибывает единственный оставшийся в живых потомок древнего рода. Он должен вступить в права наследства после смерти бывшего владельца старинного замка на горе Кебнекайсе. Сдаётся мне, его жизнь в опасности.
— Ну-с, что вы скажете? — спросил меня Карлсон, когда мы проводили нашего гостя. — Это ведь почище загадочного убийства болгарского штангиста Фауста Гётева! А помните тот случай с Филле и Рулле, что похитили вас в прошлом году, а потом за пятнадцать минут успели добежать до норвежской границы?
Он набил трубку и пустил струю дыма в потолок.
— Впрочем, это неважно. В любом случае вы поедете в Лапландию один. Мне вы будете отправлять подробные отчёты, а я — анализировать их у камина.
Так я оказался среди пустынных холмов Нурланда. Время тянулось медленно, как речь финского наследника. Моргенштерн развивал теорию ледяного неба, мы пили и глядели сквозь бойницы замка на бескрайние пространства поросших мхами болот. Финн пытался рассказывать нам анекдоты, но обычно они заканчивались к утру следующего дня. Поэтому будил нас странный смех наследника, похожий на уханье полярной совы.
Моргенштерн рассказывал о древних капищах, флоре и фауне здешних мест. Он был грустен: трясина засосала его несчастного пёсика. Изредка мы слышали странный плач из башни замка, но не придавали этому значения. Финн говорил, что слышит протяжный собачий вой, но это было так же смешно, как и его рассказ о нашей экономке фрекен Бок. За стаканом абсолютно чистой водки финн утверждал, что она таскается на болота с объедками от ужина. Всё равно — нам было скучно слушать его длинные речи.
Но я исправно описывал всё это в своих отчётах Карлсону.
Такая жизнь нам опротивела, и, чтобы развлечься, мы решили выйти и прогуляться при луне.
Как только мы приблизились к краю трясины, финн снова попытался рассказать какой-то анекдот. Тут, не сговариваясь, мы раскачали его за руки и за ноги и кинули в болото.
Он тонул три дня и две ночи и вконец нам надоел. Когда мы пришли проведать его в последний раз, внезапно ветви вереска раздвинулись, и нашему взору предстал Карлсон с пухлой пачкой моих отчётов в руках. Он поглядел в сторону унылого финна, хотя к тому моменту глядеть было не на что.
— О, пузыри земли, как сказал бы какой-то классик. — Карлсон был весел и остроумен, как всегда. — А я ведь знаю всё.
— Откуда? — не смог я сдержать своего волнения.
Тогда Карлсон занял у Моргенштерна две кроны и пять шиллингов на проезд и, пообещав всё объяснить как-нибудь потом, увёз меня в Стокгольм.
Дома мы сразу же вкололи морфий и я, положив ноги на каминную решётку, смотрел, как Карлсон летает по комнате.
— Слушайте, а где же пёс Моргенштерна, милый Бимбо? — спросил он из-под потолка.
— Бимбо больше нет, — печально ответил я. — Я обмазал его фосфором, и бедный Бимбо издох. Не стоило этого делать… Мне пришлось бегать по болотам и выть самому.
Карлсон выпустил клуб дыма и расхохотался:
— Это что! Я две недели притворялся беглым каторжником на этих дурацких болотах. Знаете, всё бы хорошо, но фрекен Бок, принимавшая меня сослепу за своего сына, мазала свои тефтели соусом, похожим на лисий яд. А мне приходилось есть и просить добавки, чтобы она ничего не заподозрила.
— Карлсон, как вы догадались, что мы с Моргенштерном давно хотели убить этого финского недотёпу?
— Это было очень просто: вот смотрите, я беру с полки справочник «Сто самых знаменитых шведских семей»… Так, вот: «Свантессон-Моргенштерн, Боссе Иммануил Хосе Кристобаль. Член Королевской медицинской академии, эсквайр, владелец волкодава. Старший брат писателя Свантессона». Это ж ваш брат, элементарно!
А уж о том, что вы сами хотели построить завод по производству собачьего корма, вы твердите второй год. «Всё для собак — Свантессон и Моргенштерн», чем не мотив?
— Как всё просто! — выдохнул я.
— Ну, конечно, если всё объяснить, это кажется простым. Кстати, знаете, что за историю с финном вас могут исключить из клуба детективных писателей? А может, и что похуже, — смеясь, заключил Карлсон. — Но что же я буду делать без своего биографа? Поэтому перевернём этот лист календаря, а
