Юрий Николаевич, похоже, был немного потрясён. Он передумал идти в дальний угол, и вернулся в кресло, решив звонить оттуда. Ему вдруг стало безразлично, услышим мы разговор или нет.
— Добрый день, дорогой Пиротехник, — поздоровался он. — Как жизнь? Как здоровье?
Нежный не включил громкую связь, может, в его телефоне такой функции и не было, поэтому речь Берендея я слышала невнятно, могла разобрать только отдельные слова, но смысл вполне угадывался. Старик говорил о своей скорой смерти, и даже почти не различая интонации, я чувствовала его ужас. Мне пришло в голову, что страх наигранный, слишком уж театрально проявляется. Но если так, Берендей — неплохой артист.
— Ничего, ничего, поправишься. Ты мне, Пиротехник, вот что скажи. Дошли до меня слухи, что в городе затевается что-то очень громкое. Хочу услышать от тебя, что именно.
Берендей в ответ разразился длинной тирадой, смысл которой вполне передавался тремя словами: ‘Ничего не знаю!’.
— Так уж и ничего? А если лучше подумать?
В этот раз тирада была другая, и звучала дольше, но смысл не изменился.
— Ладно, не знаешь, и хрен с ним, — продолжал майор. — Тогда скажи, почему у тебя голос перепуганной мартышки? Что на тебя такое страшное обрушилось?
Берендей пространно заверил, что во всём мире не найдётся никого и ничего, способного его напугать. Нежный долго настаивал, и старик, наконец, признался, что действительно кое-чего немного побаивается.
— И что же это такое страшное? — поинтересовался Юрий Николаевич. — Неужели оно страшнее сифилиса у твоей экономки? Да какие тут шутки? Я абсолютно серьёзен.
— Федералы, — выдавил из себя старик.
— Глупости! Я же обещал, что от них тебя прикрою!
— Тогда мне бояться нечего, — изобразил радость Берендей, но даже нам с Юрой, слушающим разговор издали, было понятно, что он врёт.
— Вот и хорошо. Раз тебе больше не страшно, скажи мне что-нибудь по тому громкому делу.
Берендей не хотел ничего говорить, Нежный угрожал сдать его федералам, а я перестала слушать, потому что поняла: старик ничего не скажет, сколько на него ни дави. Кого-то он боится сильнее, чем Нежного, а может, и Нежного с федералами вместе взятых.
От нечего делать я стала угадывать, почему Юра ненавидит Арину Родионовну. Ладно, меня, привыкшую спокойно обходиться без всяких экономок, она изрядно раздражала, при ней я не чувствовала себя хозяйкой в доме. По крайней мере, полной хозяйкой. Но откуда такие сильные чувства к ней у Юры? Так и не найдя ответа, я бросила эти бесплодные размышления, потому что Нежный, заорав ‘Ну, сволочь, я тебя всё равно достану!’, прервал связь.
— Ничего он мне не сказал, мерзавец, — сообщил майор, цедя слова сквозь зубы. — Врёт он! Наверняка что-то знает!
— Очень плохо, — расстроилась я.
— Вам-то что за дело? Разве Светлана Георгиевна Новикова — ваша лучшая подруга? Или её сестра?
— Юрий Николаевич, не имеет значения, как я к ним отношусь. У меня личный интерес, понимаете?
— Не понимаю. Какой?
— На съезде будет банкет, и не один. Там будем присутствовать и мы с мужем, этого не избежать. Так вот, мне будет очень неуютно рядом с человеком, которого хотят убить, причём убийцам помогает профессиональный пиротехник, одним взрывом напрочь разваливший здание банка.
Некоторое время Нежный молчал, беззвучно шевеля губами, а потом смачно выругался. Я догадалась, что он тоже будет присутствовать на банкете, а то и на самом съезде.
* * *
Майор предположил, что Берендею угрожали не лично, а по телефону, и запросил у мобильного оператора список тех, кому в последнее время звонил он, и кто — ему. Я знала, что ему не имели права этого сообщать без решения суда, но на самом деле даже Карина, тогда ещё секретарша мэра, без труда получала подобную информацию по первой же просьбе. Нежному тоже не отказали. Потом он звонил ещё кому-то, распорядился пробить номера, что бы это ни значило, выслушал результат и уставился на меня жалобным взглядом.
— Не так и много людей с ним говорили, — сообщил он. — Вы, Карета, Марио, Серый, причём Серому Пиротехник сам звонил, я — только что, и ещё кто-то.
— Что значит ‘кто-то’?
— Один старичок из Ростова, только он помер пять лет назад. Звонок с того света, так сказать. Короче, очередной левый номер. Первым звонил Марио, потом — Серый, в смысле, Берендей ему звонил. Дальше — покойник, Карета, и вы. Наверняка говорящий труп и напугал старика, причём вовсе не тем, что он мёртвый. Я склоняюсь к тому, чтобы сдать Пиротехника федералам. Им проще — вкололи сыворотку правды, и всё узнали. Конечно, незаконно, но им плевать.
— А почему спецслужба до него до сих пор не добралась? Чуть ли не весь город знает, что он — тот самый Пиротехник, а они — нет? — поинтересовался Юра.
— Малец, оно тебе надо?
— Юрий Николаевич, вы провалили допрос, и теперь срываете зло на мне? Вам что, трудно ответить?
— Что тебе непонятно? Федералы — это не единое целое. У них есть центральная контора, и куча региональных. Дело о банковских взрывах может интересовать тех, кто провалил расследование банковских взрывов, а они — далеко отсюда. Центральных давние дела интересуют намного меньше, у них и с новыми работы выше крыши. Нашим — вообще плевать. Конечно, они знают о Пиротехнике. Почему скрывают от коллег, тебя не касается.
— Потому что он и им стучит, — догадался Юра.
— Глупости! Если бы он был осведомителем федералов, как бы я его завербовал?
— А он не знает, что стучит федералам, — предположила я. — Зачем им его вербовать, если он уже завербован вами? Если им нужно что-то у него спросить, спрашивают через вас.
— Конечно. Это же элементарно, азы оперативной работы. И ещё, малец. Допрос я не провалил. Злиться мне не на что, Пиротехника сейчас никто бы не расколол. Разве что сывороткой правды, но с ней вот в чём беда — эти препараты плохо действуют на сердце, и пожилых людей обычно укладывают в гроб раньше, чем те успевают что-нибудь рассказать.
- ‘Никто бы не расколол’ — это предположение, — указал Юра. — Провал допроса — факт. Подумать только, полицейский не смог получить информацию у собственного осведомителя! Если это не позор, у нас с вами разные представления о позоре.
С первой нашей встречи Нежный пренебрежительно относился к Юре, не считая нужным это скрывать. Тот, конечно же, затаил зло, и только ждал удобного случая, чтобы отыграться. И вот удобный случай ему предоставили, а язвить он умел отменно, пару раз и я испытала это на своей шкуре.
— Ты, что ли, лучше бы провёл допрос? — взревел Нежный, и я удивилась, что он поддался на такую детскую провокацию. — Да ты, сопляк, вообще ничего не знаешь о жизни!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
