В гостинице молодых людей встретили как самых желанных гостей. От роскоши в убранстве холла Анет просто обалдела и впала в легкий ступор, кожей ощущая, что она здесь чужая. Раньше с ней подобного не происходило, может быть потому, что ей еще не приходилось бывать в местах, подобных этому: рассчитанных на элиту, сливки общества, денежных и избалованных, а не простых смертных. Кен-Корионский дворец на Арм-Дамаше был не в счет — тогда Анет плохо соображала, не понимая, где сон, а где явь, поэтому и не чувствовала дискомфорта. А здесь, едва только захлопнулась входная дверь, девушке стало казаться, что она ужасно выглядит: ненакрашенная, непричесанная и умытая последний раз с утра, талой водой из ведра без геля для умывания или, на худой конец, мыла. Тем поганее было сознавать, что Дерри, в отличие от нее, ни капли не комплексует. Хотя штаны на нем были такие же грязные, а на физиономии трехдневная щетина. Ксари, казалось, совершенно не замечал ни окружающих его дорогих вещей, ни угодливости персонала, воспринимая всю суету вокруг собственной персоны как должное. Он сидел, по-хозяйски развалившись на небольшом бархатном диванчике, и лениво попивал кофе из слишком маленькой для мужских рук чашечки. «Только что ноги в дорожных сапогах не водрузил на хрустальную столешницу», — зло подумала Анет, с завистью глядя на чашку. Кофе хотелось неимоверно, но взять в руки это произведение искусства она не могла. В душе жила нехорошая уверенность, что как только эта изящная чашечка окажется в ее корявых руках, то тут же со звоном и дребезгом полетит на мраморный пол. Анет имела одну особенность: если что-то можно уронить и разбить, значит, она обязательно уронит или разобьет. Вот и приходилось сидеть, как дуре, и облизываться, вдыхая манящий запах.
Хорошенькие служанки и более представительные дамы из обслуживающего персонала уже вовсю строили глазки молодому, красивому аристократу, моментально заметив, что его спутница явно робеет и чувствует себя неуютно. Дерри усмехнулся, глядя на Анет, и приподнял одну бровь, как бы спрашивая, что она будет делать в подобной ситуации, бросая девушке очередной вызов. Анет не на шутку разозлилась, и мерзкого ксари от расправы спас только появившийся с ключом управляющий. Он извинился за задержку и попросил уважаемых гостей следовать за ним.
«Ну, вы все завтра у меня попляшете, — мысленно психовала Анет, игнорируя презрительные и одновременно немного завистливые взгляды молодых дам. — Я вам покажу, вертлюги драные, что с девушкой могут сделать деньги. Чужие деньги! И Дерри, каркалу ощипанному, тоже достанется по полное число. Я вычищу его кредитку (или как там у них называется это колечко с драгоценным камушком) подчистую, и пусть он сдохнет от жадности. Завтра вечером все эти пупырчатые лягухи повесятся от зависти, а Дерри вспомнит еще у меня лето и тоже повесится заодно с лягухами, прямо на люстре в холле».
Подогретая такими мыслями и настроенная на боевой лад Анет в номер ворвалась как к себе домой, и со стоном застыла на пороге, признаваясь себе, что если день не задался с самого начала, то нечего даже и мечтать, что он закончится чем-нибудь хорошим. Как здесь можно жить, девушка не представляла. А как здесь жить с Дерри, даже думать не хотела. Если Стикур, заказывавший этот номер, его видел, то он однозначно хотел поиздеваться. Перед Анет простиралось огромное как футбольное поле помещение. Прямо за дверью начинался полукруглый бассейн с подсветкой. Прозрачные, словно ледяные, ступени уходили под воду и где-то на глубине терялись, становясь незаметными. Их можно было различить только благодаря светло-сиреневой подсветке. С двух сторон в бассейн с шипением, пеной и журчанием спускались водопады, служившие стенами для соседних комнат — шикарной ванной и каминного зала. За бассейном была, судя по всему, спальня. Огромная кровать стояла прямо у самой кромки воды. Управляющий нажал какую-то кнопку, и между кроватью и бассейном возникла прозрачная переливающаяся стена из миллиардов золотых и серебряных песчинок. Анет почувствовала, как у нее непроизвольно открывается рот. Подобного она не только раньше не видела, но и представить себе не могла. В номере были и другие помещения или, вернее сказать, зоны. Уютные кресла и гостевые диванчики, гардероб и что-то вроде небольшой библиотеки-кабинета с неизменным камином. И не было ни одной нормальной стены. Перегородками, отделяющими одно помещение от другого, служили либо высокие аквариумы с цветастыми декоративными и не очень рыбками и прочей морской живностью, либо пологи из разноцветной переливающейся пыли, либо вода, каскадами стекающая с потолка в длинные желоба-резервуары на полу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я не смогу здесь жить, — севшим голосом пробормотала Анет, как только управляющий скрылся за дверью.
— Тебе что-то не понравилось, любовь моя? — с издевкой протянул Дерри. Девушка проигнорировала его глупый вопрос и, буркнув себе под нос:
— Мечта только что поженившегося идиота или выскочившей замуж идиотки, — отправилась гулять по апартаментам, благо было где. Сильнее всего хотелось гулять в душ и в бассейн, но рядом с ними стоял Дерри, неимоверно раздражая своим присутствием.
После того, как Анет скрылась где-то между аквариумами и каскадами воды, Дерри наконец-то смог облегченно вздохнуть. Единственной в его болевшей голове была мысль, что он обязательно убьет Стикура, как только увидит. Этот номер для ксари был не меньшей неожиданностью, чем для Анет. Просто Дерри намного лучше умел скрывать свои чувства, а потом, он уже видел гостиничные номера подобного типа и даже несколько раз останавливался в них, выполняя задания синдиката и в тайне ото всех отдыхая с Линой. Но это было давно, так давно, что казалось неправдой, кадрами из совсем иного мира и другой жизни.
— Козел ты, однако, Стикур! И не зря боги послали на твою голову эту огневолосую ведьму Олю, — пробормотал Дерри, стаскивая через голову грязную пропотевшую рубашку и швыряя ее на пол. — На кой ты, герцог, лезешь не в свое дело и пытаешь окончательно изуродовать чужую жизнь? — следом за рубашкой полетели штаны, сапоги и оставшаяся одежда, а Дерри с наслаждением прыгнул в теплую, солоноватую воду бассейна, включив перед тем систему расположенных на дне гейзеров и небольших фонтанов. Он прикрыл от удовольствия глаза, расслабляясь. За такое наслаждение он можно было все простить несносному другу. — Да, Дерри, — буркнул молодой человек себе под нос, — ты готов за хороший бассейн продаться с потрохами. Даром, что вторая ипостась у тебя кошачья и, по идее, воду ты любить не должен.
Анет с радостью обнаружила, что туалет все же догадались разместить за реальной стеной, а не очередной полупрозрачной перегородкой. Там же была небольшая душевая кабина. Конечно, не такая шикарная, как ванная рядом с бассейном, но сейчас Анет была довольна и этим. Длинный день вымотал ее до предела, и даже бассейн, манящий бурлящей водой, после душа потерял львиную долю своей привлекательности. Тем более, в нем все еще зависал Дерри, в общество которого девушка не спешила. Зато огромная кровать буквально притягивала, и Анет, глядя на эту роскошь, поняла, что ей абсолютно все равно, будет она спать в этой кровати одна, или Дерри обнаглеет окончательно и просто из вредности припрется составить компанию.
За неимением ночной сорочки девушка завернулась в длинное полотенце и растянулась на чистых, бледно-голубых простынях, зарываясь носом в пушистое, мягкое одеяло. Постельное белье пахло свежестью, какими-то цветами и приятно холодило кожу. «Несмотря ни на что, счастье все же есть, — блаженно подумала Анет, и буквально отрубилась, провалившись в крепкий, здоровый сон».
Ольга с великим трудом открыла глаза, неимоверным усилием воли заставляя себя проснуться, и то только потому, что спать было жутко неуютно под чьим-то пристальным взглядом. «Господи, зачем же так таращиться?» — подумала девушка, поворачивая голову. Ее худшие опасения подтвердились, рядом сидел Стикур. Вся правая половина его виноватого лица превратилась в сплошной синяк и распухла. У виска все еще оставался подсохший кровоподтек. Герцог сидел, по-турецки скрестив ноги, на шкурах. Его торс, а точнее, область ребер, мало чем отличалась от разукрашенного лица, разве что объемами синяков, ну и немного их цветом. На парня было страшно смотреть, дышал он с явным трудом, морщась от боли, но попыток лечь или уйти не делал, а только смотрел на Олю полными раскаяния глазами.
