Рейтинговые книги
Читем онлайн Последний роман - Владимир Лорченков

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 86 87 88 89 90 91 92 93 94 ... 138

По утрам во дворе кричит старьевщик, это значит, что скоро у подъезда загремит бидоном молочник, — тот ходит сюда, на край города, прямо из костюженского села. Пора вставать. Но Бабушка Четвертая давно уже на ногах, готовит завтрак для Дедушки Четвертого и детей, а сама уже искупалась, и причесалась. Бабушка Четвертая вся в делах. Ладная, спорая учительница химии, — очень требовательная, и по-большевицки непреклонная ко всем, кроме своих детей — она, тем не менее, прекрасная домохозяйка. Дедушке Четвертому повезло. Бабушка Четвертая, — моложе его почти на пятнадцать лет, — несет на себе груз хозяйства, словно африканка — тяжелый кувшин с водой на голове. Играючи и скалясь. Бабушка Четвертая собирает виноград на плантациях за городом, и каждое десятое ведро отдают ей, Бабушка Четвертая поет на сборе клубники, Бабушка Четвертая берет себя килограмм с собранных десяти, Бабушка Четвертая кладет виноград и клубнику в банки, по горсти в каждую, и закатывает их. Прямо в ванной. Бабушка Четвертая крутит компоты, Бабушка Четвертая варит сливу с сахаром в медном тазу, и пенка на его краях так соблазнительно вкусна. Дети ссорятся. Я хочу пенку, говорит дочь, нет, я хочу пенку, из упрямства возражает средний сын, который, вообще-то, пенку терпеть не может. Дети, тише. Бабушка Четвертая выгуливает детей на Комсомольском озере, которое построили наши комсомольцы, молодцы, и сама она тоже участвовала, ее класс был первым, кто прорыл канаву по периметру озера, — ставшую основой водопроводных стоков. Молодцы, ребята! Трудились, не покладая рук, все, а самым активным был, как всегда, Ион Суручану, смешной парнишка, который вечно напевает. Тоже мне, певец. Бабушка Четвертая фотографируется с детьми у подножия каменного льва, — тот охраняюет высокую лестницу, идущую от самой воды до площадки обозрения, а с той открывается вид на район Баюканы. Дети, вы растете в счастливой стране. Когда-то здесь было посольство буржуинской страны, и румынские оккупанты расстреливали большевиков. Так погиб ваш прадедушка. Минута молчания. Тополиный пух медленно взлетает по лестнице, огибая, — по каким-то прихотям июньского ветерка, — львов, молчаливо разинувших пасти. Лоринков увидит таких в Турции, в заброшенном хеттском городе, где на вершине холма, — под самым небом, — будут реветь в сторону Египта тысячелетние львы. Все стремится к небу. Но больше всего стремимся к нему мы, коммунисты, так что, когда Юра Гагарин взлетает в космос, Бабушка Четвертая плачет от счастья. У нее очки. Темные, это невероятно модно, их привез Бабушке Четвертой муж, никогда не бравший ее ни в какие поездки, что первые несколько лет брака она списывала на чрезвычайную важность его миссии. Дочь хочет. Ладно, Валя, говорит Бабушка Четвертая, каким-то провидческим чутьем назвавшая дочь именем первой женщины-космонавта, надевай. Дай мне, ревет брат. Дети едва не подрались, порядок удается восстановить, пообещав мороженое дочери, и та нехотя отдает очки сыну, — он, самодовольно-нелепый, замирает на лестнице с черными кругляшами на глазах, дочь кривится. Внимание, птичка. Стаи ласточек взмывают над Комсомольским озером, и Бабушка Четвертая оборачивается на телевизионную башню, не такую, как в Москве, конечно, но для столицы братской республики неплохо, согласна. Бабушка Четвертая красавица. У нее томный взгляд, большие черные глаза, волосы вьются, она очень эффектная девушка. Приехало фотоателье. Бабушка Четвертая идет, с незаинтересованным видом, сниматься на фоне редкостных декораций. Дельфин в волнах. Жирафа посреди банановых деревьев. Космический скафандр на красной поверхности. Это Марс, темнота. Упряжка оленей. Поле цветов. В щитах дырки, суй голову, не моргай и улыбайся. Бабушка Четвертая жмется. Мадам, галантно говорит еврей — фотография в Кишиневе шестидесятых это их бизнес, — что нам эти фанерки, следуйте за мной. Показывает меха. Шубу, как у русских цариц, в которой любили фотографироваться девушки в Бессарабии до сорокового года, когда меха были в моде, а не считались мещанством. Да и вообще были. Бабушка Четвертая в меховой шубе, в меховой шапке, садится, зажмурившись, на трон, который вытащил фотограф из-под щитов, и он спрашивает ее — что же вы не раскрываете глаз. Жарко, говорит Бабушка Четвертая. Это мех, объясняет фотограф, и снимает. Вспышка. Ослепительно красивая Бабушка Четвертая глядит с черно-белой фотографии тамаханской царицей — она так хороша, что Дедушка Четвертый почти год не гуляет на стороне, и заказывает для этого снимка особую рамку особого дерева. Карельская береза. Меняет на диссертацию, которую пишет, конечно же, не сам. Читает все меньше. Дедушка, подбежит к нему как-то внук, сын от старшей дочери, к которой — равно как и к ее потомству, Дедушка Четвертый будет, в общем, довольно равнодушен, — дедушка, а правда ли, что скифы оперяли свои стрелы именно вот так? Нарисует, как. Дедушка Четвертый поулыбается, поговорит какой-то чуши, сам подивится, какие скифы, кто это. Преподаватель истории. Правда, это будет уже после диабета, впоследствии будет угрюмо думать внук, так что, может, доктор исторических наук Дедушка Четвертый все-таки знал, кто они такие, эти, — черт бы их побрал, — скифы. Бабушка Четвертая ранима и мнительная. Ах ты такая-сякая, говорит она дочери, ах вот ты как разговариваешь с матерью, — девчонка всего-лишь не расслышала какую-то просьбу и громко попросила повторить, — так поди же прочь с моих глаз, Не разговаривает месяцами. Детей это нервирует, они тоже становятся мнительными и ранимыми. Всегда на нервах. Бабушка Четвертая лечит ноги. Они станут некрасивыми и покроются синяками и венами к сорока годам, это все стоячая учительская работа. Бабушка Четвертая классный руководитель. Бабушка Четвертая школьный активист. Бабушка Четвертая берет дочь с собой в школу, и девчонка возится с игрушками на задней парте, пока Бабушка Четвертая обучает химии детей молдавских крестьян. Бабушка Четвертая дочь молдавского крестьянина. Абаскины мы, из молдавских сел на Кировоградщине. В Молдавии они живут плохо и бедно, потому что уезжают из родного села в одной одежде, так что тут их не заподозрят в кулачестве. Напротив, погорельцы. Семьи получают дома тех крестьян, которых недавно сослали в Сибирь, — по справедливости, за то, что мироедствовали. Бабушка Четвертая за справедливость. Она никому не говорит, но ноги у нее не только из-за стояния у парты, это еще со времен угона и плена. Она ведь из острабайтеров. Молоденькую Бабушку Четвертую забирают с партией рабочей молодежи для труда на благо и процветание Германии в 1942 году, и она прилежно — как в колхозе — обрабатывает землю. Хозяин издевается. Бьет по ногам плеткой, немцы не все такие, на соседнем хуторе даже выходной дают раз в месяц, и гордая комсомолка Бабушка Четвертая бежит. Ловят еще в Германии. Побои и возврат к хозяину, тот ждет с плеткой, неприятно улыбается, и жена у него дряная, только рада, когда рабочим плохо. Фрау-колбаса. Больше всего на свете Бабушке Четвертой хочется кусочка колбасы, о которой она только слышала, но не пробовала, потому что родилась с конце двадцатых, а голод начался с тридцатых. Есть было нечего. Но папа все равно справлялся и даже взял в семью сироту, пацана Лычко, который пришел, шатаясь, во двор и сказал что мамка и братки лежат тихие. О, страсти Господни, цокает, изучая историю голода Бессарабии, Лоринков, и, схватив за грудки тощенького четырехлетнего сына, который два часа умучивает один бутерброд с колбасой, орет — а ну ешь давай, ешь, ЕШЬ, чтоб тебя! Успокойся, говорит жена, которая всегда и все понимает, успокойся, сейчас нет голода. Невероятно мнительный, тревожный. Это у них семейное. Бабушка Четвертая так и не попробовала колбасы до конца войны, и еще лет десять после. В 1955 году, после нескольких лет замужества, она делится с Дедушкой Четвертым, и тот, все же любивший жену, — как она полагает, — выписывает ей несколько батонов салями. Дурно пахнет. Бабушка Четвертая едва не выкидывает колбасу, — завернутую в марлю, — на помойку, как ее удерживает вернувшийся из командировки Дедушка Четвертый. Муж смеется. Глупая, так и должна пахнуть настоящая салями, и Бабушка Четвертая режет кусочки колбасы и долго жует, и чувствует, что ничего вкуснее в жизни не ела, вот и сподобилась, мать двоих детей. Дедушка Четвертый сочувственно обнимает за плечи. Тащит в постель. Ох, не до того. Бабушка Четвертая, — в ожидании второго ребенка, — просит свежего хлеба и курицы. Дедушка Четвертый максималист. Привозит две булки лучшего хлеба, полученные прямо на выходе с хлебного комбината, привозит в судке курицу, которую вынесли для него с черного входа ресторана «Кишинеу», все невероятно свежее и горячее, чересчур. Заворот кишок. Хорошо, «Скорая» успевает, и Бабушка Четвертая даже ребенка не теряет, но с этого начинается ее долгая больничная эпопея. Постоянно болеет. Ноги, сердце, ребра, печень, селезенка, Бабушка Четвертая чувствует себя просроченным суповым набором, пораженным плесенью, она постоянно недомогает. Психологов еще нет. Были бы, объяснили бы, что это у нее на нервной почве, это она так внимание семьи к себе привлекает. Дедушка Четвертый хмыкает. Все чаще ездит в Оргеев, где у него, — по сообщениям соседок, — есть какая-то вторая семья. Привозит конфет. Огромный торт из мороженого, это диковинка, так что старшая дочь, которая отмечает десятилетие, прячет торт к кладовку, и когда наступает пора сладкого, в кладовке не находят ничего, кроме огромной сладкой лужи на полу. Оно же тает. Бабушка Четвертая вздыхает и идет за банкой компота в другой кладовке, а теперь попробуйте это варенье из белой черешни, а вот еще… Золотые руки. Бабушка Четвертая очень любит золотые украшения, у нее на каждой руке по пять колец, и с возрастом это лишь усугубится. Большие янтарные броши на всю грудь, печатки, перстни, кольца, массивные серьги, странно, смеясь, скажет Дедушка Четвертый, у тебя же в семье не было цыган. Был эфиоп! Бабушка Четвертая скажет это с гордостью, и Дедушке Четвертому станет приятно, черт побери, прямо как Пушкины. Осталось стихов написать. Дедушка Четвертый трезво оценивает свои скромные возможности на этот счет, и присматривается к детям. Дочь это для детей, понятно. Сын? Тоже нет, учится из рук вон плохо, книг не читает, талантами не блещет, в тетрадке для диктантов стоят жирные единицы. Позор родителям-учителям! Правда, когда МССР уже не будет, он посмеется над своими единицами, небрежно перелистывая тетрадку пухлыми руками кооператора-предпринимателя, небрежно скажет своим дочерям, ну и где теперь эти училки? Пока упорно молчит, обхватив голову, и глядя в учебник русского, который для него мука смертная, как и арифметика, и география и все другие науки. Надежда есть. Вот будет еще сын, мечтает Дедушка Четвертый, и он унаследует все самое лучшее в нашей семье, будет цепкий и везучий, как я, красивый, как мать, и талантливый, как Пушкин. Надо постараться. Дедушка Четвертый и старается, правда, частенько промахиваясь постелями, и у него в Молдавии уже четыре сына от разных женщин, и всем он будет помогать до самой смерти. Детолюбивые молдаване. Бабушка Четвертая очень рано получит удар, свалится, мыча, под балконом своего дома, повернет голову, увидит во дворе айву. Это она посадила. Пока не придет молочник, она будет лежать, постепенно забывая, как ее зовут, — врачи объяснят, что это из-за нехватки кислорода, вроде как у утопленников. Замычит, плача. Будет лежать в больнице почти год, Дедушка Четвертый, преисполненный чувства вина, станет приходить каждый день, кастрюльки с супом, салат в тарелках из сервиза, немножечко вина — ну, а почему нет, натуральное, виноградное, — лучший хлеб. Умеет ухаживать. Дом возьмет на себя дочь, и справится, пока сын, оболтус, будет гонять мяч во дворе, старательно обводя айву, посаженную матерью, и поглядывая наверх, нет ли там уже плодов, чтобы собрать. Отличный компот. Бабушка Четвертая еще молода, так что болезнь отступает, и женщина возвращается домой, располневшая — она станет говорить что это из-за переливания крови, чужая кровь толстого человека, це-це, — с толстой тростью. Нога приволакивает. Дедушка Четвертый радостно всплакнет и снова отправится в свой анабасис по Молдавии — за едой, за вином, и за женщинами. Бабушка Четвертая станет в малейшем взгляде в свою сторону выискивать желание обидеть, всего бояться, от телефонного звонка замирать, а вдруг это звонят сказать, что Дедушка Четвертый попал в аварию. Или кто-то умер? Она не ждет от жизни хороших новостей, ей не хватает отца, который умер рано — не дождавшись ее возвращения из германского плена, — и она каждое лето ездит в молдавское село, давшее им приют после побега из Мартанош. Называется Калфа. Послушай, дорогая, почему ты каждый год ездишь именно туда, спросит ее Дедушка Четвертый, примеряя перед зеркалом модную шляпу, и поворачиваясь, чтобы рассмотреть, сидят ли широкие брюки. А куда, в Трускавец, что ли? Дедушка Четвертый покашливает и меняет тему, а Бабушка Четвертая, взяв детей, едет в Калфу, к реке. Бабушка Четвертая, пережившая голод, знает толк в еде. Ловит мелкую рыбешку в марлю. Ловит воробьев. Ловит ящериц. Накалывает на спицу червяка и становится на мелководье, жадные днестровские бычки бросаются прямо на острие, глупые. Дети диву даются, мама такая ловкая, охотница. Ночью Бабушка Четвертая выходит во двор дома, где теперь живет старшая сестра с мужем, и копает. Ищет комсомольский билет. Это ее страшная тайна. В ночь перед угоном в Германию комсомолка Бабушка Четвертая закопала билет где-то во дворе, — чтобы он не достался проклятым фрицам, и его можно было, отряхнув от земли, прижать к сердцу после Победы. Забывает, где копала. Ищет десять лет, двадцать, сорок. До конца жизни копается во дворе, но очень секретно, и так и не находит корочки, — поэтому в партию не вступает. Страшно представить. Скажи, товарищ кандидат, — спросит ее председатель приемной комиссии, — а где твой комсомольский билет? Бабушка Четвертая цепенеет. Нет, уж лучше беспартийной. Дедушка Четвертый очень хочет еще сына, так что Бабушке Четвертой не остается ничего, кроме как постараться. Спят вместе каждую ночью, и иногда Бабушка Четвертая в беспокойстве приподымается, ей кажется, что она вспомнила, где же лежит этот чертов комсомольский билет. Встает на кухню. Идет в ночнушке, — маленькая, все еще красивая, хотя и полнеющая, — глядит на лампочку, которую прикрутил к вишне за окном сын. Холодно. Август близится к концу, и по дереву стекает прозрачная упругая субстанция, которую мальчишки, отодрав от коры, жуют. Вишневая смола. Надо в следующем году сварить еще больше компота, думает Бабушка Четвертая, мои пьют его вместо воды. Ну, кроме мужа. Тот все чаще пьет вино, правда, как истинный бессарабец, он умеет делать это, не пьянея — с тостами, красивыми долгими разговорами, воздетыми к небу руками. Снится отец. Грустно глядит он на дочь, и говорит Бабушке Четвертой, что она, между прочим, пятое поколение от эфиопа Абаса, и значит, ее дети будут шестым и очень похожи на арапов. Все сбывается. Магала диву дается, глядя на толстые губы, кучерявые волосы и глаза на выкате сына Бабушки Четвертой. Хорошо, не негр родился, смеется она. Дедушка Четвертый тактично покашливает, значит, пора в спальню. Утром загремит посудой молочница и придет старьевщик, хорошо бы лечь спать до полуночи. Правда, пока все как — то не получается, и Бабушка Четвертая думает, что двое детей это их судьба. Ей уже сорок. В таком возрасте лучше и не пробовать, пугают ее соседки, ведь к сорока рожают обычно детей с отклонениями. Тьфу на вас. Бабушка Четвертая в халате — она все реже одевается модно — и тапочках идет по двору. Там, кроме вишни и айвы, появляется орех, и Бабушка Четвертая — собиратель и охотник — сбивает палкой плоды, чтобы наварить из них черного и горького, зато невероятно полезного, варенья. Привлекает семью. С удивлением видит, что дочери помогает бросать палки какой-то мальчишка в тельняшке. Ах, да. Дети же растут. Дочь получилась красавицей. Короткие платьица, черные волосы, яркие глаза, стройная, бойкая, умная. Ухажеры вьются. Бабушка Четвертая хочет серьезно поговорить с ней о том, как нужно подходить к выбору будущего мужа и вообще вести себя до свадьбы — девчонка серьезная, но лишний раз напомнить о жизни как о ловушке не помешает, — и даже подзывает на кухню, где обычно ведутся все важные разговоры. Да, мама. Садись, говорить Бабушка Четвертая, как вдруг чувствует неудержимую тошноту. Дождались. Тебе плохо, спрашивает обрадованно Дедушка Четвертый, жена молча кивает, и мучительно стонет, закрывшись в туалете. Дедушка Четвертый рад. Он умывает руки, дальнейшее от него не зависит, его дело — привозить свежей выпечки да жаренной курицы, когда беременная того попросит. Взятки гладки. Дочь глядит на него, открывая для себя мужчин, и ей неприятно. Ну, что же, доченька. Перефразируя Генералиссимуса… Других мужчин у нас для вас нет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 86 87 88 89 90 91 92 93 94 ... 138
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Последний роман - Владимир Лорченков бесплатно.

Оставить комментарий