Мистер Сквидли шел не спеша, вальяжно выкидывая вперед ногу, как это обычно проделывали напыщенные сэры, прогуливаясь по мостовой и выстукивая тростью по каменным булыжникам четкий ритм. Только в отличие от них, Призрак скользил не по земле, а по воде. Волны украдкой касались его дорогой обуви, но он не замечал этих острожных прикосновений. Болезнь прогрессировала, а стало быть, надо торопиться. В противном случае, он сам превратиться в толщу бесполезной соленой воды, способной красть лишь чужие отражения.
Клер затаила дыхание, когда Сквидли приблизился к ней почти вплотную. Он пренебрежительно поклонился, сделав жест, будто приподнимает головной убор: на этот раз он был в дорогой треуголке, острые грани которой напоминали смертоносные лезвия палача.
— Весьма отчаянный поступок, хотя и лишенный всякой логики, — констатировал Призрак.
— Не тебе судить, — чувствуя, как испаряется последний страх, ответила Клер.
— Вот уж прямо скажем не в отца ребенок, — издевательски подметил Сквидли. Его трость коснулась подбородка жертвы и попыталась приподнять его, но Клер отреагировала молниеносно.
Отринув прочь сомнения, она рискнула. В руке мелькнул крохотный нож, который предназначался совсем для других целей. Только в тот момент, Клер нашла ему единственно верное применение. Он вошел в тело Призрака как в масло, не встретив никакого сопротивления.
Девушка почувствовала, как душа уходит в пятки. Сквидли отступив на шаг, дал волю эмоциям. Он смеялся зло, желчно, надменно, словно не Клер, а он сам поразил ее в самое сердце.
Откинув в сторону бесполезное оружие, Призрак отряхнул камзол.
— Не человек, — тихо повторила девушка.
— Не могу с тобой не согласиться, — послышался тихий ответ.
А потом наступила тьма. Так легко и внезапно, что Клер не успела вновь испугаться.
Вначале перед ней возник горизонт и крохотная лилово — розовая линия рассвета, сливающаяся с лазурными барашками волн. Она видела, как белеет парус, небольшой лодки ее неосуществившихся надежд и желаний. Вот так вот просто и без объяснений уплывало счастье. Вдаль, туда, где она уже никогда не будет.
Внезапно небо заволокло, и одеялом свинцовых туч мир окутала синильная пустота. Клер стало больно и одиноко. И она поняла, что теперь так будет всегда. Долгую и мучительную вечность…
День двенадцатый: когда Рик прощается с сестрой, а Скиталец открывает свой последний секрет
Бесконечный день и не думал подходить к концу, события мелькали перед юношей живыми картинками, оставляя в душе череду неизлечимых рваных ран. Он, словно лишенный ног инвалид, вернувшийся с полей сражения, пытался привыкнуть к старому, но такому незнакомому миру.
Клер умерла. Ее больше нет. Он не услышит ее ворчливых слов, не увидит ее лучезарной улыбки. Ничего. Пустота. Рик ощущал себя в тумане горя и опустошенности. Куда не посмотри, что не сделай, ничего нельзя исправить.
Отчаянье — еще одна заноза, проникшая ему под кожу и жалящая не хуже шипов розы.
Сестру не вернуть…
Круговерть последующих событий, казалось, совершенно не касалась Рика, став набором мутных немых фантомов. Встречи, люди, разговоры текли вокруг юноши, едва приближаясь к его скромной персоне, — а он между тем, оставался стоять на месте, затянутый в трясину ужасного несчастья.
Любой взгляд, шепот, звук возвращал его в ту роковую минуту, когда он застыл над телом сестры. Берег моря встретил Рика солеными каплями дождя и пронизывающим ветром. Клер лежала, широко раскинув руки, словно птица, так и не сумевшая взмыть ввысь и обрести долгожданную свободу. Глаза девушки были широко открыты, а в уголке рта застыла крохотная струйка крови — будто красная тесьма книги, предсказавшей ее смерть.
Лишь миг он смотрел на ее восковое лицо: больше не выдержал. Боль потери встала в горле комом. Дернув за ворот, Рик оторвал несколько пуговиц. Дрожащими руками он закрыл лицо, медленно сполз на землю. Белая пелена прожитых дней, обрушила не него всю глупость и беспечность сотни непоправимых ошибок.
Только сейчас Рик осознал — спасти Клер было возможно. Мысль оказалась такой тяжелой, что потянула юношу на дно.
Потом были только люди, нескончаемые потоки людей. Озабоченные, изрыгающие одновременно сотни проклятий и сочувственных речей. Многие из присутствующих были в форме, строгие лица безразлично оглядывали безжизненное тело, мелькал свет факелов, ржание лошадей перемежалось с чьими‑то криками и взрывным ревом возмущений.
Рик продолжал пребывать в тумане. Он не боялся, что узреет в толпе хищный взгляд мистера Сквидли. Страх теперь был чужд и непривычен. Его куда‑то вели, что‑то спрашивали, но Рик лишь кивал, не осознавая на какие вопросы отвечает.
Ближе к утру, первая часть мучений закончилась, и после сытного обеда наступил короткий наполненный видениями сон. Сначала к нему приходил отец, следующим посетителем стала Клер. Они вместе шутили, делились воспоминаниями, и не было в этом разговоре: ни правил, ни ограничений, ни запретов.
Из сна Рика вырвал очередной кошмар, который не оставил после себя ни одного следа. К полудню, у него состоялась встреча с миссис Дуфни. Она что‑то долго рассказывала о коварной судьбе, сетовала на жуткий нрав нынешнего времени, пыталась отвлечь его неудачными шутками, — но Рик ее не слушал.
Долго вглядываясь в зеркало, он внимательно изучал свое отражение. Чужое, бледное лицо совсем не подходило к мрачному черному костюму цвета вороньего крыла.
Внезапно, что‑то изменилось. Едва уловимые отличия в отражении стали проявляться все сильнее.
В это было невозможно поверить: юноша в зеркале нахмурился, сдвинул брови.
— Я никогда себе этого не прощу…
— Простишь, время лечит даже самые жуткие язвы, — ответил двойник.
— Ты считаешь, я смогу жить с этим?
— А куда ты денешься… — На лице отражения возникла самодовольная улыбка.
Дальше фортуна была не так благосклонна к ее покорному рабу. Окончательно превратившись в марионетку: он повторно опознал Клер, потерял сознание, покинув мрачные стены морга, а чуть позже его ждал попечительский совет, решавший дальнейшую судьбу юного Джейсона, и новый удар…
Похороны должны были состояться сегодня же. Горожане уже отнесли гибель Клер к невероятной череде странных смертей поглотивших Прентвиль. И, конечно же, каждый житель желал поскорее избавиться от окаянного тела, на котором явно читались следы неведомого проклятия.
Никаких канонов, правил, устоев — страх перед безликой Химерой рос с каждым часом. И теперь, любой запрет рушился со скоростью выстрела. Если бы только мистер Лиджебай дожил до сегодняшнего дня, он грубо осудил бы малодушие городского совета, — но Рика сейчас заботили мысли совсем иного характера. Он готовился уйти вслед за Клер — единственный выход из жуткого лабиринта вечного самобичевания.
