Судья вздохнул:
— Да, так вот. Закончился обед. Был очередной период, когда Джессике приходилось обходиться без служанки — она принадлежала к тому типу женщин, от которых все служанки страдают, — поэтому она стала убирать со стола, и Клэрис взялась ей помочь. Этим я восхищался в Джессике — она не признавала всякие мелкие формальности, которые превращают обеды на Холме в тяжелые испытания.
Пока женщины были заняты, мы с Баярдом уединились в его кабинете за сигарой и бренди. Баярд и говорит: «Поскольку вы здесь, судья, не просмотрите ли одну бумагу для меня». Я ответил: конечно, никаких проблем, и он показал мне завещание. Он напечатал его сам — до той поры он почему-то не озаботился составлением завещания, — напечатал, подписал, засвидетельствовал, но хотел убедиться, что получился юридически правильный документ. Оказалось, все в нем в порядке — замечательно составленное завещание, я ему так и сказал.
Все это я к чему — как Баярд себя вел в тот вечер. По этому завещанию он все оставлял Джессике — все, чем он владел, до последней пуговицы на воротничке. Стиль завещания — его собственный язык — почти смутил меня, настолько его переполняла нежность. А как он говорил со мной о жене там, в кабинете… В общем… — Судья помедлил и произнес каким-то странным тоном: — Если этот мужчина не съехал с катушек от любви к этой женщине, то я ничего не смыслю в человеческой природе. И я мог бы поклясться: это не та любовь, что заставляет мужчину убивать. Я бы сказал, это была самоотверженная, жертвенная любовь, которая скорее причинит боль себе самому, чем своему объекту. Настоящая любовь. — И судья умолк.
— Но это было задолго до того, как Баярд узнал о другом мужчине, — заметил Эллери. — Чувства меняются. Люди меняются.
Судья хмуро на него покосился.
— Я знал, что не следовало ничего говорить, — наконец пробормотал он. — Такие вещи, — он поводил сигарой в воздухе, — к делу не подошьешь.
Эллери встал.
— Ну, — сказал он, — очень вам благодарен.
— Навестите нас с Клэрис перед отъездом из Райтсвилла, мистер Квин, — сказал судья Мартин, тоже поднимаясь из кресла.
— Спасибо, я постараюсь, но обещать не могу. Передайте, пожалуйста, миссис Мартин мои самые лучшие пожелания.
— Если вы лишите ее возможности устроить обед, она вас возненавидит и, что хуже, превратит в сплошное несчастье всю мою оставшуюся жизнь. — Судья сердечно потряс Эллери руку. — Если я что-то могу сделать, скажем, если Фил Хендрикс будет плохо себя вести…
— Спасибо, судья. — Эллери медленно двинулся к двери, но остановился, наморщив лоб: — Это завещание, о котором вы говорили, может ли оно быть как-то связано…
Судья печально улыбнулся:
— Нет, мистер Квин. В нем не было ничего, имевшего хотя бы самое отдаленное отношение к дальнейшим событиям — болезни и смерти Джессики. Там лишь говорится, что все остается Джессике. Не упоминались ни отказы, ни условия — в нем не было ни слова, которое могло бы иметь значение при рассмотрении дела об убийстве. Насколько я знаю, с того вечера Баярд больше и не заглядывал в это завещание. Когда я вернул ему документ, он запер его в ящике секретера, и мы вернулись к женам… — Судья вдруг прервался и быстро положил свою невесомую руку на плечо Эллери. — Что случилось, мистер Квин?
— Вы сказали, — Эллери даже охрип, — вы сказали, что Баярд запер завещание в ящике секретера? Ведь именно так вы сказали, судья Мартин?
— Ну да. — Старый джентльмен был озадачен. — Что в этом удивительного? Ящик был пуст, Баярд положил туда завещание и запер ключом, висевшим у него на связке. И что?
Эллери сделал глубокий вдох.
— В пустой, значит, ящик. Вы, случайно, не помните, в какой именно ящик, судья?
— В верхний, я думаю.
— Верхний ящик, — повторил Эллери. — Вы уверены?
— Насколько я могу быть уверен спустя столько лет. А…
— Скажите, судья. Завещание представляло собой самый обычный документ?
— Напечатанный на стандартном листе белой бумаги.
— На нем стояла дата…
— Какое-то декабря 1931 года.
— Свидетелей помните?
— Эймос Блуфилд, секретарь муниципалитета, и Марк Дудл, который когда-то держал сигарный ларек в отеле «Холлис». Кроме того, Марк был нотариусом. Вы помните старого Эймоса? Кажется, он как раз тогда и умер, когда вы приезжали сюда по делу Хейта.
Эллери вдруг стал сплошная живость и энергия, за что-то он явно уцепился.
— Да, да, — сказал он нетерпеливо. — Судья, можно мне позвонить от вас?
— Так и ничего мне не объясните? Ладно, ладно, валяйте.
Эллери усмехнулся и позвонил шефу полиции:
— Дейкин, я узнал, что было в запертом ящике Баярда.
— Здорово! И что?
— Завещание Баярда. Датированное 1931 годом.
— У него было завещание? Я и не знал.
— Да, он однажды составил завещание, но память о нем, очевидно, была вытеснена из его головы смертью Джессики и тем, что произошло с ним самим. Понятно ведь.
— Только не мне! За каким дьяволом кому-то понадобилось красть завещание, которому черт-те сколько лет? Кто наследник?
— Джессика.
— Его жена. Так зачем его украли? Через двенадцать лет после ее смерти и похорон!
— Теперь я могу предложить ответ на этот вопрос, — мрачно сообщил Эллери.
Дейкин был поражен:
— И что же, вы мне, может быть, скажете, что знаете, кто украл?
— Разумеется, Дейкин.
— Ну да?!
— Когда все факты известны, это довольно просто.
Дейкин и настаивал, и боялся:
— Кто? Говорите же, мистер Квин, — кто?
— Встретимся в кабинете Фила Хендрикса через пятнадцать минут.
Глава 17
ВСЕ ИЗ-ЗА ЛЮБВИ ЛИСА
В здании окружного суда штата прокурор Хендрикс нервно расхаживал по своему кабинету, а шеф полиции Дейкин съежился у него в кресле, зажав крупные свои руки в коленях и явно чувствуя себя не в своей тарелке.
— О, Квин. — Хендрикс шагнул ему навстречу. — Как все это понимать?
— Я сообщил Филу обо всем, что случилось, мистер Квин, — суетливо выбираясь из кресла, сказал шеф Дейкин.
— Похоже, вы встревожены, мистер Хендрикс, — заметил Квин.
— Встревожен? Вот уж нет. С чего мне-то тревожиться? Этим делом я не занимался. Ну что есть… — Прокурор раскинул руки. — Послушайте. Если был допущен просчет — судебная ошибка, — действуйте осторожнее, хорошо, старина?
— Можно мне сесть?
— Ох, простите! Сюда, Квин, сюда.
— Боюсь, что наш друг Дейкин поспешил, — сказал Квин, закинув ногу на ногу. — Вы сказали Хендриксу, что я распутал это дело, Дейкин?
— Да, конечно. Разве вы не говорили по телефону…
— Я сказал, что знаю, зачем украли завещание Баярда и кто его выкрал. Вот и все.
— Но…
Эллери покачал головой.
— Давайте начнем сначала, — предложил он. — Теперь я установил бесспорные факты, связанные с этим запертым ящиком. Я их проверил. Поговорив с вами, Дейкин, я позвонил Баярду в дом его брата. Как только я произнес слово «завещание», Баярд все вспомнил. И подтвердил рассказ судьи Илая Мартина. Он запер завещание в пустом верхнем ящике секретера и уверен, что с тех пор ни разу не отпирал этот ящик. У нас нет оснований сомневаться в этом утверждении. Когда завещание составлено, его обычно куда-нибудь убирают. Баярд тоже составил завещание и убрал его. Думаю, мы можем обоснованно заключить, что завещание Баярда пролежало в запертом ящике секретера двенадцать с половиной лет.
— А затем абсолютно внезапно кто-то явился его искать, — повысил голос шеф Дейкин.
— Не обязательно.
— Что вы имеете в виду, Квин? — спросил прокурор Хендрикс.
— А вот что: хотя взломщик действительно взял завещание, этот факт не доказывает, что он залез в дом, чтобы найти именно завещание. Самое поверхностное рассмотрение данных, имеющихся в нашем распоряжении, напротив, показывает, что грабителю вовсе не было нужно завещание так таковое.
Слушатели пребывали в замешательстве. А Эллери продолжал мысль:
— Какой прок от этого завещания кому бы то ни было — возьми хоть любого человека на свете. Баярд распорядился своим имуществом на случай своей смерти и назначил наследницей жену. Жена Баярда умерла, причем ее смерть предшествовала смерти завещателя, как выражаются у вас, юристов. Что происходит с завещанием в таком случае?
— Оно теряет силу, — кивнул Хендрикс.
— Что обычно делает завещатель, если в случае смерти наследника завещание утрачивает силу и в нем не предусмотрен — как это вы называете, Хендрикс? — условный наследник?
— Если человек не хочет умереть без завещания, он должен составить новое завещание и указать в нем нового, здравствующего наследника.
