Кто только остался жив, нашел место в лодке, которую направили к берегу.
В эту же шлюпку был подобран и факир или, лучше сказать, пассажир Иеремия Скидэм, пастор из Цинциннати.
Прих одится верить, что если Бог существует для добрых людей, то он существует равным образом и для других, потому что Сукрийяна был вырван из рук смерти только благодаря вмешательству, и кого же? — его жертв!
Когда лже — Иеремия Скидэм, согретый забот ливым массажем и несколькими глотками рома, узнал о только что описанных нами событиях, он к величайшему своему удивлению мог констатировать две вещи.
Первая — что никто не подозревал об истинной причине взрыва на «Лаконии», и вторая — что ни мистер Токсон, ни Кэннеди, ни Тит Джоэ, его соучастники, не находятся в числе пассажиров шлюпки.
Понятно, почему он должен был поздравлять себя с исчезновением этих троих людей.
На помощь шлюпке не замедлили явиться в большом количестве люди, которые, при известии о крушении на «Лаконии», покинули соседние гавани и направились вдоль берега на поиски уцелевших пассажиров и их вещей.
Заботливо доставленные в береговые порты, потерпевшие крушение были отправлены, за счет пароходной компании, каждый куда кому надо.
Мистер Иеремия Скидэм избрал своим конечным пунктом Сутгамптон.
Бесполезно прибавлять, что он, в качестве духовного лица, был предметом особых забот и внимания во всех городах, через которые ему приходилось проезжать. Агентство Евангелической Миссии позаботилось достать ему полный костюм и снабдить значительной суммой денег на дорожные издержки. Сукрийяна, часто сталкивавшийся в Индии с английскими миссионерами, искусно умел подражать их манере говорить и держать себя, и весьма кстати, при случае, приводил цитаты их библии, а большего и не требовалось, чтобы снискать к себе благоволение Евангелического агентства.
В то время, как мистер Токсон с семьей отдыхал в Лондоне, Сукрийяна сел в Сутгамптоне на один из пакетботов линии Peninsular and Oriental, и направился в Бомбей.
А теперь он в Ниджигуле. Он размышляет.
Наконец-то приближается торжественный момент. Находясь на таком незначительном расстоянии от Гондапура, он с нетерпением считал те часы, которые оставались до начала великого праздника, до того момента, когда он, если бы не было святотатственного похищения, предметом которого сделался он, должен был проснуться в славе своей, среди молений жрецов и криков радости верующих.
Он достиг бы тогда того, к чему стремился в течение всего своего существования: он занял бы верховную власть над двумя миллионами нирванистов, рассеянных по всей Индии, пропитанной вековыми суевериями человечества, в этом истинном музее верований почти всего мира, секта нирванистов заключает в себе революционный дух и в то же время стремление к самым древним преданиям народа.
Известно, что браманизм, являясь господствующей религией Индийского полуострова, имеет своей характерной чертой, с точки зрения общественной, кастовое устройство исповедующего его народа, которому обязана Индия своей слабостью и своим порабощением. Но официально прикрываясь браманизмом, появились различные тайные общества, совершенно противоположного направления, считающие своим идеалом справедливость и равенство. Общества эти опираются на предания древности, более или менее достоверные, предания золотого века, — той счастливой эпохи, воспоминание о которой живет еще в сердце народов, — когда не существовало еще иерархии на земле и когда, согласно одной из веддийских священных книг, «все люди были браманами».
Последователями одной из подобных сект и были нирванисты. Религиозные верования последователей этой секты представляют смесь из догматов браманизма и буддизма, сделавшегося с III века господствующей и государственной религией Индии, но, начиная с VIII века, вытесняемый постепенно браманизмом, буддизм потерял свое значение в Индостане, и только на Цейлоне сохранился культ этого учения.
Известно, что учение буддизма состоит из четырех истин: существование человека есть нечто обманчивое, страдание связано с существованием, прекращение страданий есть прекращение желания существовать (т. е. Нирвана) и человек избавляется от страданий нравственной жизнью и подавлением страстей.
Эти истины вошли в учение нирванистов, частью исказивших их, частью дополнивших. Так, например, они требуют полнейшего уничтожения или истощения плоти, что как раз приводит к культу смерти, характерному расколу браманического политеизма: попытка постичь Бога и вселенную, исходя от человека.
Индусы поклоняются не только смерти в лице Иамы, верховного судьи загробной жизни, изображающегося в виде старой обнаженной женщины с отвратительной наружностью; они почитают Иаму также под именем Сивы, бога — разрушителя, и в особенности Кали, воплощения его в виде женщины, богини с десятью руками, олицетворяющей одновременно Любовь, Смерть и Красоту.
Кали или Парвати, или Дурджа (эти имена самые распространенные, хотя кроме них у этой богини насчитывается до пятисот других) требует кровавых жертвоприношений; ей приятно, согласно верованиям народа, смотреть, как кровь брызжет из горла человеческих жертв, и, не довольствуясь жертвоприношениями во время совершения своих обрядов, туги, страшные жрецы — душители, движимые религиозным фанатизмом, говоря, что для богини ничего не может быть приятнее страданий неофитов, подвергают их утонченным пыткам, ведущим их к славе и полному торжествованию над смертью. А жрецы, что весьма понятно смотря почти всю свою жизнь на мучения и смерть, относятся к ним с пренебрежением, твердо веря, что там, в Нирване, их ждет такая же слава, какую получили их недавние жертвы. Отсюда ясен этот семилетний сон это закапывание живого в землю, этот летаргический сон, так похожий на смерть, который принял Сукрийяна, чтобы сделаться достойным совершать обязанности верховного жреца в святилище богини Кали.
Выйдя из своей добровольной гробницы живым, он получил бы от восторженной толпы тиару верховного жреца. И его могущество, страшное тем, что оно было тайным, распространилось бы по всей Индии, на всех нирванистов, рассеянных всюду по обширному полуострову.
Будучи настолько же честолюбивым, насколько и фанатиком, Сукрийяна с яростью помышлял о том, что эта блаженная минута, этот момент его пробуждения, мечта всей его жизни, разрушены кознями его врагов.
Однако он не переставал надеяться. Теперь же, так как без сомнения боги ему покровительствуют, он приближается к тому часу, когда все можно будет исправить!
В одежде гуссаина он прошел громадные пространства, смешиваясь с толпами бродячего народа, встречаясь с последователями Нирваны, попадавшимися ему на дороге, узнавая их посредством кабалистических знаков и слов, известных только одним нирванистам.
Таким образом, осторожно расспрашивая, он узнал, что ничто не обнаружилось в гондапурском святилище, в секте ничего не известно о смелом похищении гробового ящика.
Да, на самом деле, как можно было это подозревать? До праздника богини Кали ящик оставался под охраной одной девадаси. Только одна она могла входить, не говоря о верховном жреце, если того требовал исключительный случай, в заднее помещение святилища, где находился священный гроб. И только теперь он случайно узнал, что девадаси, узнав о похищении, позаботилась скрыть это от всех, кроме брата своего, являющегося в данное время единственным человеком, владеющим его страшной тайной. В общем, только двоим известно истинное положение вещей, потому что Сукрийяна не брал американцев в расчет, полагая их погибшими. Мистер Токсон, наверное, погиб во время взрыва «Лаконии». Его дочь и племянник, предоставленные стихийному океану, разбились о подводные скалы ирландского берега или, если им удалось достигнуть земли, они, конечно, поспешили возвратиться в Америку.
Таким образом, целый план созрел в изобретательном мозгу факира.
Он может, зная потайные ходы в храме, до начала праздника занять место в святилище, где в наступивший час он якобы проснется при молитвах жрецов.
Правда, лаковый ящик пропал дорогой, но разве нельзя сочинить какую-нибудь басню, способную подействовать на суеверие нирванистов и вполне объясняющую исчезновение ящика и девадаси?
Важно только то, чтобы Сукрийяна, торжество которого не должно подвергаться сомнению, находился в святилище в тот момент, когда Тиравалювер войдет туда для церемонии пробуждения.
Но для этого необходимо, чтобы в храме не присутствовал ни один свидетель, могущий в данный момент открыть верным обман, который он задумал. Два существа знают о похищении ящика, и он их должен уничтожить.
Дажеи в этом ясно чувствуется благоволение к нему богов. Девадаси связана по рукам и ногам своим собственным братом. Она ждет решения своей участи в темном хлеве, куда ее запер метис. Удар кинжалом — и она навсегда унесет с собой в могилу тайну похищения священного гроба.
