ненавидят?.. — вопросила Роза тихо.
— Они демоны, Розочка. Они выбрали зло. А мы служим добру и мешаем их планам, — ответила Агнесс. — Не бойся, мы сделаем все, чтобы защитить вас. Главное, чтобы и вы не забывали, что в мире есть коварство.
— Мы не забудем, — пообещала Роза. — Только скажи, Агнесс… Если сейчас мужчины защищают всех нас… то кто защитит их?..
Агнесс улыбнулась.
— Попробуем мы, женщины. Ну, а вообще, они всегда под защитой Бога и Девы Марии.
* * *
Заросли розовой акации шатром окружали древний кривящийся дуб, росший на отшибе, в далекой глубинке райского сада. Корни его были покрыты мягким мхом, земля вокруг была усыпана золотистыми желудями. Ни души в окрестностях, ни звука среди зелени.
В тишине и уединении под покровом дерева приютился юноша с пшеничными волосами. Он облокачивался на столетний ствол и долгим опечаленным взглядом смотрел на цветочки, у венчиков которых вились дивные переливающиеся мухи. Листики акации прятали его фигуру от посторонних глаз, и он сидел в полном одиночестве, бесшумно вдыхая тонкие райские ароматы.
День клонился к вечеру, и прохлада влажной травы стала ощущаться на коже, когда чья-то рука аккуратно отодвинула ветки, и в зарослях появился Михаил.
— Кто тут сидит такой маленький и хороший?.. — молвил первый архангел. — К тебе можно?
— Конечно, — юноша просветлел глазами и подвинулся, освобождая место старшему брату.
Михаил устроился рядом с младшим архистратигом, кладя ладони на его плечи.
— Привет, Мил. Ты звал меня, маленький?.. — взглянул он. В глазах Михаила отразилась некая усталость и забота напряженного дня.
— Звал, — Иеремиил прижался к груди брата и притих.
Несколько минут прошло в молчании. Мил не двигался с места, Михаил сидел рядом, чувствуя у своего сердца его неуловимое дыхание.
— Как ты?.. — молвил старший брат.
— Ничего… — тихо отозвался Иеремиил. — Вот сидел, ждал…
— Прячешься опять ото всех? — Михаил искал его взора.
— Ты же знаешь… — ответил Мил. — Нет, просто тебя очень хотел видеть… Одного.
Михаил понимал Иеремиила с самого детства лучше всех. И давно стала для него личным откровением любовь Мила к укромным уголкам, где его никто не мог найти. С самого разделения мира на рай и ад… Он искал, где бы мог один пережить то сокровенное, что творилось у него в душе. И никто, кроме старшего из братьев, не мог проникнуть в этот мир.
— Мил… — Михаил провел ладонью по его волосам. — Что же ты так…
— Я нормально… То есть я терплю… Раз так надо. Хотя сегодня стало совсем тяжело, — признался он. — Скажи, Миша… как континент?.. Все прошло удачно?
Михаил кивнул.
— Да, все хорошо, — проговорил он. — Только демоны так и не соблаговолили появиться. Я расставил новые посты, мы пристально следим за всей планетой.
— Ясно… — голос Мила прозвучал далеко и сухо.
— Прости. Я должен был раньше заметить.
Объятия Михаила не помогали. Он ощущал, как в груди брата трепещет что-то недоступное его воле, не постигнутое его разумом. И он сознавал, что не может взять на себя хотя бы часть того, что предначертано Иеремиилу.
— Ты тут ни при чем, — покачал головой Иеремиил. — У тебя своя работа, у меня своя… И я не думал, что сегодняшний случай станет для меня такой болью. Но я ошибся… Не знаю, откуда это…
— Мил… — произнес Михаил, и это имя остановилось на его губах. — Ты всегда говоришь мне, что ты в порядке. И даже когда ты дышишь на грани…
— Это мой порядок, кто же виноват?.. — ответил он коротким взглядом светлых, как капелька чая, глаз.
Михаил замолчал, переживая про себя.
— Не мучайся из-за меня, прошу, — молвил Иеремиил. — У тебя и так много тяжких забот. Я не хочу, чтобы ты страдал. Просто ты нужен мне рядом…
— Я буду рядом с тобой всегда. Столько, сколько будет нужно, — промолвил Михаил. — И я был бы счастлив взять хотя бы толику твоей ноши, если Бог когда-нибудь позволит мне…
— У тебя свое бремя, Миша, — возразил Иеремиил. — И оно ничуть не легче моего.
— Легче…
— Не тебе судить, раз ты не знаешь моего, и не мне, раз я не знаю твоего, — Мил впервые улыбнулся слабой свечкой улыбки. — Поверь мне. Ты на передовой всегда, я на заднем плане. От тебя зависят судьбы. Посредством меня они могут быть исправлены. Ты один — на лезвии меча. Я — в глубине обороны, под твоими крыльями.
— Я не знаю… Просто я очень волнуюсь за тебя, — взгляд Михаила скрестился со взглядом Иеремиила. — И… хотя бы как получится… прошу: побереги себя.
— Я буду звать тебя. С тобой мне легче, и улыбка, кажется, сама бежит на сердце, — сказал Мил. Он помолчал. — Ты знаешь, я счастлив, Миша. У меня замечательные братья, у меня прекрасные ангелы, вокруг меня рай. Разве может быть несчастен ангел, у которого все это есть?..
— Нет…
Ответ Михаила прозвучал тихо, одними губами. И сколько раз он, ощущая в себе теплое горение света, спрашивал, что такое счастье в том мире чувств, которые окружают ангелов?.. Михаил не мог не согласиться, что счастье — это то, что внутри, то что сильнее обстоятельств, глубже радости и огорчения, и существует несмотря на них, а порой — и вопреки. Счастье — это состояние, насажденное в душе любовью.
— Мое служение пришло ко мне свыше, и я был рад согласиться с ним. Так же, как и ты, — проговорил Иеремиил. — Но знаешь, мне жаль, что за последние столетия в мои ряды добавилось так мало ангелов…
— Что уж тут попишешь, если твое служение требует в сто крат больше жертвы, чем мое, — выдохнул Михаил. — И ты не отдохнешь от него ни днем, ни ночью… Да и ненависть дьявола к твоим ангелам едва ли не сильнее, чем к моим…
— Я знаю это, — ответил архангел милосердия. — Он предает мое имя забвению везде, где может это сделать. И даже церковь на Земле не помнит обо мне во многих своих книгах… Но это все неважно, если милосердие продолжает жить в сердцах. Куда же оно только уходит, когда его подменяют слепой, ненужной жалостью?..
— Подмена идет на всех фронтах. Во всех душах, — согласился Михаил. — Но часто людям бывает трудно понять, где сострадание истинно, а где жалость заменяет любовь… Несмотря ни на что, твои ответы Самуилу красноречивее его злобы. Ты тот, кто бьет любые его козни единым ударом
