Важно и то, что в дополнение к ускорению американской экономики, которое так удобно пришлось к ожидаемой президентской кампании Джорджа Буша-старшего в 1988 году, Абрамович отметил, что в результате резкого падения цен на нефть
«в ближайшее время пострадает и Советский Союз, так как в большой степени полагается на экспорт нефти для получения твёрдой валюты». {843}
В тоже самое время, когда он организовывал саудовский нефтяной шок наоборот, который воздействовал на поступление твёрдой валюты в СССР, Абрамович также был вовлечён в тайные переговоры о снабжении высоко эффективными ракетами «Стингер» афганских моджахедов, среди которых был и юный саудовец по имени Осама бин Ладен. {844} К своему удовольствию, после завершения своей службы в Государственном департаменте Абрамович стал президентом Фонда Карнеги за международный мир. Именно «Стингерам» приписывают серьёзный удар по советским Военно-воздушным силам в Афганистане.
Вашингтон убедил короля Саудовской Аравии Фадха, вопреки возражениям его министра нефтяной промышленности Йамани, провести «реверсивный нефтяной шок» и затопить застоявшийся мировой нефтяной рынок своей изобильной нефтью. {845} Цена на нефть ОПЕК камнем рухнула вниз, в среднем с уровня около 26 долларов за баррель зимой 1985 года до уровня ниже 10 долларов за баррель к концу весны 1986 года.
Волшебным образом экономисты Уолл-Стрит провозгласили окончательную «победу» над инфляцией, одновременно охотно закрывая глаза на значение нефти в создании инфляции в 1970‑х годах или в её сокращении в 1980‑е годы.
Министр нефти Саудовской Аравии Шейх Заки Йамани, который открыто протестовал против того, что он называл американским нефтяным заговором, выступил в роли удобного козла отпущения за изобретенную в Вашингтоне политику и был отправлен в отставку. Цены на нефть стабилизировались на довольно низком уровне около 15 долларов за баррель к 1987 году, вовремя обеспечив приятный рост экономики США к приближающимся президентским выборам.
Падение цен на нефть в 1986 году вызвало к жизни спекулятивный пузырь, сопоставимый с ситуацией в 1927–1929 годах в США. Процентные ставки снизились ещё более значительно, так как деньги текли, чтобы заниматься «убийствами» на Нью-йоркской фондовой бирже. На Уолл-Стрит стало модным новое финансовое извращение – приобретение за счёт заемных средств.
На фоне снижения денежных расходов и продолжающегося роста акций администрацией Рейгана, которая поощряла религию «свободного рынка», было позволено все, если на этом можно было сделать деньги. Объектом внимания новых корпоративных «рейдеров» или, как из называли на Уолл-Стрит, «мусорщиков», мог стать кто угодно, скажем, промышленная компания со столетней историей, которая управлялась по старинке, производила шины, машины или текстиль.
В результате приобретений на заемные средства становились миллиардерами на бумаге такие красочные персонажи, как Т. Бун Пикенс[40], Майк Милкен или Айвэн Боски[41]. Сиятельными учреждениями, например, Гарвардской школой бизнеса, была провозглашена новая корпоративная философия менеджмента, чтобы хоть как‑то рационализировать это безумие во имя рыночной «эффективности».
За 10 лет почти 1 триллион долларов ушёл в спекулятивное инвестирование в недвижимость, рекордная сумма, почти в два раза превышающая суммы предыдущих лет. Банки, желая защитить свои балансы от проблем в Латинской Америке, помимо выдачи традиционных корпоративных кредитов, впервые начали прямое кредитование в недвижимость.
Ограбление ссудосберегательных банков
Ссудосберегательные банки, созданные в период экономической депрессии как отдельно регулируемые банки, чтобы обеспечивать безопасный источник долгосрочных ипотечных кредитов для семей-покупателей, были «дерегулированы» в начале 1980‑х годов в рамках толчка к «свободному рынку». Им было разрешено «предлагать цену» оптовых депозитов, так называемых «брокерских депозитов», по высокой ставке. Чтобы облегчить этот процесс, в октябре 1982 года администрация Рейгана сняла все регулятивные ограничения, приняв Закон Гарна-Сент-Жермена, который позволил ссудосберегательным банкам вкладывать средства по любой схеме, какую они сочтут нужной, с полной страховкой правительства США в 100 тысяч долларов США в счёт обеспечения рисков на случай неудачи.
Использовав образ Лас-Вегаса, президент Рейган, когда подписывал вступление нового Закона Гарна-Сент-Жермена в силу, с энтузиазмом сообщил аудитории приглашённых банкиров из ссудосберегательной системы:
«Думаю, мы сорвали джекпот».
Этот «джекпот» стал началом краха банковской системы ссуд и сбережений стоимостью в 1,3 триллионов долларов. Прежде чем осела пыль, обанкротилось 747 ссудосберегательных банков, что стоило американским налогоплательщикам более 125 миллиардов долларов.
Новый закон открыл ссудосберегательным банкам широкую дорогу к огульным финансовым злоупотреблениям и диким спекулятивным рискам. Кроме того, он сделал ссудосберегательные банки идеальным инструментом организованной преступности для отмывания миллиардов долларов растущего кокаинового и прочего наркотического бизнеса в 1980‑х годах в Америке. Например, таким образом «засветилась» бывшая фирма Дональда Ригана «Меррил Линч», чей швейцарский офис в Лугано был замешан в отмывании миллиардов наркодолларов героинового бизнеса в так называемом скандале «Пицца Коннекшн».
Дикий и запутанный климат дерегулирования создал атмосферу, в которой нормальные, эффективно работающие сберегательные банки уступали позиции скороспелым банкам, которые ориентировались на сомнительные денежные средства, не задавая лишних вопросов. Банки отмывали средства для проведения тайных операций ЦРУ, а также для тайных операций организованных преступных семей. Сын вице-президента Нил Буш был директором позднее обвиненного правительством в незаконных действиях ссудосберегательного банка «Сильверадо» в Колорадо. У Нила оказалось достаточно чутья, чтобы уйти в «отставку» за неделю до того, как в 1988 году его отец стал кандидатом в президенты от республиканцев. {846} Для того чтобы конкурировать с недавно дерегулированными ссудо-сберегательными и прочими банками, наиболее консервативные во всём финансовом секторе страховые компании в массе своей также приступили в 1980‑х годах к спекуляциям недвижимостью. Но в отличие от банков они никогда не находились под государственным надзором или регулированием (возможно, потому, что в прошлом были весьма консервативны). Не существовало никакого государственного правительственного страхового фонда для защиты держателей полисов страховых компаний, как это было для банков. К 1989 году страховые компании провели сумму примерно в 260 миллиардов долларов по сделкам с недвижимостью в своих учётных книгах, увеличив эту сумму со 100 миллиардов в 1980 году. Но затем рынок недвижимости провалился в наихудшую после 1930‑х годов депрессию и впервые в послевоенной истории вызвал банкротства страховых компаний, поскольку запаниковавшие держатели страховых полисов потребовали назад свои деньги.
Окончательная стоимость фиаско ссудосберегательной системы в 1980‑х годах составила более 160 миллиардов долларов. Некоторые подсчитали, что реальные издержки для экономики достигли 900 миллиардов долларов. В период с 1986‑го по 1991 год число вновь построенных домов упало с 1,8 миллионов до 1 миллиона, самый низкий показатель со времен Второй мировой войны.
Грубая реальность состояла в том, что со времени нефтяных шоков 1970‑х годов финансовые власти Нью-Йорка были настолько поглощены своими интересами, что в Вашингтоне уже не раздавался ни один разумный голос. Задолженность возросла до поразительной суммы. Когда Рейган выиграл выборы в 1980 году, совокупный частный и государственный долг США составлял 3873 миллиардов долларов. К концу десятилетия он достиг 10 триллионов долларов США. Это означало ужасающее увеличение долгового бремени более чем на 6 триллионов за такой короткий срок. {847}
