Но это длилось недолго. Спустя пару мгновений Ксавьер отодвинулся. Поток прервался.
— Не переборщил? — спокойно спросил он, как будто уточняя, не слишком ли много вина плеснул в бокал.
— Н-нет… не знаю, — пробормотала Марина, чувствуя, как тело наливается теплом, а мышцы приходят в такой тонус, будто она в детство вернулась, и сейчас пойдет скакать вприпрыжку, хохоча вслух и радуясь всякой ерунде. — Что ты сделал?
Она посмотрела на свои руки, чувствуя, как зудят стремительно излечивающиеся суставы пальцев. Все ее тело как будто пришло в движение, радуясь силе. Волоски на теле шевелились, кровь с бешеной скоростью неслась по венам, заставляя Марину пылать. От стыда в том числе.
— Поделился жизненной энергией, — чуть нахмурившись, пояснил он, косясь по сторонам: не видел ли кто. — Но это первый и последний раз. Берегите себя самостоятельно, я Вам в няньки не нанимался. С Флокси поговорю, конечно. Но она ж не одна такая на свете.
Марина нахмурилась, все еще не совсем понимая.
Ксавьер вздохнул.
— Большинство юных магиков так или иначе обладают способностью к вампиризму, — пояснил он. — Добровольно отдавать им жалкие крохи своей жизни — верх неблагоразумия. Флокси нужна настоящая мать или хотя бы другая взрослая фея. Всей Вашей жизни не хватит, чтобы девочка подросла хотя бы на два пальца. Скажите спасибо, что мне есть, чем делиться. А теперь извините, мне нужно поговорить с Флокси.
Он развернулся и вошел в тамбур.
— Ч-что ты за существо? — спросила Марина, настороженно глядя ему в спину. Но он не ответил и исчез в темноте коридора.
Девушка задумчиво тронула свои губы, на которых еще тлело чужое прикосновение. Что это было? Язык, небо, гортань и всю грудную клетку будто иглами искололо и здорово саднило. Казалось, что стоит ей выдохнуть через рот, и она, будто факир, выдаст полуметровый огненный поток.
Но нет, это было всего лишь послевкусие, чем-то очень похожее на перчик халапеньо, съеденный случайно, но целиком. И бодрило оно невероятно. Марине показалось, что сейчас она, как змея, вылезет из старой кожи, обновленная, сильная, здоровая. Это было потрясающее ощущение. Но, конечно, повторно через эту процедуру проходить по доброй воле она не стала бы.
«А мне кажется, остренькое в небольших дозах — это хорошо, — заметил внутренний голос. — Бодрит и возвращает радость жизни!»
«Так это все Флокси, — только сейчас дошло до Марины. — Она вытягивала из меня силу своими поцелуями. А Ксавьер, наоборот — залил. Зарядил, как батарейку. Только с напряжением переборщил».
Она снова потрогала губы. Покалывание постепенно сменялось онемением. Такой способ передачи жизненной энергии обычному человеку явно не подходил. Ну, либо это надо было делать понемногу, небольшими порциями. Десятком коротких поцелуев…
«Говорят, когда люди влюбляются, между ними искра пролетает, — неспешно заметил внутренний голос, пронаблюдав ее смущение. — Так вот между вами, походу, высоковольтная дуга проскочила. Ты как там, не изжарилась?»
Девушка не ответила, потому что не могла собраться с мыслями. Она только что узнала, что все это время пребывала в смертельной опасности и что ее от этой опасности только что спасли. И все это произошло так быстро, что мозг не успевал обрабатывать информацию.
«В следующий раз резиновые сапоги надень и за батарею не держись, — продолжил стебаться внутренний голос. — Мужик — огонь просто! Шаровая молния в концентрированном виде».
«Что? Какой следующий раз? — наконец, очнулась Марина. — Ты что несешь? Между нами ничего не было и нет».
«Окстись, дура, — беззлобно ответил ее незримый собеседник. — Тебя мужчина поцеловал. На закате, в уединенном местечке. Не знаю, о чем думаешь ты, а я думаю — это судьба. Тай, давай, от нежности. Или что там в таких случаях делать полагается?»
«Пошел ты… спать, — отрезала она, закатив глаза. — И я пойду».
Но не пошла. Над лесом догорал потрясающий закат, в теле просыпалась давно забытая сила юности, и хотелось бегать, прыгать и смеяться.
Порыв был настолько силен, а в теле плескалось так много невысказанного, что Марина не сдержалась и все-таки побежала вперед, под дождь, теряя тапки и цепляясь босыми ногами за мокрую траву.
«Ю-ху!» — завопила она, хохоча и кружась под сверкающими закатным солнцем каплями и радуясь, что в эту сторону двора не выходит ни одно жилое окно, и никто не может ее устыдить.
Господи, как же давно она не чувствовала этой свободы и легкости! Казалось, оттолкнись посильнее — и полетишь над золотистыми вершинами сосен, над засыпающим миром, полным магии и чудес.
Но не полетела. Запнулась за траву и, смеясь, шлепнулась на землю. Сделала руками и ногами мокрого «ангела» и вдруг принялась рыдать от счастья. Ни с того ни с сего. Слезами вытекали из нее все те эмоции, что она годами вынуждена была сдерживать в старом мире. Эмоции, что давили ее, убивали в ней ребенка. Кем бы ни был этот Ксавьер, сегодня он спас ее дважды, и Марина была ему безмерно благодарна.
…
Отсмеявшись и проплакавшись, девушка замерла, глядя в темнеющее небо. Дождь все накрапывал, щелкая ее по лбу и щекам, но Марине было тепло. Да что там — тело просто горело, и дождь был сейчас ей приятен, как и прохладная влажная земля под спиной, пахнущая помятой травой, грибами, мокрым углем от костровища и немного — копченым мясом.
«Как же хорошо, — подумала Марина. — И будет хорошо, обязательно. Завтра вернется Леам с документами, и Мэйгрины просто не успеют снарядить к нам очередную бюрократическую проверку. Мы все починим за лето, законопатим щели, доделаем генеральную уборку. Ребята сделают какой-никакой душ и постирочную. Осенью заготовим дичи, устроим ледник. Блин, вот заживем!»
И она улыбнулась серому мокрому небу, будто там все еще были золотистые облака. Потому что солнце теперь светило у нее внутри, согревая и раскрашивая мир, который она видела снаружи.
«Все будет хорошо», — подумала Марина, и незримый собеседник лишь уверенно кивнул в ответ.
— Марина Игоревна! — настойчивым шепотом донеслось от крыльца.
— Чего еще? — отозвалась она, даже не оборачиваясь посмотреть, кто там опять не спит.
— Не займете денег? — чуть более нагло попросил голос. — Я сейчас по-быстрому отыграюсь и верну.
Марина вздохнула. С «все будет хорошо» — это она, определенно, поторопилась. То есть, будет, и непременно. Но не сразу. О-о-очень не сразу.
Конец
