Эйч провел Клавэйна мимо нескольких дверей, ведущих в большие темные залы, остановился у очередной. Внутрь не вошел.
– Тревожное случилось в этой комнате. С тех пор никто из ученых, работающих с вакуумом, не соглашался туда войти. Говорят, сами стены могут запечатлевать прошлое. Мистер Клавэйн, вы ощущаете неприятное предчувствие, животную инстинктивную тревогу, необъяснимое нежелание переступить этот порог?
– Вы же меня предупредили. Теперь я не могу с уверенностью определить, что именно чувствую.
– Ну, так войдите, – предложил Эйч.
Сочленитель миновал дверной проем и ступил на гладкий пол. Тот был холоден, но не холоднее прочих мест в подвале. Клавэйн выждал, пока глаза приспособятся к сумраку, различат очертания объемистого помещения. Тут и там на потолке, стенах и полу виднелись гнезда, клапаны и крепления, но отсутствовала какая-либо аппаратура или мебель. Зал был пуст и очень чист.
Клавэйн прошел вдоль стен. Не сказать, что пребывание в комнате казалось приятным, но дискомфорт – легкий страх, ощущение чужого присутствия – мог быть результатом самовнушения.
– Что же здесь случилось? – спросил он.
– Авария, затронувшая лишь эксперимент Сухой, – ответил Эйч из-за порога. – Она была ранена, но не критически, и вскоре поправилась.
– Больше в ее группе никто не пострадал?
– Сухая предпочитала работать в одиночестве. Аппаратуру немного повредило, но та отремонтировалась самостоятельно. Сухая оставалась в здравом уме и твердой памяти. Мы думали, она вернется к работе, как только придет в себя.
– И?
– Она задала странный вопрос. Не просто странный, а такой, что у нас волосы дыбом встали.
– И что же это за вопрос? – спросил Клавэйн, подходя к двери.
– Она пожелала узнать, что случилось с другим экспериментатором.
Клавэйн пожал плечами:
– Повреждение нервной системы. Ложная память. Вряд ли это так уж странно.
– Но ее «ложная память» оказалась на удивление подробной, в ней запечатлелись имя и биография. Полина утверждала, что напарника звали Ив. Ив Мерсье. Его наняли в Ржавом Поясе одновременно с нею.
– Но Ива Мерсье не существовало?
– Человек с таким или похожим именем не появлялся в Замке. Никогда. Как я уже говорил, Сухая предпочитала работать в одиночестве.
– Возможно, Сухая ощущала потребность приписать вину за свою неудачу другому, и ее подсознание создало козла отпущения.
– Мы поначалу так и посчитали. Но к чему столь отчаянная попытка снять с себя вину за пустяковый инцидент? Никто не погиб, ущерб невелик. В сущности, мы благодаря этой аварии продвинулись дальше, чем за недели кропотливой работы. Сухую винить было не за что, и она это знала.
– Значит, причина выдумки не в этом. Логика подсознания загадочна. Простого объяснения словам пострадавшей может и не быть.
– Да, мы тоже пришли к такому выводу. Но Сухая упорствовала. Когда выздоровела, ее воспоминания стали четче. Полина описывала мельчайшие детали: как Ив выглядел, чем предпочитал питаться, как шутил. Вспомнила и его прошлое, то, чем он занимался до работы в Замке. И чем сильнее мы пытались убедить ее в вымышленности Мерсье, тем энергичней она настаивала на своем. Вплоть до истерики.
– Значит, умственное расстройство.
– Мистер Клавэйн, все тесты утверждали, что она совершенно здорова. Бред ограничивался «общением» с Мерсье. Во всем прочем Сухая была абсолютно нормальной. И я задумался…
Клавэйн кивнул, показывая Эйчу, что внимательно слушает.
– Мне несложно было поднять архивы Ржавого Пояса – те, что пережили чуму. И я обнаружил: многое из рассказанного Сухой подтверждается с точностью.
– А именно?
– Ив Мерсье существовал.
– Вряд ли это слишком редкие имя и фамилия у демархистов.
– Да. Но был лишь один человек с такими именем и фамилией. И его дата рождения совпала в точности с названной Полиной. Правда, настоящий Мерсье умер много лет назад, вскоре после того, как эпидемия уничтожила Блистающий Пояс.
Клавэйн пожал плечами и сказал:
– Совпадение.
Но прозвучало нетвердо, словно он пытался убедить себя в том, что вызывало серьезные сомнения.
– Возможно, и совпадение. Но видите ли, Мерсье был в то время блестящим студентом, причем специализировался именно на квантовом вакууме. Выживи Мерсье, судьба неизбежно свела бы его со мной.
Клавэйну расхотелось находиться в комнате, и он вышел наружу, в свет синих фонарей.
– То есть вы утверждаете, что Мерсье, каким его видела Сухая, существовал в действительности?
– Именно. И тут возникают две возможности. Первая: Сухая узнала о погибшем когда-то Мерсье и по непонятной причине решила считать его живым. Вторая: Полина говорила правду.
– Второй вариант исключен.
– К сожалению, нет. Думаю, все рассказанное Сухой – истина в буквальном смысле этого слова. Каким-то непостижимым для нас образом для нее Мерсье был жив, работал с ней в лаборатории, где вы только что побывали, и присутствовал при аварии.
– Но Мерсье умер! Вы же сами видели архивы.
– А вдруг нет? Предположим, он пережил эпидемию, занялся общей теорией квантового вакуума, привлек мое внимание и в конце концов стал работать вместе с Сухой над нестабильными состояниями вакуума. В ходе эксперимента с особенно небезопасным состоянием случилась авария. Сухая говорила, что Ив стоял ближе ее к полевому генератору в момент непредвиденного перехода.
– И погиб?
– Более того – погибло самое его существование. – Внимательно глядя на сочленителя, Эйч продолжал по-учительски терпеливо: – Похоже, вся его жизнь, вся его мировая линия отделилась от нашей реальности в тот момент, когда его погубила плавящая чума. Думаю, это самый вероятный момент его разлучения с мировой линией, в которой находимся мы с вами.
– Но с Полиной Сухой он не разлучался.
– Да. Она помнит события альтернативной линии. Должно быть, Полина оказалась слишком близко к точке фазового перехода, и в ее памяти отпечатались события сразу обеих линий. Когда Мерсье был вычеркнут из бытия, она сохранила воспоминания о нем. То есть Полина вовсе не сумасшедшая, и то, о чем она рассказывает, – не галлюцинации. Она всего лишь свидетель несчастного случая, который в нашем понимании лежит за гранью вероятного. Мистер Клавэйн, разве вас не пугает до дрожи сама возможность такого события?
– Но вы же сразу сказали, что эксперименты были опасны.
– Куда опаснее, чем нам представлялось поначалу. Остается лишь догадываться, сколько мировых линий было стерто до того, как появился свидетель этого процесса.
– Если не секрет, что именно исследовалось в тех экспериментах?
– Чрезвычайно интересные свойства квантового вакуума. Я бы сказал, экзотические. Определенные действия позволяют в асимптотическом пределе обнулить инерцию. А по Эйнштейну, нечто, обладающее нулевой инерцией, с необходимостью должно двигаться со скоростью света. Материя должна стать фотонами, иного варианта нет.
– То бишь Мерсье превратился в свет?
– Не совсем. Насколько я понял из бесед с Полиной, реализовать состояние с нулевой инерцией практически невозможно. Оно крайне неустойчиво. По мере приближения к нему резко возрастает вероятность перехода на другую сторону. Сухая говорила, это сродни прорыву через тонкий барьер.
– На другую сторону? – удивился Клавэйн.
– К состоянию с мнимой инертной массой. Мнимость здесь – в чисто математическом смысле, как корень из минус единицы. Думаю, вам ясно, что под этим подразумевается.
– Вы говорите о тахионах? О материи, распространяющейся быстрее света?
– Да, – охотно подтвердил хозяин Замка. – Последний эксперимент Сухой и Мерсье касался перехода от обычной, знакомой нам тардионной материи к тахионному состоянию вещества. Ученые исследовали возможность перемещения быстрее света.
– Но это попросту невозможно, – заметил Клавэйн.
– Полагаю, «невозможно» – не совсем подходящее слово. Личинки, несомненно, знали способ перемещаться быстрее света. В конце концов, это их технология. Но они все равно медленно плыли меж звезд, не используя ее. Одно это должно было нас предостеречь. Перемещаться быстрее света можно, но делать это не слишком разумно. И очень опасно.
Долгое время оба молча стояли на пороге комнаты, где Мерсье стерло из бытия.
– Кто-нибудь пытался повторить эти эксперименты? – спросил Клавэйн.
– После случившегося с Мерсье – нет. Честно говоря, у людей пропало всякое желание возиться с аппаратурой личинок. Мы и так выяснили достаточно. Людей из подвала убрали, теперь сюда почти никто не заходит. А те, кто заходит, временами наблюдают призраков – возможно, остаточные тени тех, кто разделил судьбу Мерсье. Правда, сам я призраков не видел, а растревоженное воображение иногда преподносит сюрпризы.
