Такая же извилистая, но более непримиримая политика хрущёвских властей проводилась и относительно еврейской религии. Это была часть общего хрущёвского антирелигиозного штурма; известно, как разрушительно досталось в нём православию. С 30-х годов уже не было никаких учебных заведений для подготовки духовных лиц, как и ни для одной религии в СССР до войны. В 1957 в Москве открылась иешива – школа по подготовке раввинов, всего на 35 учеников, а затем их последовательно вытесняли, например лишением московской прописки. Стесняли в издании молитвенников, препятствовали производству предметов религиозного обихода. То, до 1956, государственные пекарни выпекали мацу и продавали её в магазинах перед еврейской Пасхой – то, с 1957 же, начались стеснения выпечки, с 1961 почти повсеместно запретили; то принимали из-за границы посылки с мацой, то останавливали их на таможнях, и даже требовали от получателей выражать печатное негодование против этих посылок[23]. – Синагоги закрывались во многих городах. «В 1966 в СССР осталось всего 62 синагоги»[24]. В Москве же, Ленинграде, Киеве, столицах республик власти не решались закрывать их. И в 60-е годы так же происходили по праздникам обширные богослужения, с массовыми уличными скоплениями вокруг синагог (10-15 тысяч)[25]. С. Шварц отмечает, что в 60-е годы религиозная жизнь советских евреев находится в тяжёлом упадке, но проявляет широту взгляда, напоминая, что это – окончание длительного процесса секуляризации сознания, начавшегося в русском еврействе ещё в конце XIX в. (кстати, добавляет он, преуспевшего и в вовсе не коммунистической Польше между Первой и Второй Мировыми войнами)[26]. – Иудейское вероисповедание в СССР было лишено единого управляющего центра; но когда советским властям нужно было выжать из ведущих раввинов политическую показуху для заграницы, – или о процветании иудейства в СССР, или гневно против атомной войны, – то власти умели это организовать[27]. «Советские власти неоднократно использовали еврейских религиозных деятелей в своих внешнеполитических целях». Так, «в ноябре 1956 группа раввинов опубликовала протест по поводу Синайской кампании [Израиля]»[28].
Особым же и несомненным утяжелением для иудейской религии в СССР стала, от Суэцкого конфликта 1956, всё растущая мода на «борьбу с сионизмом». Сионизм сам по себе, как разновидность социализма, мог бы стать для партии Маркса-Ленина даже и родным братом, – но с середины 50-х годов решение заручиться арабской дружбой толкало советских правителей вести травлю сионизма. Однако сионизм был для советских масс – далёким, незнакомым и абстрактным явлением. И чтоб эту борьбу овеществить, воплотить – сионизм преподносился как сгусток извечного иудейского образа, облика. В книгах и брошюрах против якобы сионизма вплеталась и борьба с иудаизмом, и открытые антиеврейские мотивы. Если в 20-30-е годы еврейская религия в СССР находилась, сравнительно с православием, не под таким напором жестоких преследований, то 1957 год зарубежный социалистический обозреватель отмечает как «решительное усиление борьбы с иудаизмом», «поворотный пункт в развитии борьбы с еврейской религией», «характер борьбы не только против еврейской религии, но против еврейства вообще»[29]. – Прошумевший эпизод тут был – изданная в 1963 в Киеве, по-украински, в издательстве украинской Академии Наук, брошюра «Иудаизм без прикрас», 12 тыс. экземпляров, но со столь отъявленными антиеврейскими карикатурами, что это вызвало международное крупное возмущение, даже у коммунистических «друзей» (постоянно оплачиваемых из Москвы). С возмущением против брошюры выступили лидеры американской и британской компартий, «Юманите», «Унита», брюссельская прокитайская коммунистическая газета, многие другие голоса, а в комиссии по правам человека ООН требовали объяснения от украинского представителя. Всемирная Еврейская Культурная Ассоциация требовала предать автора брошюры и карикатуриста – суду. Советская сторона в оправданиях долго упорствовала, что, кроме разве рисунков, «книга заслуживает в целом положительной оценки»[30]. Но в конце концов и «Правда» вынуждена была признать, что это «плохо подготовленная… брошюра», где «ряд ошибочных высказываний… ииллюстрации могут оскорбить чувства верующих и быть истолкованы в духе антисемитизма» – а, «как известно такого вопроса в нашей стране нет и быть не может»[31]; однако рядом «Известия»: хотя в брошюре есть недостатки но «сам по себе замысел… не может вызвать никаких сомнений»[32].
Не обошлось и без ареста нескольких московских и ленинградских религиозных евреев по обвинению в «шпионаже [беседах при встречах] в пользу одного капиталистического государства» [Израиля], а синагоги-де – лишь «прикрытие для разных уголовных "операций"»[33], – чтобы пожёстче напугать остальных.
На самых видных постах евреев уже не оставалось, но многих ещё можно было увидеть на действенных, ценимых вторых местах (хотя, скажем, Вениамин Дымшиц с 1962 беспрепятственно руководил Госпланом и одновременно был зампред Совмина СССР и член ЦК, с 1961 по 1986[34]). Да ведь когда-то евреи пошли и «в ЧК-НКВД и МВД… столь густо, что до сих пор ещё, после всех чисток, чтоб еврейским духом и не пахло, – чудом сохранились отдельные экземпляры, вроде известного капитана Иоффе в мордовских лагерях»[35].
По всесоюзной переписи 1959 евреев в СССР было 2 млн. 268 тыс. человек. (Правда, есть и предупреждающие голоса против доверия к этой цифре: «Все знают… что евреев в СССР больше, чем их числится по переписи», в день переписи еврей записывается не по паспорту, а кем он хочет быть[36].) – Из них в городах жило 2 млн. 162 тыс., т.е. 95,3% сравнительно с 82% в 1926 и 87% в 1939[37]. И даже, заглядывая вперёд, по переписи 1970 «увеличение численности евреев в Москве и Ленинграде вызвано, очевидно, не естественным приростом, а переселением евреев (вопреки всем ограничениям прописки) из других городов страны». За эти 11 лет также и в Киев «переселилось, по крайней мере, несколько тысяч евреев. Процесс концентрации еврейского населения в больших городах продолжается уже много десятилетий»[38].
Кто знает разницу благосостояния между городским и сельским населением в СССР – для того эти цифры не будут мёртвыми. Г. Розенблюм, редактор видной израильской газеты «Едиот Ахронот», приводит почти анекдотический рассказ одного из израильских послов в Москве доктора Хареля о его поездке по СССР в середине 60-х годов. В большом колхозе под Кишинёвом ему сказали, что «евреи, работающие в этом колхозе, хотят [с ним] встретиться. [Израильтянин] страшно обрадовался, что в колхозе есть евреи» (любовь к земледелию – хороший знак для Израиля). Рассказывает: «пришли три еврея… один – кассир, один – редактор колхозной стенгазеты и третий – какой-то хозяйственник. Других я не нашёл. Так что евреи чем занимались [т.е. прежде], тем и про должали заниматься». Г. Розенблюм от себя подтверждает: «Советские евреи в массе своей Действительно не пошли на физическую работу»[39]. – И Л. Шапиро заключает: «Приобщение евреев к сельскому хозяйству, т.н. процесс аграризации, окончился провалом, несмотря на все усилия… общественных еврейских организаций и… государственную помощь»[40].
А в Москве, Ленинграде, Киеве, наиболее ублаготворённых – и материально, и культурно – сравнительно с остальной страной, даже и другими городами, по переписи 1959 года евреев было, соответственно, – 3,9%, 5,8% и13,9%, – совсем не мало, если учесть, что в 1959 евреи составляли 1,1% от населения СССР[41].
Вот эта высочайшая, 95-процентная сконцентрированность в городах обусловила и особую болезненность для евреев той «системы запретов и ограничений», которая, как мы упоминали в предыдущей главе, наметилась ещё в начале 1940-х, – «и, хотя ограничительные правила никогда не были опубликованы, а официальные лица упорно отрицали их существование, они, эти правила, весьма эффективно закрывали евреям доступ ко многим сферам деятельности, профессиям и должностям»[42].
Пишут, что как-то возник тревожный слух среди евреев: будто бы Хрущёв в какой-то своей (ненапечатанной) речи заявил, что «столько евреев будет принято в вузы, сколько их работает в шахтах»[43]. Возможно, и было брякнуто, это – в манере Хрущёва; только подобное «уравнение» не осуществлялось никогда. Но действительно, к началу 60-х годов, при росте абсолютного числа студентов-евреев, относительное их число существенно снизилось по сравнению с довоенным: если в 1936 доля студентов-евреев в 7,5 раза превышала общую долю евреев в населении страны[44], то теперь – в 2,7 раза. Эти новые данные распределения учащихся высших и средних учебных заведений по национальностям были впервые после войны напечатаны в статистическом ежегоднике «Народное хозяйство СССР в 1963 году»[45], и такая таблица печаталась в ежегодниках вплоть до 1972 года. По абсолютному числу учащихся в ВУЗах и средних специальных учебных заведениях евреи в 1962/63 учебном году стояли на четвёртом месте – после трёх славянских наций; для ВУЗов число это составляло 79,3 тысячи, при общем числе студентов 2943,7 тысяч (т.е. 2,69% от общего числа). К следующему учебному году, 1963/64, число студентов-евреев выросло до 82,6 тыс., а общее число студентов в СССР достигло 3260,7 тыс. (2,53%). Такое соотношение, почти не меняясь, сохранялось до учебного года 1969/70: студентов-евреев – 101,1 тыс., всего студентов – 4549,9 тыс., а затем начало снижаться и в 1972/73 равнялось 1,91%: студентов-евреев – 88,5 тыс., всех студентов – 4630,2[46]. (Забегая вперёд, отметим, что это падение совпало по времени с началом еврейской эмиграции в Израиль.)
