Голуби заволновались. Попытались забиться в дальние углы, когда он открыл дверцы. Пользы им это не принесло. Джонас переловил всех и свернул им головы. Потом положил по одному под подушки каждого из юношей.
Под одной из подушек он нашел маленький подарок: полоски бумаги и ручку, заполненную чернилами, которой, несомненно, и писались все послания. Ручку он сломал, обломки бросил на пол и растоптал. А полоски бумаги положил в карман – вещь нужная.
Теперь ему не мешало воркование голубей. Он медленно ходил взад-вперед по деревянному полу, склонив голову, прислушиваясь.
4
Когда Ален галопом подскакал к Роланду, тот предпочел не заметить его побледневшего лица и горящих, испуганных глаз.
– Я насчитал тридцать одну лошадь, все с тавром феода, короной и мечом. А ты?
– Мы должны возвращаться, – воскликнул Ален. – Что-то не так. Это дар. Никогда я не ощущал его так ясно.
– Сколько ты насчитал? – вновь спросил Роланд. Иной раз, как в этот, шестое чувство Алена скорее мешало, чем помогало.
– Сорок. Или сорок одну. Не помню. Какая разница? Они угнали тех лошадей, которых мы не должны пересчитывать. Роланд, ты меня не слышал? Мы должны возвращаться! Что-то не так! У нас в доме беда!
Роланд посмотрел на Берта, спокойно считающего лошадей в пятистах ярдах от них. Вновь на Алена, его брови вопросительно изогнулись.
– Берт? Дара у него нет и никогда не было… ты это знаешь. А у меня есть! И это ты тоже знаешь! Роланд, пожалуйста! Тот, кто сейчас в бункере, увидит голубей! Может, даже найдет наши револьверы! – Обычно флегматичный Ален не находил себе места от волнения. – Если не хочешь ехать со мной, отпусти меня одного! Отпусти меня, Роланд, ради блага твоего отца!
– Ради блага твоего отца я тебя не отпускаю, – отрезал Роланд. – Я насчитал тридцать одну лошадь. Ты – сорок. Да, мы запишем сорок. Сорок – хорошее число, не хуже любого другого. А теперь мы с тобой поменяемся местами.
– Что с тобой? – Ален не говорил – шептал. И смотрел на Роланда как на безумца.
– Ничего.
– Ты знал! Знал еще утром, когда мы только уезжали.
– Ну, может, я что-то и видел, – не стал отрицать Роланд. – Может, какой-то блик, но… ты мне веришь, Эл? Я думаю, вот что самое важное. Ты мне веришь или думаешь, что я лишился ума, потеряв сердце? Как думает он? – Роланд мотнул головой в сторону Катберта.
Роланд смотрел на Алена с легкой улыбкой, но глаза оставались безжалостными и затуманенными. Такое с Роландом случалось. В этот момент ему открывалось недоступное другим. Видела ли Сюзан Дельгадо этот взгляд, подумал Ален, и как она его истолковала?
– Я тебе верю. – В тот момент в голове у Алена все смешалось, и он не мог утверждать, правда это или ложь.
– Хорошо. Тогда давай поменяемся местами. Не забудь, по моим подсчетам, здесь тридцать одна лошадь.
– Тридцать одна, – повторил Ален, поднял руки, потом опустил их, хлопнув по бедрам с такой силой, что его обычно спокойный жеребец прижал уши и отпрыгнул в сторону. – Тридцать одна.
– Я думаю, сегодня мы вернемся домой пораньше, раз уж ты так волнуешься.
С тем Роланд и ускакал. Ален проводил его взглядом. Ему всегда хотелось знать, что творится у Роланда в голове, но в тот момент особенно.
5
Скрип. Скрип-скрип.
Джонас уже собирался сдаться, когда нашел то, что искал. Он-то полагал, что без труда отыщет тайник, но молокососы заставили его попотеть, это точно.
Он опустился на колено, лезвием ножа приподнял скрипящую половицу. Под ней оказались три свертка, обмотанные тканью. Влажные на ощупь, пахнущие ружейным маслом. Джонас развернул все, желая посмотреть, какое оружие привезли с собой эти мальчишки. Ничего необычного он не обнаружил. В двух лежали по одному пятизарядному револьверу. В третьем – два шестизарядных, качеством повыше. На какое-то мгновение Джонас даже подумал, что нашел большие револьверы стрелка, со стальным вороненым стволом, рукояткой, отделанной сандаловым деревом, громадной мушкой. Эти револьверы он бы увез с собой, невзирая ни на что. И облегченно выдохнул, увидел обычные стальные рукоятки. Пусть его постигло разочарование, зато прочистились мозги.
Он завернул револьверы и вернул их в тайник. Поставил на место и половицу. Банда городских мальчишек могла забраться в бункер, перевернуть все вверх дном, свернуть шеи голубям, но найти этот тайник? Нет уж. Ни в коем разе.
По-твоему, они поверят, что тут побывали городские мальчишки?
Могут и поверить. Из-за того, что он недооценил их раньше, не стоило переоценивать их теперь. А с другой стороны, не имело значения, поверят они или нет. В любом случае он выведет их из себя. Разозлит до такой степени, что они высунутся из-за Укрепления. Забудут об осторожности… и попадут в смерч.
Собачий хвост Джонас сунул в одну из клеток для голубей, чтобы он высовывался оттуда, как большое перо. Краской намалевал на стенах очаровательные детские слоганы:
ПОСОСИТЕ МОЙ ЧЛЕН
и
УБИРАЙТЕСЬ ДОМОЙ, ГРЕБАНЫЕ БОГАЧИ!
Потом вышел из бункера, постоял на крыльце, дабы убедиться, что на ранчо «Полоса К», кроме него, по-прежнему никого нет. Разумеется, не было. Однако на мгновение-другое ему стало как-то не по себе, он словно почувствовал, что его засекли. Может, с помощью какого-то неведомого ему шестого чувства.
Оно существует, ты это знаешь. Дар, так оно называется.
Да, но обладают им стрелки, артисты и сумасшедшие. А не какие-то молокососы, лорды они или нет.
Однако к лошади Джонас чуть ли не побежал, вскочил на нее и умчался прочь. Развязка близилась, и предстояло еще многое сделать до того, как по небу поплывет полная Демоническая Луна.
6
Хижина Риа, с каменными стенами и поросшей мхом крышей, притулилась у вершины последнего холма Кооса. С нее открывался прекрасный вид на северо-западную равнину: Плохую Траву, пустыню, Скалу Висельников, каньон Молнии… но Шими, когда он осторожно завел старого Капризного во двор Риа, было не до зрелищ. Последние час или два живот его урчал от голода, но тут он обо всем забыл. Место это он ненавидел больше всего на свете, даже больше СИТГО с торчащими вышками и нескончаемым громыханием.
– Сэй? – позвал он. Капи уперся копытами в землю, не желая приближаться к хижине, но подчинился, когда Шими дернул за веревку. О чем Шими даже пожалел. – Мэм? Милая старая леди, которая и мухи не обидит? Вы здесь? Ваш добрый Шими привез вам грэф. – Он улыбался, выставив перед собой свободную руку, всем своим видом показывая, что он абсолютно безвредный, но из хижины не доносилось ни звука. Шими почувствовал, что у него скрутило кишки. На мгновение подумал, что сейчас обделается, чего не случалось с ним с детства. Потом пустил «голубка», и ему полегчало. По крайней мере кишки больше не крутило.
Он двинулся к крыльцу. Каждый шаг давался ему с огромным трудом. Между камнями во дворе торчали пожелтевшие сорняки, словно они вяли и засыхали от прикосновений обитательницы дома. Шими видел, что урожай в огороде – тыквы, морковь, кабачки – так и не собран. Затем заметил пугало. Жуткого мутанта с двумя головами и рукой в женской перчатке, торчащей из груди.
Сэй Торин больше не уговорит меня прийти сюда, подумал Шими. Ни за какие пенни.
Дверь хижины была открыта. Шими она напоминала раззявленную пасть. Из хижины шел неприятный запах гнили.
В пятнадцати шагах от хижины Шими остановился, и тут Капи мордой ткнулся ему в задницу, как бы спрашивая, а что они тут делают. От неожиданности юноша вскрикнул. Крик этот до смерти испугал его самого. Лишь невероятным усилием воли ему удалось заставить себя остаться на месте, не броситься бежать. По-прежнему стоял ясный день, но здесь, на холме, солнце словно и не светило. Не первый раз приходил сюда Шими, холм Риа всегда пугал его, но сегодня что-то изменилось, и в худшую сторону. Душа его словно выворачивалась наизнанку: такое случалось, когда ночью он просыпался от дребезжащего воя червоточины. Словно что-то ужасное надвигалось на него – с безумными глазами и огромными красными когтями.
– С-с-сэй? Есть тут кто-нибудь? Ес…
– Подойди ближе. – Через открытую дверь до него долетел голос. – Встань так, чтобы я могла видеть тебя, идиот.
Сдерживая крик-стон, Шими подчинился. Он уже точно знал, что с холма ему не спуститься. Капризный, возможно, спустится, но не он. Бедному Шими одна дорога: в котел. Отбивная – на сегодняшний обед, бульон – на завтра, копченое мясо – до Нового года. Вот какая его ждала судьба.
На ватных ногах он подошел к крыльцу Риа… если бы его колени соприкасались, они стучали бы, как кастаньеты. Даже голос у Риа изменился.
– С-сэй? Я б-боюсь. Я т-так б-боюсь.
– Так и должно, – заверил его голос, выплывающий на солнечный свет, словно клуб вонючего дыма. – Не важно все это… делай, что я тебе говорю. Подойди ближе, Шими, сын Стенли.
