Уверен, что жители этой деревни больше не радуются приходу парфян. По крайней мере, наш отряд они приветствовали, как спасителей. Нас даже угостили вином, привезенным кочевниками из других деревень. Когда я объяснил Дециму Антонию, что это и так наша законная добыча, он обозвал крестьян неблагодарными дикарями и наложил лапу на все остальное, что еще было на площади, пообещав поделить между воинами. И таки поделил, но только между легионерами, и мне прислал бурдюк белого вина, прошлогоднего, подкисшего. Наверное, решил, что мы и так хорошо поживились.
100
Децим Антоний отправил донесение Марку Туллию Цицерону о своей доблестной победе над многократно превосходящим противником, а по его мнению кочевников было не меньше двух тысяч, после чего основные силы провинции двинулись к нам на помощь. Как догадываюсь, проконсулу хотелось прославиться на военном поприще, заслужить триумф, вот и искал случай. Узнав, что парфяне в Сирии не нанесли поражение римлянам, засевшим в хорошо укрепленных городах, ограничились разграблением, армянский царь Артавазд сразу перехотел нападать на Каппадокию, так что ждать его не имело смысла. Надежда была на парфян, которые просто обязаны были вторгнуться в Киликию и обеспечитьМарка Туллия Цицерона триумфом.
К тому моменту, когда армия добралась до подножия хребта Аманос и расположилась в каструме неподалеку от Исса, пришло известие из Сирии, что Гай Кассий Лонгин, бывший квестор в армии Марка Лициния Красса, сумевший вывести остатки легионов после поражения от парфян, который сейчас, до приезда назначенного сенатом Марка Кальпурия Бибула, исполнял обязанности проконсула, разбил крупный отряд парфян, после чего они начали быстренько убираться восвояси. Вторжение оказалось примитивным грабительским рейдом. Воевать с римлянами «по-взрослому» парфяне, видимо, не собирались. Кто-то и посоветовал Марку Туллию Цицерону усмирить элефтерокиликийцев, живших на обоих склонах горного хребта Аманос. На самом деле, как обычно бывает в горах, это было несколько племен разных национальностей, говоривших на разных языках и использовавших греческий, как лингва франка. Общее название элефтерокиликийцы они якобы получили от амазонок, которым покорились когда-то очень давно. Проживавшее здесь население только номинально считалось подданными того, кто владел прибрежной полосой. Им было без разницы, кто это был, римляне, армяне или парфяне, лишь бы не лезли к ним. Само собой, они не собирались воевать на стороне парфян. Разве что небольшие отряды искателей приключений могли присоединиться к любой из воюющих сторон. Это не спасло их. Проконсул связался с Гаем Кассием Лонгином и предложил напасть на горцев с двух сторон. Тому тоже нужен был триумф, поэтому элефтерокиликийцы стали жертвой двух честолюбивых карьеристов.
Римская армия четырьмя колоннами выдвинулась в горы. С горцами всегда трудно воевать, а под предводительством не самых толковых командиров и вовсе интересно. Мой конный отряд движется в арьергарде второй колонны, которой командует Квинт Туллий Цицерон и с которой следует его старший брат. Первую возглавляет Гай Помптин, третью — Марк Анней, четвертую — Луцций Туллий, однофамилец проконсула. Вчера мы сделали вид, что отправляемся в Сирию, однако ночью вернулись к Иссу и на рассвете широким фронтом атаковали горные поселения. Наступление, правда, было очень медленным. Карабкаться по горным склонам без привычки тяжко. Уже через полчаса легионеры покрылись потом и задышали с трудом. Наверное, уже проклинают своих командиров и тяжеленные щиты, причем первых сильнее, потому что вторые хотя бы защитят в бою. На наше счастье сейчас середина октября, и погода стоит не жаркая и не холодная.
Сопротивления нам не оказывали. Обитатели горных селений бросали дома и уходили к вершинам, прятались в пещерах и расщелинах. В отличие от нас, они привычны ходить по горам и знают тропы. Горы здесь средние, не Альпы, не говоря уже про Гималаи, немного выше крымских и с более пологими склонами. Хотя встречаются сложные участки. Возле одного такого наша колонна и застряла. Пока обходили его, вереница горцев добралась по склону до группы деревьев и кустов и исчезла в них. Дома в брошенном ими селении были из камня, низкие и пропахшие кизячным дымом. Само собой, ничего ценного в них не нашли, если не считать две ямы с зерном, которое легионерам разрешили поделить между собой, потому что не на чем было отвезти вниз. Моим подчиненным ничего не досталось. Они не сильно опечалились. Мы на этой войне уже наварились получше. Все укрепления, в том числе и защищавшие от камнепадов, были разрушены, что можно было, подожгли, после чего начали спускаться к морю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Часам к пяти вернулись в каструм, сооруженный рядом с алтарями Александра Македонского, где находился под охраной наш обоз, в том числе и моя семья. Это место притягивало Марка Туллия Цицерона, как магнит. Подозреваю, что проконсул мечтал в детстве о лаврах великого полководца. Мечты сбылись в карикатурном варианте — гонял на месте чужой великой победы малочисленных и нищих горцев. Интересно, что бы он сказал, если бы я признался, что участвовал в том сражении? Наверное, решил бы, что галл свихнулся. А чего еще ждать от дикаря?!
Следующие три дня карательная операция против горцев продолжалась. Утром армия выходила из каструма, лезла в горы, уничтожала несколько деревень и возвращалась. Начиная со второго дня, Марк Туллий Цицерон в операции не участвовал, предпочитал писать письма друзьям и недругам. Благодаря этим письмам и войдет в историю. Я давно уже подозревал, что графомания — наиболее короткий и легкий путь к вечной славе.
101
Пинденисс считается столицей элефтерокиликийцев. Это поселение-крепость расположено в северо-восточной части горного хребта Аманос. Стены высотой метров пять сложены из плохо обработанных камней. Башни почти вровень со стеной. Сухой ров, выдолбленный на склоне, глубиной метра полтора, но внутренняя стенка выше примерно на метр. Одни ворота выходят на восток, в сторону моря, вторые — на северо-северо-восток, и дорога от них идет вдоль хребта, третьи — на северо-запад, к перевалу, ведущему на «сирийскую» сторону.
Кто-то внушил Марку Туллию Цицерону, что победа будет легкий и быстрой, поэтому римляне вместо того, чтобы договориться по-хорошему и взять заложников для обеспечения собственной безопасности, обложили Пинденисс со всех сторон. Началась, как по мне, игра детишек во взрослых. Вспомнив опыт Алезии и внушив старшему братцу идею стать подобным Гаю Юлию Цезарю, Квинт Туллий Цицерон развернул вокруг крепости осадные работы, сопоставимые по объему, но не по необходимости, галльским. Я уже не говорю о том, что на этот раз защитников было меньше осаждаемых, что помощь они ниоткуда не ждали, что Пинденисс был расположен на более доступном месте. В итоге легионеры от зари до зари долбали скалы, чтобы получился ров, заваливая выдолбленными камнями вражеский, насыпали валы, строили стены, редуты, башни, сколачивали передвижные башни, галереи, тараны, лестницы… Со всех сторон были поставлены осадные орудия от легких катапульт до тяжелых баллист, которые метали в осажденных камни разного размера и горящие стрелы. Если камня для обстрелов и строительства было много, то с деревом вскоре появился напряг. Рядом с крепостью все вырубили, приходилось доставлять с побережья. С треть армии занималась заготовкой и транспортировкой бревен. В итоге «легко и быстро» растянулось на пятьдесят семь дней и закончилось в середине декабря, когда давно уже надо было разместиться в зимних каструмах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Впрочем, я со своим отрядом время зря не терял. Писидийцы на лето перебирались в горы, поэтому чувствовали себя здесь, как дома. Каждый день одна половина моих подчиненных отправлялась на промысел, а вторая охраняла лагерь. На следующий день менялись. Нападений на нас не было, но, может быть, именно потому, что я надежно организовал караульная служба. Писидийцы грабили деревни, в которые после рейда легионеров вернулись жители. Я не участвовал. Не люблю воевать в горах. Не моя это стихия. Тем более, что каждый отряд обязательно отдавал мне часть добычи. Ее хватало не только на пропитание моей семьи, но и часть обменивал у купцов на вино, оливковое масло, ткани. Мои жены решили, что они богачки, поэтому и одеваться должны шикарно. Галло-германский шик — это чтобы всё блестело, как у кота яйца.
