даже, кажется, охлаждал. Фасон оказался прост — длинное платье под горло со свободными рукавами и пуговицами спереди от ворота до талии. К нему прилагался тонкий платок и серьги. Висячие. Золотое плетение и крупные изумруды. Такое захочешь — не пропустишь. Эмир явно решил продемонстрировать свое отношение. И ведь никто не поверит, что она с ним не спала. Да и стоит ли говорить? Разубеждать? Бессмысленно. Вот только любить ее точно не будут…
Расчесав волосы и одевшись, Саша выглянула за дверь, где сразу же наткнулась на рабыню. Незнакомую. Уже немолодую. С сединой в черных волосах и усталым взглядом. Та медленно поднялась с пола у ее двери, где явно ждала, черт знает, сколько времени.
— Добрый эээ день. Обед уже прошел? — она приветливо улыбнулась и распахнула глаза в притворном удивлении. Не каждый же день ее встречают у дверей слуги.
— Трапеза как раз началась. Вы хотите принимать пищу в своих покоях или с другими женщинами?
Безопаснее было бы не высовываться, но… Прятки ее не спасут, а вот увидеть реакцию на свое появление — не повредит. Заодно она узнает, кто еще задержался во дворце.
— Я хотела бы отобедать в компании. Вы не могли бы меня проводить?
Этори кивнула и взмахом руки поманила ее за собой. Спрашивать про Батиму Александра не стала. Либо увидит ее за обедом, либо найдется позже. Вряд ли девчонка решила бросить ее на произвол судьбы.
Рабыня привела ее в трапезную, расположенную также в подвале. Просторная комната с искусственным освещением, пушистым ковром и длинным столом посредине, вокруг которого разбросаны подушки. Здесь могло бы разместиться человек тридцать, но сейчас набралось всего пять: Далила, беременная сестра эмира, Батима, медресс и еще одна незнакомка.
При появлении нового лица разговоры смолкли. Провожавшая ее рабыня осталась в коридоре, а Саша, продолжая безмятежно улыбаться, прошла в зал и остановилась в ожидании, пока ей предложат место. Положение гостя зависит от отношения хозяина или от родовитости самого гостя. Сейчас во главе стола никто не сидел. Ближе всех к нему располагались незнакомка и сестра эмира. Медресс и Батима сидели ближе к входу, Далила — между падчерицей и незнакомкой, что ее явно раздражало. Или ее так перекосило от сережек?
— Доброго дня и легкой трапезы, — вежливо пробормотала девушка, по очереди оглядывая всех присутствующих.
Незнакомка выглядела эффектно. Синие цвета. Драгоценности. Лицо с тонкими чертами. Темные, выразительные глаза. Она была молода. Моложе Далилы, но старше Батимы. И взгляд… Если бы им можно было убивать… Если бы…
Медресс поднялась со своего места и подвинулась, приглашая Сашу сесть напротив Далилы. Пусть не надеются, что у нее испортиться аппетит. Голод сильнее чужой зависти. И злости. Прибор перед ней появился в мгновение ока, а взгляд заметался между блюдами. Рот наполнился слюной. Тарелку девушка наполнила очень быстро и примерно с такой же скоростью начала уничтожать выбранное. Общая тишина за столом ее не смущала, как и взгляды.
— Кажется, эмир решил попробовать экзотику… Но всем известно, что она быстро надоедает.
Голос у незнакомки оказался низким и хриплым. Таким как раз шептать в темноте любовнику. Саша, не отвлекаясь от поглощения овощей с каким-то пряным соусом, отломила кусочек лепешки и сунула в рот. Оказывается, она ужасно соскучилась по хлебу. Нормальному серому хлебу. Или белому. С горбушкой. И мякишем.
— Но сегодня эмир велел подготовить для него Александру, — мягко откликнулась Батима, — и после трапезы я прослежу за всем в купальне.
Стало еще тише. Теперь явственно слышалось чавканье, с которым Саша поглощала лепешку уже со сладкой начинкой. Пальцы она облизывала, наплевав как на приличия, так и на чужое мнение. Пусть ядом исходят. Она послушает.
— Как эмир вообще мог позариться на такое… — прошипела Далила.
— Вкус эмира безупречен, — тихо, но твердо произнесла беременная, — и не должен быть подвержен пересудам и осуждению. Если он желает видеть в своих покоях землянку, она там будет. А дальше — на все воля его…
Если бы не голод, после таких речей, кусок бы в горло точно не полез. Да и тон… Холодный. Равнодушный. Будто ей уже не до чего нет дела. Почему?
Саша покосилась на соседку. Та почти ничего не ела и сидела, опустив взгляд в тарелку и сложив руки на животе. Напугана? Больна? Или беременность так влияет?
Обед так и закончился. В тишине. Под осуждающе-презрительными взглядами кобр, готовых разорвать ее, стоит только оступиться. А они, каждая из них, сделают все, чтобы она оступилась. Очаровательно.
…Уже позже, после купальни, где ее снова вертели, массировали и смазывали, в свой комнате, Саша спросила Батиму:
— Эта женщина за обедом — наложница эмира?
— Да. Любимая. Ей позволено жить в этом Доме, приказывать рабыням и сопровождать эмира на праздниках.
— Но вчера он не пригласил ее за свой стол.
— Не пригласил. И все видели, что ушел он с тобой. А утром стража сопроводила тебя обратно. Живую. И уставшую. А потом эмир прислал подарки.
— Если эмир от нее откажется, что будет?
— Он может подарить ее кому-то из приближенных. Или отправить в дом к рабыням. Другим наложницам. Из которых он иногда выбирает себе кого-то на ночь. Для нее это будет понижением. И поражением. Еще никогда рабыни, отправленные в тот Дом, обратно не возвращались.
Значит, за свое место она будет держаться до последнего. И ждать стоит, чего угодно.
— Как ее зовут?
— Маналь.
— А сестру эмира?
— Савсан. В честь цветка. Говорят, старый эмир очень любил ее. Баловал. И долго не отдавал замуж.
А теперь ее держат в собственном доме как пленницу. Что-то не похоже, что она хочет здесь оставаться. Вот только, чем это поможет? Вряд ли беременная женщина, даже доведенная до отчаяния, решится что-то сделать против собственного брата. Стоит только надеяться, что ей и не до интриг в целом.
— Что они могут сделать?
На вечер наряд подготовили совсем иной. Тоже зеленый, но более темного оттенка, уже с прозрачной нижней рубашкой и плотным, шелковым жилетом, пуговицы которого украшали драгоценные камни. В дополнение шел гарнитур с
