— Мне нужна твоя помощь, — сказала герцогиня. — Я хочу купить эту нить. Расхвали ее перед герцогом, как ты умеешь.
Бенвенуто смутился:
— Государыня моя, я думал, что это ожерелье ваше, потому и хвалил его так чистосердечно. Но если речь идет о покупке, я должен указать вам на серьезные недостатки этой нити. Я вам не советую ее покупать.
— Но торговец Бернардоне просит за нее 6000 скудо. Не будь в ней недостатков, эта нить стоила бы двенадцать тысяч.
Опять этот негодяй Бернардоне!
— Государыня, уверяю вас, этот жемчуг шести тысяч не стоит. Жемчуг — всего лишь рыбья кость, он умирает со временем. Покупать надо драгоценные камни. Их четыре: алмаз, рубин, сапфир и изумруд, и они вечны.
— Но я хочу эти жемчуга, а остальное не важно, — с раздражением сказала герцогиня. — Скажи герцогу «чуточку неправды, и благо тебе будет».
Обещанное благо выражалось в 200 скудо. Бенвенуто был в полной растерянности, ему не хотелось вставать между высокородными супругами. Но что делать? Бенвенуто понес нить к герцогу и тут, к своему ужасу, выяснил, что тот уже видел жемчуг и категорически отказался его покупать. Герцог резонно утверждал, что драгоценности мы покупаем не только себе, но и детям, а этот жемчуг хоть и крупный, но старый и с изъяном. Теперь уже герцог просил у ювелира совета.
— Бенвенуто, ты честный человек, скажи мне про это ожерелье правду.
Да пропади эти 200 скудо пропадом! Он сказал герцогу правду, но взял с него обещание не говорить о его справедливой оценке жемчуга герцогине. Сам дал слово, сам взял его назад. Герцогиня узнала об истинном поведении Бенвенуто и обиделась на него на всю жизнь. И главное, обидно, что в конце концов герцог, устав от просьб жены и докучливых, напористых уговоров негодяя Бернардоне, все-таки купил эту проклятую жемчужную нить, а герцогиня так возненавидела Бенвенуто, что он подумывал: а не бежать ли ему из Флоренции куда глаза глядят? Но не убежал. Персей его удержал.
Дальше — больше. Неприязнь герцогини к Бенвенуто возросла после случая с бронзовыми античными статуэтками. Они были найдены в округе Ареццо и попали в руки к герцогу в самом плачевном состоянии — то головы нет, то рук-ног. Герцог сам взялся их очищать, и делал это с удовольствием. Бенвенуто учил его, как с помощью маленького молоточка очищать статуэтки от земли и ржавчины. Он рвался доделывать Персея, но в этот момент герцог охладел к этой работе, он все время держал Бенвенуто при себе, а потом поручил ему реставрацию античных статуэток.
В это время во дворце Веккио достраивали новые покои, и герцог, желая уединения, велел сделать себе как бы потайную комнату, где Бенвенуто проводил за работой много времени. Путь к той комнате был сложным — через скарбницу, далее по галерее большой залы, потом множеством закоулков — и все двери, двери… Герцогиня со временем «велела запереть все эти удобства», к потаенной комнате Бенвенуто шел обходным путем, и как-то так получалось, что он все время натыкался на свою прежнюю благодетельницу. Элеонора Толедская была хронически больна, она уже не могла рожать детей, ей постоянно нездоровилось, Козимо ей изменял, и она знала об этом, а тут, куда ни пойдешь, всюду любимец мужа Бенвенуто.
— Когда же ты кончишь чинить эти статуэтки! Как ты мне надоел!
Герцогиню можно понять. В романе «Лунный камень» один из моих любимых героев (дворецкий) считает главным недостатком своей покойной жены то, что они все время сталкивались на узкой лестнице: когда он поднимался вверх, она по ней спускалась. Бенвенуто было слишком много, хотя бы в собственном доме она могла от него отдохнуть!
Сердце герцогини несколько оттаивало, когда она видела, как к Бенвенуто относятся ее сыновья. Они часто забегали в комнату, где работал мастер, наблюдали за его работой, играли там и шалили. Бенвенуто много им позволял, что с них взять — дети: Джованни было одиннадцать лет, Гарцио — семь, Фердинанду — пять. Герцог говорил скульптору: «Какая забавная дружбы у моих сыновей с тобой!» Джованни со временем стал кардиналом. На великолепной картине кисти Бронзино он, еще пятилетний, изображен вместе с матерью. Его и брата Гарцио ждет страшная судьба. Витторио Альфери, итальянский драматург, называет обстоятельства их смерти «достойными трагедии». Я расскажу об этом позднее.
Относительно четырех бронзовых антиков — Юпитера, Меркурия, Минервы и Данаи — у Бенвенуто были свои планы.
Он решил вделать фигурки в подножие для своего Персея. Это было красиво и уместно, потому что соответствовало общей идее, кроме того, у ног Данаи сидел сын — «крохотный Персейчик». Герцог тоже одобрил эту идею. Как только Бенвенуто окончил реставрацию этих фигурок, он поставил их в ряд, поставил выгодно для восприятия — чуть выше глаз. И надо такому случиться, что они очень понравились герцогине. Она уже знала, что статуэтки хотят поставить на площади, а теперь, оценив их по достоинству, искренне этому воспротивилась.
— Я хочу, чтобы эти фигурки стояли в одной из моих комнат. На площади им не место. Там они могут испортиться, поломаться, а у меня они будут в полной сохранности.
Но Бенвенуто не менял своих планов, если это касалось его творчества. Он не думал о предстоящей немилости, ему вообще было не до этого. Великое искусство превыше всего! Он дождался, когда герцогская чета отправилась верхом на прогулку, взял четыре фигурки и припаял их к уже готовому подножию в Лоджии, где стоял Персей. Он — мастер, он знает, что эти фигурки должны стоять здесь и нигде более.
Герцогиня Элеонора, конечно, не поняла идеи творца, она решила, что Бенвенуто просто своевольничает ей назло. Гнев ее был велик, она просто преградила для него вход во дворец. А как туда попасть Бенвенуто, если герцог требует, чтобы он продолжал работать над другими античными фигурками?
Триумф
Но нет худа без добра, теперь Бенвенуто мог отдать все силы Персею. Скульптура уже стояла в Лоджии деи Ланци на площади Синьории, шла доделка. До времени фигура стояла за пологом. Герцог зашел ее посмотреть «и показал многими явными знаками, что она удовлетворяет его превесьма». С ним были знатные господа, всем скульптура тоже очень понравилась.
— Бенвенуто, у меня к тебе просьба, — сказал герцог ласково. — Прежде чем ты окончательно доделаешь скульптуру, я хотел бы, чтобы ты ради меня открыл переднюю ее сторону на площадь. Я хочу узнать, что будет о ней говорить народ. Тогда на открытом месте в твоем огороде она имела один вид, а такой вот, стесненный, может быть совсем другим.
Бенвенуто не посмел отказаться, хотя был очень раздражен. Нужно было кое-где нанести лак, не хватало золота. Он ворчал на рабочих и проклинал тот день, когда он уехал из Франции и поселился в злосчастной Флоренции, где все делается «к его ущербу».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
