– Ах-ха-ха, – выдает он, когда чмокаю прямо в ухо. – Черт, Ю… Звенит!
– Прости… Я тоже не в себе.
– Вот бы мне побывать в тебе, – задвигает он совершенно нагло с хитрой ухмылкой, вгоняя меня в краску.
– Я-я-ян… – все, что додумываюсь вытолкнуть, тогда как он опускает меня на ноги и со смехом целует в губы.
– Пойдем проветримся, Ю.
Ничего возразить не успеваю, как Нечаев уже тянет меня к проспекту. Перебежав через пешеходный переход, мы направляемся в центр города.
Задорная музыка, сверкающая елка, горячий перекус и ароматный капучино делают свое дело. Расслабляясь, я раскрепощаюсь. Щеки пылают непрерывно, но это не голое смущение. Это настоящее удовольствие.
Счастье в моменте. Здесь и сейчас. Невзирая ни на что.
Смеюсь над шутками Нечаева. Позволяю себя целовать так часто, как ему этого хочется. И сама его тоже целую. Робко и неловко, но все же… Ян каждый раз замирает и смотрит из-под ресниц так взбудораженно, что мне за секунду без всяких теплых напитков жарко становится. Он и вовсе после этих поцелуев выглядит так, словно пьянеет, хотя алкоголь мы не употребляем.
– Да ну нафиг, Ю, – смеется Нечаев, когда я прошу его подойти к лотку с различными украшениями из натуральных минералов. – Идем в нормальную ювелирку, зай.
Он замолкает, когда узнает женщину-продавца, похожую на цыганку. Пока я настороженно придерживаю карман, в котором лежит телефон, шепчет мне в ухо:
– Эта старуха припаренная. Бабка Лии Фильфиневич.
Напрягаю память, чтобы вспомнить, о ком речь.
– Что желаете, молодежь? – усмехается женщина, выступая из-за прилавка и обтирая руки о длинные юбки.
– Да не бойся, – смеется мне в ухо Ян. – Она тебя не обчистит. Может только приворот, отворот, понос, еще какое-то заклятие навести. Испытано на Филе.
– Ян, – возмущаюсь, толкая его в бок локтем.
– Так что вам? – повышает голос бабушка.
Вздрагиваю и смотрю на нее во все глаза.
– Покажите нам какие-нибудь символы любви в виде амулетов, – выпаливаю.
– Гранатовые пули, – небрежно указывает на продолговатые и остроконечные багровые камни, держащиеся на простеньких, но толстых черных канатах. – Гранат – камень любви и страсти.
– Что за бред? – выдыхает Ян приглушенно.
– Дайте два! – восклицаю я.
Нечаев столь же пренебрежительно фыркает. Однако, поймав руку, которой я собиралась достать деньги, категорично заявляет:
– Я заплачу.
Забираем амулеты, благодарим старушку и спешно проходим по Дерибасовской дальше.
– Зачем тебе эта херь? – снова недоумевает Ян, когда прошу его подержать шарф, пока я надену подвеску. – Говорю же, идем в ювелирку.
– Почему ты не веришь? – обижаюсь я. – Это натуральные камни, а в них есть сила.
– Ага, – выдает Нечаев. Прежде чем выдать: – Это глупо, Ю.
– Значит, не наденешь свой? – спрашиваю, чувствуя, как дрожат при этом губы и в глазах собираются слезы. – Ради меня.
Ян шумно вздыхает и, в конце концов, выталкивает, хватая бумажный пакет:
– Давай сюда.
Довольно смеюсь, когда он натягивает амулет и прячет его под свитер. Пусть и не верит, но мне важно, чтобы носил.
– Поцелуй меня, – требует все еще недовольно. – Я заслужил.
Повинуюсь, конечно. Ян затихает, едва я только касаюсь ладонями его груди и тянусь к нему губами. Поймав ладонью мой затылок, усиливает напор, когда соприкасаемся ртами. Поцелуй получается голодным и страстным, лишающим рассудка и дыхания, головокружительным и одуряющим, утяжеляющим все тело и поджигающим кровь.
– Потанцуем еще?.. – шепчу я задушенно, когда удается отстраниться.
– Еще?.. – повторяет Ян, будто услышал только это слово, продолжая смотреть на мои припухшие и пылающие губы.
– Потанцуем… – уворачиваясь, тяну его к поющему под гитару пареньку.
Три шага, и я оказываюсь в крепком кольце рук. Нечаев прижимается сзади. Тяжело и горячо выдыхает мне в макушку. Сминает ладонями переднюю часть пуховика. Не успеваю воспротивиться этим действиям, как он разворачивает меня к себе и, быстро чмокнув в приоткрытые и нестерпимо зудящие губы, начинает кружить под чарующий голос, с удивительной четкостью передающий бессмертные хиты Цоя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
57
Он мне столько всего сказал,
что никакое «люблю», и правда, не сравнится.
© Юния Филатова На следующий день, сидя на привычном месте рядом с Валиком, чувствую себя слишком взволнованной, чтобы пытаться сосредоточиться на религии как на пространстве бытия абсолютной истины.
Все дело в переживаниях, которым в последнее время подвержен мой внутренний мир.
Мне по-прежнему больно за Свята. Вероятность, что я навсегда теряю близкого человека, все выше. Ведь прошла неделя, а он так и не захотел со мной встретиться. Уже неудобно через Яна спрашивать, не готов ли Свят меня выслушать. Вижу ведь, как яростно ревнует.
И все же… Это, наверное, очень эгоистично, но сегодня мое взволнованное состояние – следствие по большей части приятных эмоций. Не могу перестать воспроизводить волшебный вечер и частичку столь же чудесной ночи, которые провела накануне с Яном.
– Постой. Замри. Дай полизать тебя.
Не в первый раз язык Нечаева ласкает мои губы. К этим откровенно-страстным действиям я привыкла. Наслаждаюсь ими, чувствуя, как внутри, несмотря на окутывающий нас мороз, разгорается пожар. Но эта фраза, а точнее, интонации, с которыми она сказана, вызывают чрезвычайно сильное и не до конца осознанное смущение.
– Всюду так хочу… Касаться тебя языком… Пробовать… Всюду, зай… – шепчет Ян между влажными и обжигающими движениями.
И тогда я… Отдаленно понимаю, что он подразумевает.
Господи, слава тебе, что люди не умеют читать мысли!
Нет, ну правда… Я очень надеюсь, преподаватель по философии только в теории такой умный. Потому что, если он хотя бы чуточку владеет физиогномикой… Страшно даже представить, что подумает обо мне!
Уперев взгляд в парту, я позволяю своему телу трепетать.
– Черт, ты такая красивая, Ю… Смотрю на тебя и дар речи теряю. Да что слова? У меня, блядь, дыхание спирает! Всегда так было. С тех пор, как я допер, что девчонки – это не низшая каста. Хаха. Прости. Ты самая-самая-самая… Я тебя лова-лова. Запредельно. Зверски. Зашкварно, – резкий вздох. Пауза. А после рубящее заключение: – И похрен. Я тебя… Выше небес! Ю, – акцентирует, прижимаясь к моей переносице лбом. – Я тебя выше небес, Ю. Я тебя адски сильно. Я тебя райски чисто! Бесоеблю, Ю… Душевно, сердечно и плотски! Я тебя… Я тебя каждой, блядь, клеткой!
Нечаева нет в универе, а мне кажется, что он рядом постоянно.
Улыбаясь своим мыслям, рисую в блокноте сердечки да завитушки. Пишу его имя, а рядом свое. Следом фамилию. Яна. С окончанием «-ы».
Он мне столько всего сказал, что никакое «люблю», и правда, не сравнится. Продвинутая степень? Так заявил? Согласна. Теперь понимаю.
– Ян… Я должна тебе сказать… Признаться… – шепчу уже возле дома, пользуясь окружившим нас полумраком. Ноги гудят от напряжения – мы долго гуляли и много танцевали. Но грудную клетку переполняет волшебство. Ведь там собрана вся красота, которую мы сегодня видели, все чудесные слова, которые произносились, все сладкие поцелуи и все жаркие объятия. Я осмеливаюсь затронуть тему, которая давно не давала покоя. – Помнишь первую драку с Самсоновым?
Нечаев отводит взгляд, морщится и сухо толкает:
– Не особо.
Кажется, вспоминать об этом ему неприятно.
– Ты тогда потерял цепочку. Я подобрала ее, когда ты ушел. Хотела тебе отдать, но… Сначала ты не захотел со мной разговаривать… А когда мы поговорили, я… Не знаю, как я до этого додумалась! Но я оставила ее себе. Прости! Это ужасно! Я будто украла… Мне так хотелось иметь что-нибудь от тебя!
