января 1928 года) заведующий Протокольным отделом Флоринский пишет, что 14 января японский виконт Гото был принят Сталиным, встреча «благополучно» закончилась вручением виконтом подарка от японских бойскаутов советским пионерам – альбома с работами японских бойскаутов и фотографиями их жизни (альбом был передан Флоринским в ЦК ВЛКСМ Чаплину).
Ввиду просьбы виконта об ответном подарке ЦК ВЛКСМ доставил в НКИД альбом с фотографиями из жизни советских пионеров, в котором должное внимание уделялось «производственным моментам их деятельности» [28]. Первую страницу альбома украшала смонтированная фотография пионера и пионерки с надписью «Детям Японии от московских пионеров» [29]. Советские руководители также не остались без внимания японских гостей.
Калинин получил от Гото его портрет (в ответ он передал ему свое фото с надписью); Чичерину и Карахану Гото преподнес по ящику камфары, Чичерину также были подарены портрет Гото и трубочка из слоновой кости старинной работы, инкрустированная золотом (в таких трубочках знатные японцы носили лекарства) [30].
В качестве ответных подарков от Чичерина Гото получил портрет наркома иностранных дел СССР в раме красного дерева с серебряной отделкой, Чичерин лично вручил виконту серебряную табакерку начала XIX века, от Карахана была закуплена серебряная шкатулка с видом Кремля [31].
Уже к 1928 году становится актуальным вопрос о систематизации официальных даров со стороны СССР. Необходимость как можно быстрее разрешить эту проблему была вызвана подготовкой к первому визиту в СССР главы зарубежного государства падишаха Афганистана, 23 января 1928 года Карахан пишет Брюханову, что в качестве подарка начальникам иностранных миссий в Москве и «знатным» иностранцам НКИД предлагает золотой портсигар с гербом СССР, но ювелирная контора не располагает золотом для их изготовления. НКИД просит Брюханова дать распоряжение об отпуске конторе 5 килограммов золота для изготовления из него 15–16 портсигаров. Карахан просит отдать приказ как можно быстрее, так как подарки нужны для наиболее высокопоставленных членов свиты афганского падишаха, а контора обычно изготовляет по два-три портсигара в месяц [32].
В ответ на письмо Карахана валютным управлением НКФ СССР было сделано распоряжение Союззолоту о «выдаче 5 кг аффинированного золота» ювелирной конторе Мосторга для выполнения заказа [33].
Что касается подарков самому падишаху, то на заседании рабочей подкомиссии по организации визита (от 31 марта 1928 года) было рекомендовано Ворошилову преподнести падишаху оружие с дарственной надписью, а правительству Афганистана – четыре грузовика АМО, четыре комплекта пожарных автомобилей, два грузовика АМО и два трактора, альбом «Юбилейный сборник», братину, кустарные вещи, комплект школьных пособий, фарфоровый сервиз.
Вероятно, к списку своеобразных подарков дружественному государству можно отнести и решение переименовать Трубниковский и Спасо-Песковский переулок в улицу Независимого Афганистана (протокол № 5 от 7 апреля 1928 года).
4 апреля 1928 года секретарю ЦИК СССР А.С. Енукидзе было доложено, что Ленинградский фарфоровый завод изготовил для падишаха Амануллы-хана фарфоровый сервиз с афганским гербом на 24 персоны [34]. Кроме сервиза комиссия ЦИК СССР по приему падишаха постановила подарить ему также от имени правительства четыре трактора нашего производства [35].
Визит падишаха в СССР остро поставил вопрос о взаимоотношениях власти и хранителей культурного достояния Советского государства – музейных работников. В этой связи следует обозначить две стороны проблемы – выдача музеями во временное пользование (согласно первоначальной договоренности) предметов интерьера для оформления гостиных в особняках, предназначенных для приема иностранных гостей, а также изъятие из музейных фондов экспонатов для подарков лидерам зарубежных государств, прибывающим в СССР с визитами, и членам их делегаций.
В качестве иллюстрации первой составляющей проблемы приведем пример изъятия из музеев предметов убранства интерьеров при подготовке визита падишаха Афганистана в 1928 году. Так, в апреле 1928 года (согласно актам № 212 и 250) НКИД получил во временное пользование следующие экспонаты Государственного исторического музея (сроком до 15 июня 1928 года): канделябры (золоченая бронза) (2)[30]; канделябры с малахитом (2), вазы для фруктов на малахитовых пьедесталах (4); вазы (золоченая бронза) (2); вазы (темная бронза) на сером мраморном пьедестале (2); канделябры в стиле Людовика XVI на бронзовых треножниках (2); часы настольные (1); канделябры (6); двусвечник с экраном эпохи Николая 1(1); вазы (конфетницы) для фруктов (2) [36]; гостиная мебель в стиле ампир (empire), золочение по левкасу (24 кресла, 12 стульев, 4 стола и 2 дивана) и т. д. [37].
Но не только ГИМ должен был «поделиться» своими экспонатами. НКИД «забронировал» также предметы в следующих музеях: Исторический музей – три гарнитура мебели (из красного дерева, из карельской березы и «золотой» гарнитур), восемь ковров и две вазы; Третьяковская галерея – два неполных гарнитура из красного дерева; Оружейная палата – двенадцать кресел из гостиной апартаментов наследника и восемь гобеленов, из которых три представляли особую ценность; Музей изящных искусств – два ковра, один из которых персидский, несколько гобеленов; Музей народоведения – один книжный шкаф французской работы красного дерева (имел большую музейную ценность), одно зеркало красного дерева, одиннадцать портьер шелковых, четыре тюлевые, тридцать штор, большое количество ковровых дорожек, несколько гобеленов; Музей фарфора – шесть ваз (Севр). Что касается картин, то Главмузей заверил НКИД, что они могут быть предоставлены «в любом количестве» [38].
Также НКИД обратился в Наркомпрос с просьбой о срочной передаче ему имущества из особняка на улице Кропоткинской, 20, за исключением одной арматуры электрической, изображающей виноградную лозу, и одного пуфа из комнаты Ирмы Дункан. Взамен изъятой «роскошной мебели НКИД компенсирует школу обыкновенной мебелью или небольшой суммой денег. Ирме Дункан будет возмещена стоимость произведенной ею перебивки мебели в ее комнате» [39].
Следует заметить, что в 1928 году некоторые музеи еще пытались сопротивляться властям и отказывались выдавать, а точнее, отдавать музейные экспонаты: так, Карахану в апреле 1928 года сообщили, что Музей изящных искусств «сопротивляется» в выдаче НКИД левкасных тумб, а Главнаука отказывает в выдаче части отобранных вещей. Несмотря на музейные протесты, Карахан просит дать срочное распоряжение о разрешении вывезти из музея-усадьбы «Архангельское» выбранного представителем НКИД для оборудования особняка, который готовят к приезду падишаха, золоченый гарнитур мебели в стиле Людовика XVI [40].
Многие предметы изымались непосредственно из выставочных залов, «оставляя в экспозиции весьма заметные пробелы». Поэтому неудивительно, что в июне 1928 года (когда истек срок договоренности с НКИД) начальник Главнауки просит распоряжения Карахана о возврате «всех художественных предметов, выданных музеями и в первую очередь изъятых из экспозиций» [41].
5 ноября 1928 года директор ГИМ сообщает в НКИД, что, несмотря на неоднократные обращения в Наркоминдел, большинство памятников в ГИМ не возвращены, а так как все предметы имеют значение для экспозиционной работы, Исторический музей просит о «срочном возврате всех памятников <…>» [42].
