Он смерил меня ледяным взглядом:
— Пытаешься выкрутиться? Хочешь представить Анну лгуньей, чтобы сохранить дружбу со мной? Тебе нужны все — и я, и Анна. Ты хуже, чем я думал. Мне следовало бы размазать тебя по стене в этой несчастной…
— Поверь мне! Я говорю правду!
Он подошел к кровати с таким видом, что я невольно приподнялся. И снова смерил меня взглядом. От макушки до пяток. Посмотрел в глаза. «Сейчас он меня прикончит, — подумал я. — И хорошо! Скорей бы конец».
— Как думаешь, чего она добивалась, преподнеся мне эту гнусную ложь? — прохрипел он, низко нагнувшись над кроватью.
Я понимал, что мое дело плохо. Надо мной навис отлично оснащенный фрегат. Мощные гики… Правда, паруса плохо зарифлены и в любую минуту могут отхлестать меня по лицу.
— Не знаю.
Он меня не ударил. Нет. Но не спускал с меня глаз.
— Черт бы тебя побрал! — сказал он наконец. Уже спокойно.
Я с облегчением сел и пошарил на ночном столике в поисках трубки и табака.
— Ты мне веришь? — живо спросил я. Слишком живо.
— Верю? Я верю, что Вениамин Грёнэльв просто мерзавец! И ты столько лет был моим другом! Ну а если б она и солгала? Значит, у нее есть на то причины! Неужели ты этого не понимаешь? Зачем же ты выдал ее мне? Почему как мужчина не взял все на себя? Струсил?
Он вырвал у меня из рук табак и трубку, вернулся на свой стул, потом долго набивал трубку и раскуривал ее.
— Ты прав.
Аксель закатил глаза, скрывшись за облаком дыма.
— Но я хотел этого, — признался я. — Я очень хотел обладать Анной!
— В таком случае у нас есть хоть что-то общее, — сухо сказал он без тени улыбки.
В ту минуту я понял, почему так люблю Акселя. Я думал об этом все время, пока он произносил свои циничные слова. Вряд ли я понял их смысл. Но он как будто оправдал меня. Все стало просто, и теперь с этим легко было покончить. Наконец Аксель смилостивился надо мной.
— Как ты собираешься поступить с Анной? — спросил он.
— Ты прекрасно знаешь, что я ей тоже не нужен.
— А если понадобишься?
Я вздохнул и пожал плечами:
— Возьму с собой в Рейнснес.
На губах у Акселя заиграла злая усмешка.
— Вот это да! Ты делаешь успехи! Я хочу присутствовать, когда ты ей это предложишь. Мне доставит удовольствие лицезреть твой первый мужской поступок.
Я счел, что мне не следует отвечать на его слова.
— А если она согласится поехать с тобой в твою ледяную пустыню? — спросил он.
Я почувствовал, что Аксель готовит мне ловушку.
— Этого не случится, — заверил я его.
— Почему же? Зачем же она лжет и наговаривает на себя то, что может пагубно отразиться на ее репутации? И все это ради тебя!
— Я не отвечаю за то, что она говорит!
Он кивнул. И продолжал кивать некоторое время.
— Подумать только, Вениамин Грёнэльв понял наконец, как проста любовь. Он не откажется от любви, но и не приложит ни малейших усилий, чтобы добиться ее! Он не отвечает за то, что говорит Анна! И не задумывается, почему она так говорит! Он! Который мечтал переспать с невестой своего друга! Вот твое евангелие любви и дружбы! Поздравляю!
Он встал и собрался уходить. Я не успел опомниться, как он был уже у двери.
— Ты уходишь?
— А я и не приходил, — буркнул он.
— Мы больше не друзья?
— Во всяком случае, сегодня. — Голос его звучал устало.
— Ты не скажешь ей… что я выдал ее? — попросил я. Аксель посмотрел на меня с жалостью.
— Нет! — коротко бросил он.
* * *
Теперь настал его черед избегать меня. Даже в клинике. Я неукоснительно соблюдал распорядок хирургического отделения профессора Саксторпа. Моя жизнь подчинялась его строгим правилам и запаху карболки.
Ежедневно мое мужество подвергалось серьезному испытанию — вопреки обычаям и приличию я ходил в акушерское отделение и вымаливал молока для ребенка на Стуре Страндстреде. Молоко я относил к бабушкиной двери. Несколько раз я слышал, как за дверью плакала девочка.
В мае у нас с Акселем начался шестинедельный курс по акушерству, но мы так и не помирились.
От Дины по-прежнему не было ни слуху ни духу.
Я нарочно изводил себя мыслями, что сейчас Аксель и Анна гуляют у озера или пошли в Тиволи. Эти мысли вызывали усталость. Мне хотелось заснуть и не просыпаться.
У себя на Бредгаде я аккуратно выносил ведро с нечистотами, словно это было делом моей жизни. Я даже постарался выяснить свое материальное положение. Мне было ясно, что я должен просить, чтобы мне продлили срок ординатуры до моего отъезда домой. Домой? Значит, я полагал, что смогу избежать судебного процесса?
В свое оправдание хочу сказать, что не собирался писать Андерсу или посылать ему телеграмму с просьбой прислать немного денег для бабушки Карны.
Постепенно я восстановил в памяти наш последний разговор с Акселем. Вспомнил его обвинения. Попытался вспомнить и нашу последнюю встречу с Анной. Но все это как будто больше не имело ко мне отношения.
Я вытащил сочинения Кьеркегора. Не потому, что хотел снова перечитать их, а просто чтобы спастись от самого себя.
«Страх и трепет»: «…лишь тот, кто обнажает меч, получает Исаака. Тот, кто не станет трудиться, не получит хлеба, но будет обманут так же, как боги обманули Орфея, показав ему мираж вместо возлюбленной; обманули потому, что он был чувствителен, а не храбр, потому, что он был кифаредом, а не настоящим мужчиной… таким, который, желая работать, кормит собственного отца».
Эти постулаты помогали мне сдерживать свои чувства.
ГЛАВА 16
Однажды вечером я пошел в пивную, потому что не мог больше оставаться на Бредгаде один на один с кандидатом Вениамином Грёнэльвом и вдовой Фредериксен.
Увидев Акселя, я понял, как сильно мне его не хватало. Он сидел один. В углу. Под керосиновой лампой.
Я подошел к его столику. Нерешительно выждал некоторое время. Он вяло кивнул, и я сел.
— Пришел поклониться старым святыням?
— Хотел посмотреть, начала ли расти борода у новых желторотых в Регенсене, — ответил я.
Он мрачно кивнул.
— С бородой все не так просто, нет! — сказал он, помолчав.
— Я угощаю!
Нам принесли пива, но он по-прежнему не подавал признаков жизни.
— У тебя был трудный день? — спросил я.
— Я чуть не умер от смеха, — ответил он.
— Даже так?
— Да!
Я отпил немного и огляделся по сторонам. Решил, что мне нужно снять пальто. Снял и снова сел рядом с ним. Он все не поднимал головы.
— Аксель, послушай! — взмолился я.
— Не кричи! — крикнул он так, что официантка с подносом вздрогнула.
— Кого ты хочешь убить? Меня? Или кого-нибудь другого?
