— Ну, а примерно? Надо же знать, с чем мы имеем дело.
— Я бы сказал… от 65 до 70.
— ЧТО?! — Зиллейби ошеломленно уставился на врача.
— Я же сказал, что это чертовски сложная проблема.
— Но если вы не уверены, то откуда цифра 65?
— Потому что — готов согласиться, моя оценка очень грубая — она основана на числе проживающих в деревне женщин детородного возраста.
Позже вечером, когда Анжела Зиллейби, усталая и угнетенная, ушла спать, Уиллерс сказал:
— Очень сожалею, Зиллейби, что доставил вам столько неприятностей, но она все равно скоро узнала бы об этом. Надеюсь, что другие примут подобное известие хоть вполовину столь мужественно, как приняла его ваша жена.
Зиллейби скромно потупился.
— Она молодчина, не правда ли? Интересно, как такой удар перенесли бы мы с вами?
— Чертовски тяжело, — согласился Уиллерс. — Пока большинство замужних женщин сохраняют спокойствие, но теперь, чтобы избавить незамужних от нервного потрясения, нам придется огорчить состоящих в браке. Впрочем, насколько я понимаю, другого выхода у нас нет.
— Есть еще одна вещь, которая меня беспокоила весь вечер: как много мы должны им открыть? — продолжил Зиллейби. — Следует ли нам оставить кое-что в тайне и предоставить им самим делать выводы или лучше поступить иначе?
— Да, черт побери, но ведь это и в самом деле тайна, даже для нас с вами, не так ли? — указал доктор.
— Вопрос как — и в самом деле покрыт мраком неизвестности, — признал Зиллейби. — Но я полагаю, что не может быть ничего таинственного в том, что именно произошло. Вы, наверняка, уже сделали какие-то выводы, но умышленно уходите от ответа.
— Начните вы, — предложил Уиллерс. — Ваши рассуждения могут привести к другим выводам, во всяком случае, я надеюсь на это.
Зиллейби покачал головой.
— Выводы, — начал он и вдруг замолчал, глядя на фотографию дочери. — Господи! — воскликнул он. — Феррилин тоже… — Он медленно повернулся к доктору. — Полагаю, что вы ответите просто «не знаю».
Уиллерс медлил с ответом.
— Я не уверен, — сказал он наконец.
Зиллейби отбросил назад снежно-белую шевелюру и снова опустился в кресло. Почти минуту он молча изучал узор ковра. Потом очнулся и с нарочитым спокойствием начал:
— Есть три, нет — четыре возможности, которые, так сказать, очевидны и которые приходят на ум в качестве наиболее вероятного. Я думаю, что вы тоже упомянули бы их, если бы имели хоть какие-нибудь доказательные объяснения. Замечу, что против этих версий тоже могут быть выдвинуты возражения, но к этому я вернусь потом.
— Согласен, — откликнулся доктор.
Зиллейби кивнул.
— Как известно, у некоторых, особенно у низших форм, можно вызвать партеногенез[10], не правда ли?
— Да, но, насколько я понимаю, это не касается высших форм, и уж, во всяком случае, не млекопитающих.
— Совершенно верно. Тогда есть еще искусственное осеменение.
— Есть, — согласился доктор.
— Но вам это представляется маловероятным?
— Точно так.
— Мне тоже. И тогда, — мрачно продолжил Зиллейби, — остается лишь возможность имплантации, которая может дать то, что кто-то, кажется, Хаксли, назвал ксеногенезом, т. е. появлением формы, которая будет совершенно лишена сходства с приемными родителями. Впрочем, их вряд ли можно назвать родителями в точном смысле этого слова.
Доктор Уиллерс нахмурился.
— Надеюсь, им такое в голову не придет, — сказал он.
Зиллейби покачал головой.
— Это надежда, которую вам, дружище, лучше оставить. Может, сразу оно и не придет в голову, но такая вещь неизбежно, хоть это и сильное слово, станет ясной для всякого интеллигентного человека. Потому что, видите ли, мы согласились, что партеногенез как объяснение не годится, ибо ведь не существует ни единого задокументированного случая, не так ли?
Доктор утвердительно наклонил голову.
— Потом, им вскоре станет ясно, как ясно мне сейчас, да и вам тоже, что и изнасилование, и искусственное осеменение также следует исключить, хотя бы из соображений математической статистики. И это, на мой взгляд, относилось бы и к партеногенезу, если бы он был возможен. По закону больших чисел просто нельзя представить, чтобы в достаточно большой группе женщин, взятых на выбор, больше 25 % находились бы одновременно в одной и той же стадии беременности.
— Ну… — начал доктор с сомнением.
Хорошо, давайте согласимся на 33,3 %, хотя это и чрезмерно высокая доля. Но в этом случае, если ваша оценка верна или почти верна, нынешняя ситуация статистически просто невероятна Следовательно, хотим мы того или не хотим, мы снова оказываемся отброшенными к четвертой и последней возможности — имплантация уже осемененной яйцеклетки должна была произойти именно в наш Потерянный день.
Уиллерс выглядел несчастным, но еще сопротивлялся.
— Я бы поставил под вопрос слово «последняя» — ведь могут быть и другие возможности, которые нам просто не пришли в голову.
Зиллейби ответил слегка раздраженно:
— А вы можете предложить какую-нибудь форму зачатия, которая преодолела бы наш статистический барьер? Нет? Отлично. Отсюда следует что это не было зачатие. Значит, инкубация.
Доктор вздохнул.
— Хорошо. Согласен, — сказал он. — Что касается меня, то мне не так уж интересен вопрос, как это было сделано. Я беспокоюсь в первую очередь о здоровье моих пациенток.
— Да, вам не позавидуешь, — перебил его Зиллейби. — Если все женщины находятся в одной и той же стадии беременности, то и роды, исключая несчастные случаи, должны состояться примерно в одно и то же время. Все — где-то в конце июня или в первой неделе июля, если дело пойдет нормально.
— В настоящее время, — продолжал доктор твердо, — моя главная задача — успокоить их тревогу, а не увеличивать ее. И поэтому нам следует постараться задержать распространение идеи насчет имплантации так долго, как это только будет возможно. Эта штука — динамит! Ради них прошу вас аргументированно опровергать любое суждение в этом духе, если вы с ним столкнетесь.
— Да, — сказал Зиллейби, обдумав слова доктора. — Да, я согласен с вами. Тут, как мне кажется, мы столкнулись с делом, которое требует введения цензуры. — Он нахмурился. — Очень трудно представить себе, как это воспримут сами женщины. Все, что я могу сказать, так это то, что, будь я призван даже при благоприятных условиях воспроизвести на свет жизнь, такая перспектива меня страшно напугала бы, а если б меня к тому же предупредили, что это может быть какая-то чуждая форма жизни, то я, скорее всего, сошел бы с ума. Большинство женщин, конечно, выдержит, в умственном отношении они крепче нас, а потому аргументированное отрицание такой возможности будет, пожалуй, наилучшим решением.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
