Чувствую, что Таллия вся дрожит. По её щекам бегут слёзы. Я не в силах смотреть на мучение и недоверие в её глазах.
Притягиваю её к себе, и она позволяет мне обнять её. Она плачет.
Долго и горько. Таллия плачет в моих руках, но мне стало легче.
Теперь я понимаю, почему и зачем отказываюсь от прошлого. Я тоже обрёл цель и осознал её. Я принял всё, что со мной происходит. Я просто люблю Таллию. И это только начало моих признаний.
Глава 44
Таллия
Всё, что со мной произошло, слишком больно вспоминать.
Но синяки напоминают об этом каждую минуту. Они изводят и подавляют меня, а потом среди этой тьмы появляется мужчина, нежно ласкающий каждую рану на моём теле. Этот мужчина своими руками разводит тёмные тучи, сгустившиеся над моей головой.
Но всегда остаются сомнения и опасения о том, что тучи вернутся.
И это точно случится. Я всё разрушу, поэтому и не воспринимаю всерьёз признание Кавана. Я не имею права. Он не может меня любить. Меня не за что любить. По крайней мере, ему. Мне бы следовало покаяться, а я боюсь. Я эгоистка, потому что мне больно быть одной. Я приватизирую Кавана. Пользуюсь им, хоть и молчу всё время, а он пытается поймать хотя бы мою улыбку. Это сложно.
Сложно жить дальше. Сложно просыпаться и наблюдать за тем, как он мажет мои синяки мазью, заверяя меня в том, что эта мазь волшебная, и скоро всё пройдёт. Нет, волшебства не существует. Это миф. Во что я верю так это в реальность.
— Ты избил её, — нарушаю гнетущую тишину. Это мои первые слова за пять дней с того момента, когда Каван сказал, что любит меня. Я только набралась храбрости узнать, что было в прошлом, и что ждёт меня в будущем.
Каван откладывает мазь и тяжело вздыхает.
— Да. Так и было. Я не контролировал себя. Если бы не твой друг, то я бы убил её, — мрачно отвечает он и садится рядом со мной на кровать.
— Где она сейчас? Она уехала? — с болью шепчу я.
— Да. Да, она уехала, — кивает Каван.
Повисает ещё одна ужасающая пауза. Я ни о чём особо не думаю, если честно. Просто больно и плохо в сердце.
— Я… Чёрт, Таллия, я соврал тебе. Твоя мать никуда не уехала.
Твоя мать у меня. И я… я сделал кое-что плохое.
Я с ужасом смотрю на Кавана.
— Ты… ты… убил её? — выдавливаю из себя.
— Нет, намного хуже. Я запер её в одном доме. Её кормят только овсянкой и яблоками, заставляют носить тугой корсет, танцевать и стоять на пуантах. А если она этого не делает, то получает палкой за своё непослушание. То есть я заставляю её пройти через все унижения, лишения и всю ту жестокость, которым она подвергала тебя. Смерть для неё слишком лёгкое наказание. Она заслужила свои мучения.
— О господи, — прикрываю глаза от боли. Мне даже спорить с ним не хочется. Сил нет. Никаких.
— Таллия, я не мог просто так отпустить её, понимаешь? Я видел, сколько жестокости было в её поступках и словах. Она обманывала и уничтожала тебя. Избила тебя до полусмерти. Она… чудовище. И я решил, что отомщу за тебя. Знаю, что не имел права, но я не жалею.
Прости, но я тоже чудовище и всегда буду таким. Всегда буду защищать тебя. Всегда и всем буду мстить за твою боль, Таллия. — Каван касается моей руки, и я открываю глаза.
— Почему я ничего не чувствую? У меня в груди только пустота, Каван. Я не виню тебя. Я даже… рада. Я плохая. Я такая плохая.
Она же моя мать.
— Таллия, ты не чувствуешь ничего, потому что она убила в тебе всё хорошее к ней, — Каван касается моей щеки и нежно гладит её. — Я знаю, о чём говорю. Когда-то я тоже через это прошёл. Я знаю все эти чувства. Сначала пустота, а затем злость, обида и непринятие фактов, попытки найти оправдания, агрессия, боль и желание мстить, а затем уже приходят принятие и апатия к этому человеку. Безразличие к тому, живёт он или нет. Это нормально.
Когда нам причиняют боль, особенно физическую, те, кого мы любили, мы ломаемся. Мы отрываем от себя эти куски и освобождаемся.
— Не нужно, — я отодвигаюсь от Кавана, не желая его прикосновений. — Не нужно убеждать меня в том, что всё будет хорошо. Да, жизнь продолжается, но хорошо не будет. Я это знаю. Я всё понимаю и хочу уйти. Где Ал? Ал в ужасе, наверное.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я начинаю приподниматься, но Каван нажимает на моё бедро, вынуждая меня рухнуть обратно на кровать. Я кривлюсь от боли, но не издаю ни звука.
— Ты никуда не пойдёшь, Таллия. Тебе нужен отдых. Твой друг в порядке. Вас выселили из квартиры, но мои люди вставили новую входную дверь и со всем разобрались. Сначала я забрал твоего друга сюда, а потом предоставил ему одну из своих квартир недалеко отсюда. Он в порядке, а ты нет. Поэтому ты никуда не пойдёшь, — настойчиво говорит Каван.
— Я теперь твоя рабыня?
— Что за глупости? Тебе некуда идти, это раз. Все твои вещи здесь, это два. Ты ещё не пришла в себя, это три. Тебе необходим отдых и полное восстановление, это четыре. Ты нуждаешься в заботе, это пять. Тебе достаточно причин, почему я не позволяю тебе уйти? — спрашивает Каван и бросает на меня взгляд.
— Зачем? Зачем ты это делаешь? Какой смысл? Зачем тебе нянчиться со мной? Я не твоя сестра и не хочу такую гиперопеку.
Мне она не нужна. Я не собираюсь тратить твоё время. Между нами всё кончено, — отрезаю я.
— Какой смысл? Потому что я люблю тебя…
— Нет! — выкрикиваю я от страха. Не хочу этого слышать. Я не заслужила. Не имею права знать о чувствах Кавана ко мне. — Нет!
— Таллия, я люблю тебя, поэтому…
— Нет! Хватит! Перестань! — мне всё же удаётся вскочить на ноги и отойти от Кавана. — Нет, пожалуйста, не говори этого. Не нужно.
Не ври мне. Ты не любишь меня. Ты не можешь меня любить. Тебе просто скучно, вот и всё. Тебе нравится быть героем. Нравится о ком-то заботиться. Это не любовь! Ты заменил мной свою сестру! Ты…
— Чёрт, Таллия, закрой рот! Не вынуждай меня причинять тебе боль! — рычит Каван, вставая с кровати, и приближается ко мне.
— Дело не в моей сестре и моём маниакальном желании о ком-нибудь заботиться! Мне не нужна какая-нибудь неопределённая женщина, лишь бы о ней заботиться! Мне нужна ты, слышишь? — Каван хватает меня за плечи и встряхивает.
Всхлипываю от боли и с горечью смотрю на его искорёженное яростью лицо.
— Пожалуйста, не говори…
— Я люблю тебя! Люблю! Я люблю тебя, Таллия! Я люблю тебя за то, что ты стала для меня светом! Люблю тебя за то, что ты всегда находила слова поддержки для меня! За твою силу и храбрость! Я люблю тебя, чёрт возьми! Я уже давно люблю тебя! Я люблю тебя!
И не знаю, почему тебе противна сама мысль об этом! Я так ужасен?
Настолько уродлив? Плевать! Я не собираюсь заставлять тебя любить меня в ответ, Таллия! Я люблю тебя и буду рядом с тобой столько, сколько ты захочешь! Это моё решение, а не твоё! Не нужно любить меня в ответ! Я не требую! Но я всё равно буду любить тебя, что бы ты ни решила! — кричит он каждое слово мне в лицо, и его голос звенит у меня в ушах. Кажется, что хуже быть не может, но может. Каван разрывает меня на части. И я снова реву, как глупышка. Я плачу и скулю, а он обнимает меня. Он прижимает меня к своей груди и обнимает, словно я этого достойна. Нет…
— Тише, Таллия, я понимаю, как плохо тебе сейчас. Я понимаю твою боль. Но прошу тебя, не отталкивай меня. Я помогу тебе. Мы справимся. Я совершил много ошибок. Но я буду лучше. Ради тебя я буду меняться. Не хочешь, чтобы я работал на Ноланов. Плевать, я уволюсь. Хочешь уехать в деревню и выращивать цветы? Я стану лучшим садоводом. Хочешь стать высококлассным хирургом? Я буду помогать сдавать экзамены и ждать тебя дома. Хочешь ещё чего-нибудь? Я всё дам тебе. Только не отталкивай меня сейчас. Я знаю, что упустил момент. Знаю, что наговорил много дерьма и оскорбил тебя. Знаю. Но я буду исправляться. У меня больше никого нет, кроме тебя, Таллия. Я откажусь от всего мира ради тебя. От всего откажусь, но прошу, не закрывайся в себе. Поговори со мной. Расскажи мне, как это больно, когда тебя вышвыривают из памяти и перечёркивают всю твою заботу и любовь. Расскажи мне. Поделись со мной своей болью, и я проглочу всё, — Каван вытирает слёзы на моих щеках, а потом начинает быстро покрывать поцелуями моё лицо. Я должна быть так счастлива, ведь этот мужчина стал для меня мечтой, но лишь ненавижу себя.
