— Молодец, быстро едем, — сказал Борька. — А то я в самом деле опаздываю...
— Не опоздаешь, — пообещал Эдик.
— За Колхозной — первый направо, — сказал Борька.
Но Эдик повернул раньше.
— Эй, ты куда? — завопил родственник. — Я же сказал, за Колхозной!
— Сиди и не рыпайся! — процедил Баранчук, поворачивая к уже близкой милиции.
— Останови! — взвизгнул Борька. — Останови, говорю! Куда ты меня везешь?
— Сейчас узнаешь, — и Баранчук затормозил прямо у входа.
Он ловко выскочил из машины, на ходу ухватив монтировку, и тут же оказался по ту сторону «Волги». Борька сидел весь белый и перепуганный. Эдик рванул дверцу.
— А ну, вылезай!
— Ты что, с ума сошел?! — прошипел Борька.
— Вылезай, кому говорю! — Баранчук левой рукой ухватил воротник замшевой куртки, а правой сунул под нос ее обладателю тяжелую монтировку. Борька отшатнулся, и воротник треснул по шву.
— Ты что же, гад, делаешь? — с холодной яростью изумился он и попытался ударить Баранчука ногой, не вылезая из машины. Но Эдик был начеку. Он успел схватить брата за ногу и наконец выдернул его из машины на свет божий. Борька больно стукнулся об асфальт и больше сопротивления не оказывал, а лишь постанывал, яростно сверкая глазами.
Эдуард втащил его в дежурную комнату, приткнул к стене и громко заявил:
— Арестуйте его! А заодно обыщите, у него может быть оружие.
— А кто это? — спросил дежурный капитан.
— Как кто? — удивился Эдик. — Мой двоюродный брат.
— Ну, этого для ареста маловато, — миролюбиво улыбнулся дежурный.
— Да вы что, товарищ капитан! Вы же его разыскиваете, у нас его портрет в парке висит.
Капитан посерьезнел, стрельнул глазами в сержанта:
— Обыщи, Платонов.
Оружия при Борьке не оказалось, документов тоже. Зато сержант извлек из заднего кармана брюк пачку валюты, какой — Эдик не разглядел.
— Н-да... — сказал капитан.
Борька криво усмехался:
— Да я за границу еду, товарищ капитан. С группой...
Эдик Борьку прервал:
— Какой он теперь тебе товарищ? Ты ему «гражданин капитан» говори...
Дежурный поморщился:
— Рано. До суда рано. Платонов, уведи пока.
Когда все было оформлено, капитан от души пожал Эдику руку и записал на бумажке телефон.
— Позвони попозже с линии, водитель. Может, еще понадобишься сегодня. А так — молодец. В парк сообщим, какого парня воспитали. Молодец!
Эдик вышел на улицу, закурил. Нет, он не чувствовал угрызений совести, хотя все-таки какой-то осадок был: как-никак родственник, родная кровь...
День близился к вечеру, начинался час пик, и Баранчук, наверстывая упущенное, включился в работу. Он колесил по городу с пассажирами, а мысли его нет-нет да возвращались в одну точку: что такого мог натворить Борька? Видимо, что-то серьезное, раз милиция обратилась за помощью к таксистам, зря такой розыск не объявят.
Когда работа схлынула, на одной из стоянок уже перед самым концом смены Эдик решил маленько передохнуть и покалякать с ребятами. Он уже вышел из машины и, подходя к ребятам, услышал обычное «везу я сегодня одного «пиджака», как вдруг вспомнил, что так и не взял ни одного заказа.
«Опять нехорошо, поди им потом доказывай, что был занят героизмом, подумал Эдик. — А пассажир всегда прав, ему ехать надо, будьте любезны подать в течение часа».
Он вызвал со стоянки диспетчерскую и назвал свой номер, втайне надеясь, что все заказы в городе выполнены. Оказалось, что нет. А поскольку у Эдика знакомых среди диспетчеров не было и в элитный круг водителей он не входил, то и заказ он получил так себе: кому-то приспичило на ночь глядя ехать на дачу. Туда, конечно, хорошо, но обратно — «конем».
Когда Эдик подал машину к массивному дому в одном из арбатских переулков, оказалось, что клиент уже расхаживает вдоль тротуара и нервно курит.
— Что ж так долго, товарищ водитель? — раздраженно спросил он.
— Я приехал на пять минут раньше, — возразил Баранчук.
— Ну, хорошо, хорошо, поезжайте, только быстрей, прошу вас, я заплачу... — и он назвал адрес — дачный поселок у черта на куличках.
Эдик погнал, это было и в его интересах — смена почти закончилась. Пассажир всю дорогу курил, а к тому времени, когда выехали за город, весь извертелся, то закрывая окно, то открывая ветровичок. Они выехали за кольцевую.
— Нельзя ли еще быстрей?
Эдик прижал. Он не задавал вопросов, уже по своему недолгому опыту зная, что извержение начнется само. Так оно и случилось: не доезжая километра три до места, клиент повернулся к нему и заискивающе заговорил:
— Вы только поймите меня правильно... Как мужчина с мужчиной. Я, конечно, заплачу... вы, наверно, тоже женаты... Господи, что я говорю?! Слушай, парень, мы сейчас едем ко мне на дачу, а там моя жена... Словом, у нее кто-то есть...
Игра становилась интересной.
— А я здесь при чем? — спросил Эдуард, который, в сущности, не был поклонником домостроя, но к супружеской неверности относился резко отрицательно.
— Надо как-то войти в дом, чтобы он... ну, то есть тот... чтобы они не успели одеться и убежать...
— Я постучу и скажу: телеграмма, — предложил Баранчук. Роль частного детектива сегодня просто улыбалась ему.
— Гениально! — прошептал мужчина. — Просто, но гениально!
Он достал какую-то купюру, положил в ящик между сиденьями.
— Вот деньги, тут хватит, лучше нам рассчитаться сразу... по-прежнему заговорщицким шепотом оттарабанил пассажир.
«А чего он боится? — подумал Эдик. — Что любовник убьет его и он не успеет со мной рассчитаться?» Теплая волна сочувствия и нежности к этому благородному и обманутому человеку захлестнула Эдика.
— Приехали, — сказал пассажир, — здесь направо...
Они покинули машину и почему-то на цыпочках поднялись на крыльцо небольшого летнего домика. Эдик постучал. В доме зажегся свет, прошлепали чьи-то шаги, и сонный женский голос из-за двери спросил:
— Кто там?
— Вам телеграмма.
За дверью помолчали. Потом тот же голос сказал:
— Положите под дверь.
И тогда пассажир — Эдик не успел и мигнуть, — с жутким криком выставив плечо, бросился на дверь. Та с грохотом распахнулась, и он влетел в проем. Верный долгу, Эдик последовал за ним и тоже вошел в комнату. Никого! Позади них, усмехаясь и уперев руки в боки, стояла усатая неопрятная толстуха.
— Ну, что? — сказала она. — Опять таксиста привел?
Эдик вышел, на ходу подавляя в себе чувство невольного стыда. Он сел за руль и, включив дальний свет, стал по проселку выбираться на основное шоссе.
«Да-а, — думал он, — не зря красавицы жалуются, дескать, мужиков нет. А вот для такой всегда найдутся, еще и выбирать будет...»
В свете фар на обочине возникли две фигуры. Один из мужчин поднял руку.
