Чудно. Теперь трясет его.
Роф зарылся лицом в волосы Бет, вдыхая, успокаиваясь. Хорошо уже то, что они не собираются заводить ребенка, так что ему не о чем беспокоиться.
— Мне жаль, — прошептал он.
— Мне тоже. И мне ненавистна мысль, что они двое переживают такое.
Ну, вообще-то, он извинялся совсем за другое.
Не то чтобы он хотел, чтобы что-то дерьмовое случилось с Куином или Лэйлой, или их малышом. Но, возможно, если бы Бэт увидела печальную действительность, она бы вспомнила обо всех тех рисках, что поджидали на каждом шагу по пути к беременности.
Блядь. Звучит просто ужасно. На полном серьезе. Бога ради, он действительно не желал такого Куину, к тому же на самом деле не хотел, чтобы расстраивалась его шеллан. И все же, к несчастью, печальная истина такова, что он совершенно не желал помещать свое семя внутрь ее подобным образом. Никогда.
Такое отчаяние вынуждает парня думать о непростительных вещах.
В приступе паранойи он мысленно посчитал время, прошедшее с ее перехода — чуть больше двух лет. Насколько он понимал, среднестатистическая вампирская женщина ощущает жажду спустя где-то пять лет после изменения, а затем через каждые десять лет или вроде того. Так что, по всем подсчетам, у них оставалось немного времени перед тем, как ему придется об этом беспокоиться…
Опять же, поскольку она полукровка, в случае с Бет нельзя быть до конца в этом уверенным. При смешении вампиров с людьми, могло случиться все что угодно… и у него были причины для беспокойства. Ведь раньше она уже упоминала о детях раз или два.
Но, все это, конечно же, должно остаться лишь вероятностью.
— Значит, ты собираешься отложить посвящение Куина в Братство? — спросила она.
— Ага. Сакстон закончил обновлять законы, но с Лэйлой в ее положении? Не самое лучше время вводить его в Братство.
— Так я и думала.
Оба замолчали; Роф прочувствовал момент и не смог представить своей жизни без нее.
— Угадай что? — спросил он.
— Что? — В ее голосе слышалась усмешка, подсказавшая ему, что она догадывалась о чем пойдет речь.
— Я люблю тебя больше всего на свете.
Его королева немного посмеялась и погладила его лицо.
— Ни за что бы не угадала.
Черт, даже он ощущал всплеск своего связующего аромата.
В ответ Роф заключил ее лицо в ладони, наклонился вперед, нашел ее губы и завладел ими в нежном поцелуе, который недолго таковым оставался. О, с ней всегда было так. Малейшее прикосновение и он уже тверд и готов, прежде, чем даже сам это осознавал.
Боже, он понятия не имел, как справляются с этим человеческие мужчины. Насколько он понимал, вовремя занятия сексом им каждый раз приходилось задумываться, не залетят ли их партнерши. Очевидно, они не способны уловить незначительные изменения аромата их женщин.
Так он окончательно спятил бы. По крайней мере, когда вампирская женщина в периоде жажды, все знают об этом.
Бэт поерзала у него на коленях, придавливая стояк, заставляя его застонать. Обычно это было сигналом для того, чтобы Джорджа препроводили к двойным дверям и временно изгнали. Но не этой ночью. Как бы Роф не хотел ее, мрачная атмосфера в доме стала преградой даже для его либидо.
Опять же, у Осени была жажда. Теперь у Лэйлы.
Не соврать; все это дерьмо делало его раздражительным. Как известно, гормоны в воздухе имеют рикошетное воздействие в полном женщин доме, затрагивая сначала одну, вторую, затем третью и так до тех, пока у них не начнется жажда в том случае, если ее время почти пришло.
Роф погладил волосы Бэт и снова положил голову своей королевы себе на плечо.
— Ты не хочешь…
Когда она позволила фразе повиснуть в воздухе, он взял ее кисть и приподнял ее, чувствуя тяжелый темный рубин, который испокон веков носили королевы расы.
— Я просто хочу тебя держать, — сказал он. — Сейчас этого достаточно.
Устраиваясь поудобнее, она придвинулась к нему еще ближе.
— Ладно, это тоже неплохо.
А оно и впрямь было.
И на удивление пугало.
— Роф?
— Да?
— Ты в порядке?
Прошло немного времени прежде чем он смог ответить, пока не уверился, что его голос будет звучать спокойно, уравновешенно и безо всякого долбаного дерьма.
— О да, я в порядке. Все замечательно.
Он поглаживал ее руку, пробегая пальцами вверх и вниз по ее бицепсу, и молился, что бы она в это поверила… и клялся, что то, что происходило по соседству, всего лишь в нескольких шагах по коридору, никогда-никогда не случится с ними.
Без шуток. Их паре подобный кризис не светит.
Слава Деве-Летописеце.
ГЛАВА 42
Конечно же, Лэйла не смогла заснуть.
Когда она сказала Куину уйти, то и впрямь подразумевала то, что говорила ему о своем нежелании держать лицо в его присутствии. Но не смешно ли, что даже наедине с собой она не впала в истерику. Ни слез. Ни проклятий.
Она попросту лежала на боку свернувшись клубком, разум отступил в глубины ее тела, постоянно отслеживая всю боль и судороги, тем самым доводя ее до безумия. Однако, ничто не менялось. Как будто некая часть ее была убеждена в том, что если бы она знала на какой она стадии, то смогла бы, хоть как-то, контролировать процесс.
Что, естественно, было полной херней, как сказал бы Куин.
Его образ в клинике с прижатым к горлу целителя кинжалом, как будто сошел со страниц одной из книг в библиотеке Святилища… драматический эпизод чьей-то чужой жизни.
Однако ее наблюдательный пункт на кровати, напомнил ей о том, что это не тот случай.
Стук в дверь оказался тихим, по-видимому — женский.
Лэйла закрыла глаза. Как бы она не ценила ту добрую душу, что ожидала ответа, уж лучше бы стучавший остался в коридоре. Короткий визит королевы чрезмерно ее утомил, хотя она и была признательна за него.
— Да. — Ее голос был так тих, что лишь ее собственные уши смогли расслышать его; она прочистила горло. — Да?
Дверь открылась и сначала Лэйла не смогла узнать, кто вышел из тени, что заполнила пространство у входа. Фигура была высокой. Сильной. Однако это не мужчина…
— Пэйн? — спросила она.
— Можно войти?
— Да, конечно.
Когда Лэйла попыталась сесть, дева-воительница махнула, чтобы она снова легла, и закрыла дверь.
— Нет, нет, пожалуйста… отдыхай.
Одна лампа оставалась включенной на комоде, и в ее мягком свете единокровная сестра воина Братства Черного Кинжала, Вишеса, выглядела довольно грозно, бриллиантовые глаза словно сверкали на ее волевом лице.
