Рита покачала головой, плотно сжав губы.
— Я не знаю времени. С тех пор, как я поняла… я просто наблюдала, пыталась… но я не знаю времени. В книге это просто время суток — ночь, день… а временной срок от одной смерти до другой — «несколько дней», «примерно полмесяца»… все неопределенно, понимаешь?
— Крицкой было двадцать. Но когда я увидел ее сегодня… она была старухой… Перед тем, как ее убили, она постарела меньше чем за минуту. Что это значит? — Роман закурил. — Сколько лет ей было в твоей книге?
— Когда убийца отыскал ее, то увидел пожилую женщину лет семидесяти, — безжизненным голосом произнесла Рита, глядя на лобовое стекло, по которому наконец-то зашлепали первые крупные капли долгожданного дождя, и вспышка молнии на мгновение превратила ее застывшее лицо в призрачную маску.
— Отыскал… А когда он нашел Писменского… того, из книги, тот уже умер от рака? Поэтому в списке рядом с его фамилией был вопрос?
— Я не знала…
— А сколько лет было мне и Спирину?
— Тридцать-тридцать пять.
— Это, получается, я еще удачно попал, — холодно усмехнулся Савицкий. — Не хотелось бы превратиться в шамкающего дедулю. Но если он оттуда все переносит сюда, почему убиваю их не я, а он? Если убийца — это я? Насколько я уже видел, его способности…
— Он не может тебя заставить, — Рита посмотрела на него с какой-то странной тоской. — Или не хочет… Но иногда мне кажется, то… что приходит, может сделать все что угодно, с человеческим телом… но не может заставить человека что-то сделать… Он может отвести его, куда он считает нужным… он может напугать его или заставить испытывать в чем-то потребность… но он не может заставить его кого-то убить. Такое решение человек принимает только сам, — в ее глазах появился ледяной блеск, и в изгибе сжавшихся губ Роману почудилась непривычная жесткость, почти жестокость, отчего на мгновение захотелось отодвинуться — это существо было ему незнакомо и даже неприятно. Но ее губы почти сразу же дрогнули, и иллюзия рассеялась. — А может, все дело именно в тебе. Когда ты увидел его в первый раз? Когда разбилась Лячина? Он отвел тебя к ней, да, и ты видел…
— Нет, о Лячиной и двух следующих мне рассказал Валерка. К ним Денис отводил Спирина… Ко мне он пришел, чтобы отвести к Аберман… правда, она ведь тогда уже была мертва… и я не видел… Валерка сказал, что соседи видели, как за полчаса до того возле дома терся мужик — по описанию Спирин. А потом я видел, как его…
— Ну конечно! — Рита даже подпрыгнула на сиденье. Дождь уже вовсю хлестал по машине, капли громко барабанили по крыше, и рядом слышался громкий шум воды, хлещущей из водосточных труб. — Потом я выяснила, как он… — девушка придвинулась к нему так близко, что едва не ткнулась носом в его подбородок. — Ты не понимаешь?! Это тебя должна была сбить машина! Ты должен был умереть на той дороге! Он приходил за тобой, чтобы отвести тебя туда! Все соответствует — примерное время, место, даже марка машины — все! Все, кроме тебя! Вместо тебя там умер другой человек! Тот, кто должен был быть главным героем, тот, кто должен был умереть только в конце книги!
— Почему же он отвел меня не на дорогу, а к той женщине? Почему он меня не убил, как было положено?
— Я не знаю, — Рита устало поежилась. — Может… потому, что он увидел твое лицо?
— При чем здесь мое лицо?
— Понимаешь… мне кажется, он приходит не просто за человеком. Он приходит за именем. Ты же помнишь… наши персонажи… у них было только имя… и их личность… и примерный возраст.
— Но у них практически не было внешности.
— Да. Он соблюдает общие правила — пол и возраст, но ему совершенно не важна внешность, потому что для нас она никогда не имела значения. Он никого из вас… кроме меня… и Гельцера… не знает в лицо. Он приходит за человеком, чьим именем я назвала конкретного персонажа, он приводит его в примерное соответствие с возрастом персонажа… но он его не знает.
— Получается, что меня он знает?
— Думаю, да. И, наверное, не с худшей стороны. Иначе, почему он дал тебе отсрочку, несмотря на то, что ты критиковал его книги? Он даже сделал тебя главным героем!
— Сомнительная честь… Но я не видел его раньше… кажется… — пробормотал Роман и тут же схватил ее за плечи и как следует встряхнул. — Кроме тебя и Гельцера?! Ты что же — и себя воткнула в эту чертову книгу?!
Она молча трепыхнулась, пытаясь вырваться, но ответ уже и не был нужен — выражение глаз говорило само за себя. Роман разжал пальцы, и Рита дернулась в сторону так поспешно, что стукнулась спиной о дверцу. Стиснув зубы, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, удивляясь тому, что уже не испытывает ни ошарашенности, ни потрясения перед невероятностью происходящего, ни ужаса — ничего. Наверное, это было ненормально, узнав такое, ничего не чувствовать. Просыпалась в затылке позабытая боль, начинала ныть ушибленная спина, да отчаянно хотелось спать — и это было все. Оставалось множество вопросов, но спрашивать уже ничего не хотелось. Повернувшись, он распахнул дверцу и вылез в дождь. Облокотился о машину и закинул голову, позволяя каплям барабанить по лицу. Рядом раскачивались березы, суматошно взмахивая ветвями, словно призывая на помощь. Небо озарилось призрачной вспышкой, отчего на мгновение выступили из тьмы далекие купола Успенского собора, оглушительно грохнуло, и Роман мысленно сообщил возможно несуществующему, что с молниями тот малость припоздал, да и целиться следует получше. Хлопнула дверца, Рита обошла машину и встала напротив него. Осторожно тронула за плечо и сразу же отдернула руку, словно боялась, что он ее ударит. Ветер подхватывал ее волосы, яростно трепал их и швырял ей в лицо, и поникшая фигурка под дождем казалась совсем маленькой, сломленной и размытой, словно растворяющейся среди тугих косых серебристых нитей… будто сама она была лишь персонажем, живущим только на страницах, и теперь исчезает вместе с чернильными буквами, которые размывает вода…
— Прости меня. Пожалуйста. Я никогда такого не хотела. Если б я знала, к чему это приведет, я бы никогда…
— Хватит! — резко сказал Савицкий, проводя ладонями по лицу и приглаживая мокрые волосы. Рубашка и пиджак, уже насквозь промокшие, прилипли к груди и спине. — Довольно этого, считай, что я проникся! Где эта чертова книга — в твоем особняке?! Ты не пыталась ее уничтожить?
— К чему ты задаешь такой вопрос? — она отступила на шаг, и новая вспышка высветила на ее лице неожиданную надменность — почти забытое выражение, которое Роман видел на ее лице в тот день, когда Рита впервые ступила на палубу его катера. — Если я пыталась уничтожить себя, то разумеется я пыталась уничтожить и ее! Это невозможно. Я не просто стирала файл — я разбивала к чертям системник и несколько раз даже топила его в озере… но спустя совсем немного времени он снова оказывался на моем столе, — Рита хихикнула, и в этом тонком звуке слышалась подкрадывающаяся на цыпочках истерика. — Если бы не весь ужас происходящего, было бы даже забавно, что это нечто с такой тщательностью восстанавливает разбитую машину. Отчего-то это напоминает мне платок, который каждую ночь клали на столик Фриде…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
