А ты, любовь моя, ты будешь наблюдать за этой длинной церемонией с любопытством и нетерпением, как зритель, который, затаив дыхание, следит за тем, как из-под инструмента скульптора, отсекающего все лишнее от глыбы мрамора, появляется прекрасная скульптура. Когда ты увидишь, что я приближаюсь к тебе, ты сбросишь с себя рубашку и брюки, сбросишь стремительно, как будто порыв ветра сорвал их с веревок, на которых они сушились. Мы упадем в объятья друг друга, и наши тела соприкоснутся, я почувствую силу твоих рук, привыкших держать оружие. Они обхватят мое тело, понимая его хрупкость, сжимая его с чрезвычайной осторожностью. Мы упадем на наше ложе, не отводя взгляда друг от друга, и моя рука прикоснется к твоему животу, пытаясь найти шрам, который оставила на нем пуля, выпущенная Соломоном, когда ты сумел выжить, победив смерть, как другие люди побеждают болезнь, но я буду так взволнована, что не смогу найти его. Твои уста, влажные и теплые, начнут покрывать поцелуями мое тело, а потом ты бережно и деликатно проникнешь в него, и я почувствую тебя внутри себя, твои осторожные движения в своем лоне. Но, несмотря на твою деликатность, твое проникновение причинит мне резкую боль, я попытаюсь слабо протестовать и даже сожму в руках твои волосы. Но почти сразу эта пытка станет терпимой, даже сладостной, и я почувствую, как что-то, что всегда было во мне, наконец пробуждается. Как я могу описать тебе, что я почувствую в этот момент? Представь себе арфу, которой впервые касается рука музыканта, чтобы извлечь из нее звуки, о которых сама она даже не подозревала. Представь себе горящую свечу, с которой стекают капли воска, расплавленного огнем, и ткут на канделябре прекрасное затейливое кружево. Я хочу сказать, любовь моя, что никогда до этого момента я не подозревала, что способна испытывать такую бурю чувств, такое наслаждение и ликование, которое охватит все мое существо. И хотя стыд заставит меня крепко сжать губы, пытаясь удержать крики восторга, рвущиеся из моей груди, я не смогу противиться увлекающему меня головокружительному водовороту наслаждения, и ты услышишь мои стоны, которые возвестят о пробуждении моей плоти. Я не смогу насытиться тобой и с отчаянием прижмусь к твоей груди, я захочу, чтобы ты никогда не выходил из меня, потому что перестану понимать, как я могла жить до этого момента, не чувствуя тебя в самой глубине моего существа. И когда ты наконец покинешь мое тело, оставив на белой простыне рубиновые капли моей крови, я почувствую себя оставленной, брошенной, потерянной. С закрытыми глазами я попытаюсь удержать в себе эхо только что испытанного счастья, но оно постепенно исчезнет, и меня начнет наполнять неодолимое чувство одиночества, хотя вместе с ним придет бесконечная благодарность за то, что ты открыл во мне существо, способное испытывать счастье и наслаждение, как самое возвышенное, так и самое земное. Я протяну руку и дотронусь до тебя, до твоей кожи, лоснящейся от пота, еще горячей и вибрирующей, как струны скрипки после концерта. Я посмотрю на тебя с благодарной улыбкой, безмолвно говоря спасибо за то, что ты показал мне те стороны моей души, которые были сокрыты от меня самой.
Том остановился, не веря своим глазам. Это он разбудил в ней подобные чувства? Он оперся на ствол дуба и, почти не дыша, обвел взглядом поля, которые простирались со всех сторон. Для него эта связь с девушкой была просто приятной удачей, о которой он никогда не забудет, но Клер описывала их встречу как нечто возвышенное и необыкновенное, как краеугольный камень в здании своей жизни и любви. Том вдруг почувствовал себя еще более грубым и неотесанным, чем был на самом деле. Он вздохнул и продолжил читать.
Я хотела рассказать тебе, Дерек, как совершу путешествие в твою эпоху. Но, вспомнив, что во время нашей встречи в чайном салоне ты еще не знал, как мы путешествуем в будущее, я поняла, что должна хранить это в секрете, чтобы не изменить то, что уже произошло в нашем прошлом. Достаточно будет, если я скажу тебе, что в минувшем году один писатель по имени Герберт Уэллс написал замечательный роман, который назвал «Машина времени», и именно после этого все мы начали мечтать о будущем. И кое-кто показал нам его. Больше я ничего не могу тебе сказать. Но я лишь немного приоткрою тайну, поведав тебе, что, хотя твоя миссия в моем времени окончится неудачей, а тот аппарат, с помощью которого ты прибыл сюда, запретят, человеческая раса победит в войне с автоматами, которую вы ведете. И это произойдет благодаря тебе. Да, любовь моя, именно ты победишь проклятого Соломона в честном поединке на шпагах. Верь мне, я видела это собственными глазами.
Люблю тебя, К.
Уэллс положил письмо на стол и, стараясь скрыть чувства, нахлынувшие на него после прочтения написанного Клер, молча подал Тому знак, что он может уходить. Оставшись в одиночестве, он снова взял в руки письмо, на которое ему предстояло ответить, и внимательно перечел подробный рассказ о том, что произошло в пансионе у чайного салона, ощущая, как волнение нарастает у него в груди. Благодаря этой незнакомой девушке он наконец приоткрыл завесу тайны женского наслаждения, понял, как медленная волна чувства накрывает их с головой или проходит мимо, едва задев. Каким возвышенным и светлым казалось это наслаждение по сравнению с грубым мужским удовлетворением, обычным облегчением после напряжения мышц. Но все ли женщины способны испытать подобное? Или эта девушка была особенной, награжденной Творцом этой необычной чувственностью, о которой другие не могли даже догадываться? Нет, вероятнее всего, это была самая обычная девушка, которая наслаждалась своей сексуальной чувственностью, хотя в окружающем ее обществе это считалось предосудительным. Одно только ее решение полностью обнажиться перед Томом показывало, насколько смелой она была в своих поступках, насколько готовой познать все ощущения, которые мог нести с собой акт любовной близости с мужчиной.
Отметив это, Уэллс испытал разочарование, вспомнив о тех скромных проявлениях чувств, которые демонстрировали женщины, встретившиеся ему на жизненном пути и решившиеся отдаться ему. Его кузина Изабелла была из тех женщин, которые пользуются отверстием в нижней юбке, показывая мужчине лишь гениталии, но они, будучи показаны без всего остального, представлялись Уэллсу похожими на какое-то жуткое существо, космического монстра, засасывающего человека в себя. Джейн была более раскрепощена в том, что касалось интимной близости, но и она никогда не представала перед мужем полностью обнаженной, так что он мог только догадываться о формах ее тела. Ему никогда не посчастливилось встретить женщину, с такой готовностью отдающуюся чувству, как Клер. А ведь не было веры, в которую он не смог бы обратить юную особу, столь легко поддающуюся убеждению. Ему достаточно было бы, например, рассказать ей о целебном воздействии секса на женский организм, чтобы она со рвением первых христианских проповедников пошла из дома в дом, готовая дарить и принимать плотские наслаждения, превознося их благотворное влияние на женщин и убеждая всех и каждого, что регулярные соития способны даже повысить женскую привлекательность, меняя выражения лица, придавая блеск глазам и сглаживая угловатости и недостатки любой фигуры. Рядом с такой женщиной Уэллс, несомненно, ощутил бы полное удовлетворение, даже успокоение, почувствовал бы себя человеком, который может сконцентрировать свое внимание на других вещах, насытив наконец эту вечную жажду, рождающуюся внутри каждого мужчины в отрочестве и угасающую лишь с наступлением старости, сопровождающейся дряхлением тела. Поэтому не было ничего удивительного в том, что Уэллс живо представил себе девушку по имени Клер Хаггерти, гибкую и тонкую, лежащей на кровати в его спальне абсолютно обнаженной и с великим наслаждением принимающей от него ласки, которые могли заставить Джейн в лучшем случае вздохнуть. Ему показалось забавным, что теперь он знал практически все о природе наслаждения, испытываемого незнакомкой, и совсем не знал, что могло бы заставить дрожать от удовольствия собственную жену. Эта мысль заставила его вспомнить о том, что Джейн ждала его где-то в доме в надежде прочитать только что полученное письмо.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
