— Она очнулась? — Этот голос был выше, но не такой высокий, как у Эйприл. Перебрав в уме возможные кандидатуры, я решила, что голос принадлежит Гордан. А это, с учетом моих подозрений, было плохо.
— Пульс ровный, — ответил третий голос. Этот был мне знаком — голос Тибальта. Одно узнавание потянуло за собой и другие: я начала осознавать, что лежу на спине, затылком на чьем-то бедре, а ко лбу прижато что-то влажное и прохладное — наверное, полотенце. — Возможно, нам нужно просто подождать.
— Очнусь быстрее, если мне принесут кофе, — произнесла я, не открывая глаз.
— Тоби! — Ага, это Алекс. Вот и хорошо, значит, он не умер обратно. — Я так рад, что ты очнулась!
— А я нет. — Во рту был привкус старой крови. Гадость. — Кофе мне будет или как?
Шаркающие шаги, кажется, по кафелю.
— Тоби, это Эллиот. Ты меня слышишь?
— Я ж тебе вроде отвечаю? — От всех этих разговоров голова разболелась еще сильнее. Я всерьез задумалась, что, собственно, такого хорошего в том, чтобы не быть мертвым.
— Если не натворит еще больше глупостей, то поправится, — произнесла Гордан тоном, ясно свидетельствующим, что иллюзий относительно моих умственных способностей она не питает.
Я взвесила доступные мне варианты. Ни встать, ни даже повернуться я не могла — голова мне этого не позволит — но могла открыть глаза. Это так и так придется сделать, если я хочу чем-нибудь снять боль.
Когда я работала в Доме, то регулярно просыпалась с похмельем, порой таким, что в черепе вместо мозга по ощущениям было желе. Сейчас было хуже. Свет слишком сильный, цвета слишком яркие. Морщась и заставляя себя не зажмуриться обратно, я огляделась. Голова моя лежала у Тибальта на коленях. Рядом стояли Эллиот с Алексом, а по другую сторону Гордан складывала аптечку первой помощи.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Алекс.
— Как будто через мясорубку провернули. Кофе мне принесут?
— Ты потеряла много крови, — сказала Гордан. — Я тебя уже второй раз латаю. Не заставляй меня делать это в третий.
— У меня нет такого намерения. — Если учесть, что я практически уверена в том, что ей в данный момент хочется меня не столько подлатать, сколько порезать на куски.
— Вот и хорошо. — Она подхватила аптечку и направилась к лестнице.
— Никаких хождений поодиночке, — сказал Эллиот. Гордан с хмурым видом остановилась и ответила:
— Мне нужно вернуться к работе.
— Возьми Алекса.
— Нет, — быстро произнесла я. — Мне нужно с ним поговорить.
— Ну а мне нужно работу делать. — Гордан обвела всех сердитым взглядом.
— Тогда иди и делай, — сказала я, надеясь, что голос у меня настолько усталый, что она поверит, что эта фраза сорвалась у меня с языка нечаянно, а также на то, что убийца — именно она. Нужно твердо в этом убедиться, прежде чем выступать против нее. Также нужно проверить, способна ли я стоять на ногах без посторонней помощи. Я закончила фразу: — Позови Эйприл, если что-то случится.
— Какая трогательная забота, — откликнулась Гордан и побежала вверх по лестнице.
Едва она ушла, Эллиот хмуро сказал:
— Ты позволила ей уйти одной.
— Ага, я в курсе. — Я наклонила голову набок и посмотрела на Тибальта. — Поможешь мне сесть?
Тот, не ответив, подсунул руки мне под спину и подтянул в сидячее положение. Отстранившись, я целую секунду ухитрялась держаться прямо, опираясь на здоровую руку, но потом рука подломилась, и я снова упала Тибальту на грудь. Он обнял меня за плечи, удерживая в таком положении.
— Сиди так, — произнес он твердо.
— Да пожалуйста, — буркнула я, оглядывая помещение. Все тот же подвал. Левое запястье у меня оказалось плотно забинтовано, на белом проступили красные пятна. Мы с Тибальтом сидели на койке, на которой до этого лежало тело Терри. Оно и понятно, другого подходящего места здесь просто не было.
— У тебя было такое сильное кровотечение, что мы побоялись тебя переносить, — сказал Эллиот. — Если бы Тибальт не рассказал нам, что ты сама сделала это с собой, мы бы решили, что на тебя было нападение. Ни разу еще не видел, чтобы человек так часто резал сам себя.
— Это ее особый талант, — сообщил Тибальт.
— Плохой талант, — ответил Эллиот и протянул мне кружку. — Вот, выпей.
— Кофе? — Я заглянула в кружку. Увы, нет. Если только его описание не изменили на «зеленая вязкая жидкость».
— Нет, — сказал Эллиот. Приятно было узнать, что галлюцинации в список моих симптомов пока еще не входят. — Но ты выпей.
— Оно зеленое. Я такое не пью.
— Я сам приготовил. Пей.
Мне это сообщение особо вдохновляющим не показалось.
— Это что?
— Один из рецептов Юи, — ответил Эллиот. Он впервые произнес ее имя без дрожи. — При головных болях. Она давала его Колину, когда он слишком долго оставался в человеческом обличии.
Я бросила внутрь кружки еще один взгляд. Если на вкус оно такое же, как оно пахнет, то мне придется туго. Хотя все равно дальше некуда.
— А точно легче станет?
— Колин говорил, что да.
— Ну-ну.
В своем нынешнем состоянии я представляла собой такую отличную мишень, что не могла позволить себе воротить нос от чего-то, что может помочь. Накрепко зажмурившись, я залпом опрокинула в себя содержимое кружки.
На вкус оказалось не так плохо, как на вид. А гораздо хуже. В глазах у меня взорвались звезды, я выронила кружку, и та разбилась о пол. На мгновение я почти поверила, что меня отравили, но потом боль в голове отступила, так внезапно, что перед глазами все поплыло. Запястье и ладонь, заполняя вакантное место, наоборот, заболели сильнее, но с таким видом боли я умею справляться. Давно привыкла.
Я открыла глаза. Мир послушно принял четкие очертания.
— Что там такое было?
— Большей частью болотная мята, первоцвет и глициния, — ответил Эллиот. — Ну как, пришла в себя?
— Нет, но мне уже лучше.
Порой я ненавижу нашу неспособность говорить друг другу «спасибо». Выплясывать чечетку вокруг выбора слов с годами надоедает, особенно когда я уставшая.
— Вот и хорошо, — произнес Тибальт и убрал поддерживающую меня руку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
