Схимник скосил на него глаза и увидел в руке Калмыка пистолет, нацеленный ему в голову.
— Дурачок, ты, дурачок, — равнодушно сказал он и отвернулся. Рот Калмыка дернулся.
— Руки, пожалуйста, — вежливо попросил Дрозд. Схимник поднял руки, внимательно оглядывая кабинки, длинное блестящее зеркало над раковинами, сияющие краны, неестественно зеленые плети искусственных лиан на стене, сушилку для рук — даже аккуратные, нежно-розовые брусочки мыла. Дрозд проворно начал его охлопывать, но тут же сказал, удивленно встряхнув испачканной рукой:
— Слушай, чо это у тебя кровь?
— Критические дни, — буркнул Схимник, и Лебанидзе, не сдержавшись, захохотал.
— Да его Витка расцарапала! Она ж бешеная — меня тогда чуть глаза второго не лишила!
— Не, серьезно, — Дрозд резким движением выдернул футболку Схимника из-за пояса слаксов, приподнял, и Калмык присвистнул:
— Ни хрена себе! Кто это тебя?!
— Мужики, вы забыли, зачем мы пришли сюда?! — зло осведомился Схимник. — Может, сначала дадите дело сделать?
— Да ладно, ладно… — пробурчал Дрозд, и Схимник почувствовал, что все трое после увиденного ощутимо расслабились. — А это что? — он запустил пальцы в боковой карман слаксов.
— Ручка, господи! — Схимник оттолкнул его руку. — Ну, если, конечно, опасаешься, можешь забрать.
Дрозд уязвленно мотнул головой и отошел на несколько шагов, а его место занял Калмык и, слегка улыбаясь, чуть толкнул Схимника в спину:
— Ну, давай, пошел! А то из-за тебя что-нибудь интересное пропустим. Миха, видал, как там девки те… с мечами?! Ловко, да?
Лебанидзе что-то пробормотал в знак согласия, хмуро наблюдая, как Калмык и Схимник остановились возле писсуаров. Схимник потянул вниз замок «молнии», но тут же раздраженно покосился вправо, на Калмыка.
— Слушай, ты так и будешь смотреть? Может, еще и подержать поможешь?
— Ох, они стесняются! — насмешливо сказал Калмык, но все же сделал шаг назад. На мгновение руки Схимника исчезли из поля его зрения, и почти сразу же он услышал легкий щелчок. В этот момент Калмык еще двигался в том единственном шаге, его правая нога только-только коснулась пола носком ботинка, не опустившись на него всей подошвой, а Схимник уже повернулся к нему, и Калмык успел увидеть его расширенные глаза, вдруг ставшие из светло-серых темными, почти антрацитовыми, и чью-то нечеловеческую жуткую ухмылку в этой черноте, и успел удивиться, как медленно вдруг потекло его собственное время. Губы Калмыка дернулись, втягивая воздух, и на полувдохе рука Схимника, ладонью вперед, блеснув чем-то, мелькнула у него под подбородком и тут же метнулась вниз, вырвав пистолет из ставших вдруг ватно-податливыми пальцев. Калмык, глядя на него изумленно и даже как-то обиженно, завалился набок и рухнул на пол, подвернув под себя правую руку и стуча зубами, словно в ознобе, а из-под его шеи по белым плиткам с ужасающей стремительностью начала растекаться ярко-алая лужа, гладко сияя под холодным светом ламп.
Дрозд, стоявший возле раковин, успел ошарашенно выругаться и выхватить нож, когда Схимник, ни на мгновение не остановившись, скользнул к нему — легко, словно подхваченный ветром лист. Пистолета в его руках уже не было и Дрозд даже не успел заметить, когда и куда он исчез. Лебанидзе, отскочив от двери, бросился к ним, тяжело стуча ботинками. До раковин было три шага, и когда он сделал первый, Дрозд, чуть отведя в сторону левую руку с растопыренными пальцами, сделал выпад ножом, метя Схимнику под ребра, но тот, пригнувшись и по-волчьи оскалившись, дернулся вправо, слегка развернулся почти неуловимым кошачьим движением и ударил почти одновременно обеими руками — по запястью и в голову, и еще раньше, чем нож звякнул о пол, Дрозд ударился затылком о большое зеркало, потом его мотнуло вниз, и он упал, по пути глухо стукнувшись виском о раковину. Лебанидзе успел увидеть пузырящуюся на его губах пену и торчащую из правой глазницы ручку, нарядно и нелепо поблескивающую золотистым колпачком. Он резко развернулся и, громко взвыв, кинулся к двери, уже мало что соображая, вцепился в ребристую защелку и начал судорожно дергать ее и дверную ручку мгновенно вспотевшими пальцами. Он тряхнул дверь один раз, чуть не выломав ее, жалобно визгнули петли, а потом что-то страшно ударило его в спину, чуть ниже поясницы, отчего Лебанидзе стукнулся о дверь еще раз и качнулся назад, и тотчас его шея оказалась намертво зажата в согнутой руке Схимника, которая тут же дернулась вверх и вправо. Раздался легкий хруст, руки Лебанидзе как-то округло и изящно взметнулись в воздух, точно он собирался опустить их на клавиши невидимого рояля, тут же упали, и он обмяк. Схимник, придерживая, осторожно опустил его на пол, потом настороженно прислушался, но из-за двери по-прежнему летел грохот музыки. Он отвернулся и огляделся, с хищной цепкостью ухватив все детали, потом отошел к раковине, под которой, свернувшись, лежал Дрозд, пристально глядя мертвым выпученным глазом на дверь кабинки. Падая, он свернул кран, и теперь из него с веселым шипением хлестала вода. Схимник снял с указательного пальца перстень, который был теперь повернут ободком наружу, а изящная ацтекская пирамидка ощерилась маленьким, но острейшим треугольным лезвием. Он быстро сполоснул окровавленные руки, вымыл кольцо, потом нажал двумя пальцами на нижний уступ пирамидки, опять раздался едва слышный щелчок, лезвие исчезло, и на его месте теперь снова невинно блестела изумрудная пластинка. Кольцо, отведавшее уже немало крови, вернулось на палец хозяина. Схимник поднял голову и взглянул в зеркало, в собственные глаза, горевшие темным, безумным, голодным огнем хищника, которому досталось слишком мало мяса. Он пошатнулся, опершись ладонью о серебристую поверхность, скрипнул зубами и, глубоко вздохнув, закрыл глаза, потом снова поднял веки. На щеке Схимник заметил две капли крови и вытер их, потом быстро взглянул на часы. Еще немного времени у него было.
Он быстро обыскал всех троих, но оружия больше ни у кого не оказалось. Нож Дрозда он оставил, а пистолет Калмыка, валявшийся в углу, забрал, проверив обойму, потом стащил с себя мокрую от крови футболку, уже начавшую прилипать к телу, скомкал ее, вытер кожу вокруг повязки и бросил футболку в угол. Взглянул на сушилку, и его губы тронула легкая улыбка. Схимник перешагнул через змеистый ручеек крови, но тут же резко обернулся, услышав сквозь шипение воды другой шелестящий звук.
Каким-то чудом из всех троих Калмык был еще жив, хотя крови из него натекло, как из забитой свиньи. Его раскосые глаза подергивались, а губы выпячивались и снова опадали, точно он силился надуть воздушный шарик, издавая тихий и страшный, постепенно затухающий агонизирующий звук:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
