Почему бы королеве-матери не заключить тайный союз с домом Бурбонов, направленный против дома де Гизов? Если де Гизы потеряют влияние, никто не будет стоять между молодой королевской четой и королевой-матерью. Что касается Марии Стюарт, то она еще ребенок; Катрин справится с ней в отсутствие коварных родственников шотландки.
Она позволила Видаму тайно навестить ее и поделилась с ним некоторыми своими планами.
— Я хочу, — сказала Катрин, — чтобы вы доставили мое письмо принцу Конде.
Глаза Видама стали задумчивыми — Конде был главой дома Бурбонов. Он понял, что означает просьба Катрин.
— Ради вас я готов на все, — заявил он, поцеловав руку Катрин, — и, служа вам, буду надеяться на награду.
— У королев не просят наград, месье, — ответила Катрин.
— Мадам, я прошу не королеву, а женщину.
Она улыбнулась; в ее улыбке таилось обещание. Катрин с нетерпением ждала, когда он вернется с ответом.
Но к ней пришел не Видам.
Паж сообщил Катрин, что герцог де Гиз просит немедленно принять его; она разрешила привести к ней посетителя.
Дверь открылась и тотчас захлопнулась за герцогом; пламя свечей дрогнуло на сквозняке. Катрин увидела перед собой самоуверенного, мужественного де Гиза; на его обезображенном шрамом лице блуждала улыбка.
— Я прошу Ваше Величество извинить меня за вторжение, — сказал он. — Но… мы узнали о предательстве.
Она спокойно, изучающе посмотрела на герцога. Ее лицо оставалось бесстрастным.
— Видам де Шартр арестован.
— Да? Почему?
— При нем были обнаружены бумаги, свидетельствующие об измене.
— Какие бумаги?
— Письмо принцу Конде.
— Заговор? — сказала Катрин.
— Боюсь, да. Его отправят в Бастилию.
— Я не отдавала подобного приказа, — надменно заявила она.
Меченый низко поклонился.
— Мадам, вас решили не беспокоить. У меня есть ордер на его арест, подписанный королем.
Катрин кивнула.
Она потерпела поражение. Она поняла, что ее борьба с де Гизами будет такой же тяжелой и долгой, как борьба с Дианой. Завоевать власть не легче, чем завоевать любовь.
Искусно изменив свою внешность и закутавшись в плащ, Катрин поспешила по улицам Парижа к мрачному зданию Бастилии.
Она выбрала сумерки для этого визита; ей было важно остаться неузнанной. Взглянув на темные башни и бойницы с пушками, Катрин вздрогнула.
Человек в плаще, сливавшийся со стеной, шагнул к ней; услышав почтительный голос, она поняла, что ее уже ждали.
— Мадам, все готово.
Он провел ее через маленькую дверь в темный коридор; они поднялись по лестнице и оказались в новом коридоре. Катрин ощущала запахи тюрьмы — тут пахло сыростью, плесенью, потом, кровью, смертью.
Под ней находились ужасные темницы, где люди боролись за свою жизнь с крысами; в непосредственной близости от Катрин располагались карцеры, обитатели которых мерзли зимой и задыхались от жары летом; низкие потолки не позволяли людям стоять в полный рост. Где-то рядом была камера для допросов с пристрастием, где мужчины и женщины знакомились с «испанским сапогом» и водяной пыткой. Но Видам де Шартр, имевший влиятельных друзей, попал в сравнительно комфортабельное помещение; он заявил, что королева-мать является его близким другом.
Завтра Видама отпустят на свободу; именно поэтому Катрин организовала этот визит.
Ее проводник остановился перед массивной дверью; он отпер сначала ее, потом другую дверь, находившуюся за первой.
— Войдите, мадам, — сказал мужчина. — Я подожду снаружи. Вам не следует оставаться здесь более пятнадцати минут. Сюда может прийти надсмотрщик; ваше присутствие будет трудно объяснить.
— Я понимаю, — сказала Катрин.
Она вошла в камеру; Видам встал. Он быстро приблизился к Катрин и поцеловал ее руку.
Тусклый свет, пробивавшийся сквозь узкое зарешеченное окно, падал на лицо узника. Катрин пристально посмотрела на Видама. Три месяца, проведенные в тюрьме, изменили облик этого человека.
— Как хорошо, что вы пришли… Катрин, — сказал он.
Она чуть вздрогнула, услышав, что Видам обратился к ней по имени, но он не заметил этого.
— Завтра вас освободят, — сказала она.
— Завтра!
В его голосе зазвенела истерическая радость.
— И этого добились вы… моя королева.
Он упал на колени, снова взял ее руку; Катрин почувствовала, что слезы Видама окропили ее кожу.
Ну и наглец! Он имел большой успех у женщин и считал себя неотразимым сердцеедом; он не понял, что Катрин де Медичи не была обычной женщиной. Он не мог догадываться о том, что она использовала его для пробуждения ревности в своем муже, что теперь, когда он не справился с простой доставкой письма своему могущественному родственнику, он стал не нужен Катрин, что его освобождение было очередным ходом де Гизов, решивших последить за ним на воле и снова поймать на чем-нибудь — возможно, вместе с сообщниками; он не подозревал, что королева-мать меньше всего желает его выхода из тюрьмы.
Она отступила назад, прислонилась к холодной каменной стене.
— Как вы проникли сюда? — шепотом спросил он.
— У меня много верных друзей.
— Да, — медленно прошептал он. — Да. Понимаю.
— Когда вас выпустят, за вами будут следить, — быстро произнесла она. — Вам следует покинуть Францию.
Он приблизился к ней, и она ощутила щекой его дыхание.
— Покинуть Францию! Вас… Я не в силах поступить так, хоть это и ваша просьба.
— Это будет мудрым поступком, — сказала она.
Катрин услышала, как он резко втянул в себя воздух.
— Вы хотите избавиться от меня?
В его голосе звучало отчаяние; он ни за что не хотел уезжать. Был согласен рисковать собой. Почему нет? Он обладал честолюбием. Был психологически не готов к изгнанию.
— Вы окажетесь под подозрением, — сказала она. — За вами установят наблюдение.
— Надеюсь, вы не считаете, что я боюсь опасности?
— Я думаю, что вам следует уехать. Отправляйтесь в Италию.
— Я чувствую, что моя жизнь здесь… рядом с вами… в служении вам…
Она снова прижалась к стене, но он опять приблизился к Катрин.
— Тут необходимо многое сделать, — сказал Видам. — Король молод, и он — ваш сын. Маленькая королева… она еще ребенок. Вы и я… с помощью других людей… мы можем натравить протестантов на этих выскочек де Гизов. У меня есть новости. Я не сидел тут без дела. Я разрабатывал планы. Протестанты рвутся в бой. Они лишь ждут появления вождя.
— И вы станете этим вождем? — спросила она бесстрастным тоном.
— Вы, Катрин, — регент Франции. Вы должны править этой страной.
— А вы… будете работать на меня… служить мне… как бы ни была велика опасность?
